Мать-командирша

В конце февраля на экраны страны вышел фильм «Батальонъ». Действие картины разворачивается летом революционного 1917 года, когда Временное правительство для поднятия боевого духа армии решило создать женский батальон смерти. Командиром его стала легендарная Мария Бочкарева

1-й Петроградский женский батальон под своим знаменем с надписью «Первая женская военная команда смерти Марии Бочкаревой». Фото предоставлено М.Золотаревым

Мария Леонтьевна Бочкарева... Время, в которое ей выпало жить, было шальное, бурное, жестокое, страстное. И Мария прожила свои 30 лет в полном соответствии с духом эпохи. Ее судьба – это истинное пособие для любителей истории, желающих познать перипетии начала ХХ века. А еще весьма любопытный и полезный образец для студентов-медиков, специализирующихся на психологических дисциплинах.

Биография Бочкаревой вовсе не архивная тайна из спецхрана. Более того, находясь в 1918-м в США, бывшая командирша первого русского женского батальона смерти надиктовала американскому журналисту Исааку Левину книжку, которую он выпустил годом позже под названием «Яшка». Такая была полковая кличка у Бочкаревой на войне. Позывной, как сказали бы сейчас.

Правда, воспринимать этот текст надо осторожно. Бочкарева весьма вольно относилась к фактам собственной биографии. Такой пример: на одних страни-цах она утверждает, что писать научилась уже в окопах Первой мировой, тогда как к чтению ее приобщил гражданский муж Яков Бук. Позже Мария Леонтьевна рассказывает о неделях, проведенных в лазарете на стыке 1915–1916 годов. Будучи в дозоре, она отморозила ногу, и дело едва не дошло до ампутации. Так вот, на лечении ей довелось ближе познакомиться с поручиком Бобровым и его женой. «Оба они помогли мне научиться писать и читать», – вспоминала Бочкарева. И таких взаимоисключающих заявлений в тексте, подготовленном Левиным, в достатке.

ИСТОРИЯ МАШИ ФРОЛКОВОЙ

Мария родилась в Новгородской губернии в 1889 году. Третий ребенок в семье бедного крестьянина Леонтия Семеновича Фролкова – человека хоть и дослужившегося до унтер-офицерского чина и получившего медали за последнюю Русско-турецкую войну, однако жизнью не балованного и к тому же сильно пьющего.

Сильно пьющие мужчины – это, по признанию самой Бочкаревой, рок, преследовавший ее всю жизнь до того, как она попала в армию. Этим грехом страдали оба ее мужа: официальный – Афанасий Сергеевич Бочкарев и «по гражданскому согласию» – тот самый Яков. Он же Янкель Гершевич Бук. Не миновала чаша сия и саму Марию Леонтьевну после ее возвращения из вояжа в США и Великобританию. Оказавшись в Архангельске, где базировалась Северная армия белых, кавалерша потерялась в чехарде событий и начала искать ответы с помощью водки...

Когда Марусе исполнилось шесть лет, родители приняли решение бросить неблагодарную полоску земли на скупой Новгородчине и переселиться в манящую богатствами Сибирь. Осели в Томской губернии, в селе Ксеньевке. Впрочем, Бочкарева называла село Кусково, но из документов следует, что все-таки Ксеньевка. Однако и в сибирском краю у семьи Фролковых не заладилось. Через два года девочку отправили «в люди» – самостоятельно зарабатывать на хлеб насущный. Судя по воспоминаниям Бочкаревой, этот период, протянувшийся вплоть до замужества, светлых дней почти не содержал. Менялись хозяева, а тяжелая работа – полунищенская жизнь в няньках и поденщицах вперемежку с обманами, издевательствами и побоями – оставалась неизменной.

М.Л. Бочкарева (1889–1920) – героиня Первой мировой войны, командир и создатель первого женского батальон. Фото предоставлено М. Золотаревым

«Луч света в темном царстве» мелькнул во время Русско-японской войны. Томск заполонили офицеры, и среди них оказался поручик Василий Лазов. Сколько я ни искал следов этого поручика – ничего не вышло. Но ведь вполне могло так случиться, что неграмотная тогда Маруся, воспринимавшая все только на слух, могла и ошибиться. Почему не «Глазов»? Или не «Лазо»?

Похоже, поручик был единственным близким мужчиной в жизни Бочкаревой, который не пил и не пускал в ход кулаки. Едва по долгу службы он покинул Томск, а заодно и Марию, светлые дни закончились. 22 января 1906 года (по старому стилю), если судить по записям в метрической книге Вознесенской церкви Томска, девушка венчалась с 23-летним Афанасием Бочкаревым, православным и безработным. От чего Мария бежала, согласившись на скорый брак, к тому и пришла: муж относился к ней так же, как отец, – без всякой жалости.

БОЧКАРЕВА, ПОЛУЧИВШАЯ МЛАДШИЙ ОФИЦЕРСКИЙ ЧИН ПРАПОРЩИКА, приступила к созданию батальона в конце мая 1917 года в Петрограде. На газетные объявления откликнулось более 2 тыс. женщин и девушек

На войне многие однополчане удивлялись силе, выносливости и терпеливости солдата Бочкаревой. Все эти качества закладывались в нее жизнью сызмальства. В 16–17 лет она наравне с мужем работала грузчиком в речном порту, укладывала асфальт на городских улицах, заливала бетон в опалубку строящихся домов…

Видимо, дух здорового авантюризма жил в Марии с рождения. А может быть, молодой женщине попросту хотелось избавиться от монотонности существования? Ее решения – из крайности в крайность. От попытки зарубить топором Афанасия – до также неудавшейся попытки утопиться в Оби. А между ними – мечта о побеге в собственную, никем не контролируемую жизнь.

ПОБЕГ

И она – убежала! К сестре в Иркутск. Спрашивается, с чем еще к 20 годам не столкнулась эта женщина, если перебирать несчастья из «списка Достоевского»? С буднями Сонечки Мармеладовой? Явилось и это испытание. Однако из иркутской «ямы» Мария сбежала в первый же вечер. А на следующий день познакомилась с Яковом.

Похоже, несмотря на трудную и бедную жизнь, Бочкарева до конца дней своих оставалась довольно наивным человеком, сохранившим веру в светлое начало каждого. Яша, отсидевший год в иркутской тюрьме за вооруженный грабеж, водивший дружбу с местным криминалом и с китайскими бандитами-хунхузами, пожелал предстать в глазах любимой романтиком, случайно оказавшимся на большой дороге. И та с радостью приняла эту версию.

Три года Мария и Яков жили тихо-мирно. Доход получали с собственной мясной лавки, и женщина за это время полностью освоила профессию мясника на бойне. Неудивительно, что на войне ей не понадобился период адаптации к большой крови. Бочкарева без всякого надрыва и сентиментального налета описывала первого германца, взятого ею на штык.

Стрижка новобранцев женского батальона. Фото предоставлено М. Золотаревым

А в 1912-м Якова арестовали за сокрытие бежавшего каторжанина. Постановлением иркутского генерал-губернатора от 18 августа 1912 года Бука выслали «под гласный надзор полиции в Якутскую область на все время действия в Забайкальской области военного положения». Но и там Янкель не успокоился, был замечен в серьезных проступках, и его дорога лежала бы еще дальше – к вечным снегам Колымы.

Это была проверка на искренность чувств, и Мария ее выдержала: не только добровольно отправилась вместе с мужем по этапу, но и согласилась на все в самом Якутске, лишь бы местный губернатор Иван Крафт не отправил любимого на берег Охотского моря.

И в пересыльном остроге Александровска, и в Якутске, и в крохотной, затерянной в тундре деревеньке Амге, куда Бук угодил после намерения лишить губернатора жизни, – всюду Марии хватало приключений. Вернее, злоключений. Невольное близкое знакомство с уголовной средой, в том числе с кандальниками. Домогательства. Тюремные условия быта. Недвусмысленный интерес губернатора в Якутске. Агрессивная ревность мужа, приведшая к двум попыткам убийства Марии. Склянка с уксусной кислотой, выпитая в отчаянии, и чудом спасенная врачами жизнь. Безденежье, побои и безнадега.

ПИСЬМО ИМПЕРАТОРУ

Когда началась война, Бочкарева приняла решение оставить мужа в ссылке, а самой вернуться в Томск. Судя по всему, оформившегося желания вступить в армию еще не было, но подсознательно она стремилась туда, где происходит что-то важное и большое. Отталкиваясь от воспоминаний будущего солдата, можно предположить, что желание оказаться в действующей армии пришло во время 200-верстного пешего перехода из Амги в Якутск. Оставаясь верной собственной наивности, Мария придумала план: пойти на фронт, совершить подвиг и в награду испросить у государя помилование Якову…

Даже в далекой от мест сражений Сибири ощущалось пресловутое дыхание войны: всюду шумные рекруты, скрипящие портупеями офицеры, грохочущие копытами в теплушках лошади, суетливые господа по интендантской части, крикливые мальчишки-газетчики, точно живые лозунги. Бочкарева добиралась до Томска два месяца. Три дня отдыха у матери – и добровольная явка к командиру дислоцированного в городе 24-го резервного батальона с требованием зачислить вольноопределяющимся. После официального отказа получила шуточный совет: написать самому императору, авось дозволит. И шутка удалась!

Первый женский батальон смерти на построении. 1917 год. Фото предоставлено М. Золотаревым

Вскоре нарочный вручил Бочкаревой телеграмму из Петрограда, содержащую всемилостивейшее разрешение. Через два месяца после зачисления в штат учебной команды Мария вместе с 5-м резервным полком отправилась на фронт. Резервисты прибыли под Молодечно и влились в состав 28-го пехотного Полоцкого полка 7-й пехотной дивизии V армейского корпуса 2-й армии Северо-Западного фронта.

Довольно трудно подсчитать, сколько, так сказать, «чистого времени» провела Яшка на передовой. Но вполне достаточно, чтобы четырежды угодить в лазарет с тремя ранениями и обморожением, получить солдатский Георгиевский крест IV степени, две Георгиевские медали, медаль «За усердие», быть представленной к кресту III степени и превратиться из рядового в старшего унтерофицера. Опять-таки интересно, что, рассказывая американскому журналисту о представлении к первой награде, Бочкарева перепутала офицерский орден Святого Георгия и солдатский Георгиевский крест. Можно возразить: ошибиться при записи мог и американец мистер Левин. Но вот незадача, этот самый мистер – эмигрант, родом из России. А был ли в России хоть один грамотный человек, не знавший разницы?

ГЕОРГИЕВСКИЙ КАВАЛЕР

Что касается наград, то довольно часто Марию Леонтьевну называют первой женщиной – кавалером полного Георгиевского банта. Внесем ясность: полный бант – это четыре креста и четыре медали. Был еще термин – «полный бант Георгиевского креста», когда речь шла о награжденных четырьмя Георгиевскими крестами. А путаница с Бочкаревой возникла по непонятной причине. На фотографиях 1918 года отчетливо видно, что у нее на груди два креста и две Георгиевские медали.

ТРУДНО ПОДСЧИТАТЬ, СКОЛЬКО «ЧИСТОГО ВРЕМЕНИ» ПРОВЕЛА ЯШКА НА ПЕРЕДОВОЙ. Но вполне достаточно, чтобы четырежды угодить в лазарет, получить солдатский Георгиевский крест IV степени, две Георгиевские медали, медаль «За усердие», быть представленной к кресту III степени и превратиться из рядового в старшего унтер-офицера

Воевала Мария Леонтьевна знатно. Это факт! Под стать тому полку, в котором оказалась. Полоцкий пехотный – это Георгиевское знамя за Русско-турецкую войну 1828–1829 годов, серебряные трубы с надписями «За усмирение Венгрии в 1849 году» и знаки на головные уборы «За Севастополь». В истории полка навечно остался подвиг Яшки, когда она ночью вытащила с поля боя 50 раненых солдат своей роты. Можно лишь добавить, что тогда Бочкарева попала под огонь первый раз в жизни. А спустя сутки во время ночной атаки она получила первое ранение – в ногу. Вот выписки из приказов только за 1916 год: 5 марта – «неустанно оказывала помощь раненым под сильным огнем противника, подавала нижним чинам пример доблести и беззаветного исполнения долга, увлекая их вперед в опасной обстановке»; 18 марта – «вынесла из сферы губительного огня тяжело раненного офицера»; 24 июня – «находясь в передовой цепи под сильным огнем, самоотверженно исполняла обязанности ротного фельдшера».

Торжествен­ные проводы на фронт первого женского батальона 21 июня 1917 года. Петроград, Исаакиевская площадь. Фото предоставлено М. Золотаревым

В том же 1916-м Бочкарева получила последнее ранение. На этот раз – самое тяжелое: осколком ей раздробило бедро. Из лазарета, где она заново училась ходить, Мария вышла лишь через четыре месяца. Ситуация на фронте изменилась радикально. После Февральского переворота воевать толком не воевали. Пресловутый Приказ №1, изданный Петросоветом в марте 1917 года, уничтожал армию похлеще немцев, внимательно наблюдавших за процессом разложения в русских окопах.

Как вернуть боевой дух и дисциплину фронтовым частям? Об этом размышляли генералы Брусилов, Корнилов, политики Гучков, Керенский, Родзянко. Последний, оказавшись в командировке на Западном фронте, пожелал встретиться с Бочкаревой, уже широко известной в России. К этому времени решение о создании добровольческих батальонов смерти уже обсуждалось вовсю, в том числе и на самом высоком уровне. Но если будут мужские батальоны, то почему не может быть женских, рассудила Яшка и поделилась мыслью с председателем Временного комитета Государственной Думы. Тот снарядил ее в Петроград на выступление в Таврическом дворце перед делегатами Петросовета. Затем был доклад Временному правительству, на котором идея была всячески поддержана Александром Керенским. Наконец, Бочкареву доставили в ставку к главковерху Алексею Брусилову. И тот благословил.

КОМАНДА СМЕРТИ

Бочкарева, получившая младший офицерский чин прапорщика, приступила к созданию батальона в конце мая 1917 года в Петрограде. На газетные объявления откликнулось более 2 тыс. женщин и девушек из самых разных сословий и самого разного возраста: от 16 до 35. Записали даже одну 40-летнюю, хотя это и нарушало установленный самой же Марией ценз. Также отсеивали больных, неграмотных и беременных.

Занятия с новобранцами Яшка вела лихо, по 15 часов день. И с мордобоем. Так что вскоре множество доброволиц отсеялось. Выдержало обучение не более 300 дам. 21 июня на Исаакиевской площади состоялось торжественное построение, батальону, а правильнее, 1-й женской военной команде смерти выдали боевое знамя то ли белого, то ли бледно-желтого цвета, и часть отправилась на фронт, под город Молодечно. Тот самый, с которого и начинался боевой путь прапорщика Бочкаревой.

Боец женского батальона смерти на посту. Петроград. 1917 год. Фото предоставлено М. Золотаревым

Что до прапорщика, то и с офицерским чином Марии Леонтьевны имеется нюанс. Батальон – это достаточно серьезная тактическая единица, численный состав которой в русской армии достигал 1–1,2 тыс. человек. Командиром батальона, соответственно, мог быть офицер в чине не ниже капитана. Но уж никак не прапорщик, чей потолок – взвод. Попытка все списать на революционное время, когда солдатские комитеты изгоняли из дивизий генералов и ставили на их место тех же самых прапорщиков, в данном конкретном случае ничего не дает. Бочкарева жестко пресекала любую политическую агитацию среди подчиненных, и ни о каких избранных командирах речи быть не могло. Ссылка на то, что ее команда по численности далеко не батальон, тоже не годится. Да, не батальон. Но и не взвод, а вполне себе на усиленную роту тянула. А это – штабс-капитанская должность.

Вроде бы мелочи. Какая разница, сколько звездочек на погонах? И каких? Были бы у командира талант и характер. Так, да не так. 300 штыков – это большая масса людей. Ей надо уметь управлять в бою. Навык нужен. Иначе – бессмысленные жертвы. Бочкарева не могла не понимать этой армейской арифметики. Напрашивается очевидный вывод: задачу всерьез воевать ее «батальону» никто ставить не собирался. Требовалась демонстрация. Родзянко и Керенскому – в тылу, на тему «Народ за войну до победного конца». Генералам – на фронте, сугубо морального свойства из серии «Мужчины, вам не стыдно?».

БАТАЛЬОН ПРОСИТ ОГНЯ

Выдвижение команды Бочкаревой на фронт с этой точки зрения стало весьма кстати. Вот-вот должно было начаться масштабное наступление. Материальное и численное преимущество над германцами – колоссальное. «Никогда еще обстановка не сулила столь блестящих перспектив», – писал командующий Западным фронтом Антон Деникин. Вот только воевать русский солдат не хотел. И, исчерпав аргументацию, начальники надеялись, что женщины на передовой одним своим появлением устыдят окопников, вернут им чувство собственного достоинства. Сильно сомневался в эффективности метода лишь один большой генерал – только что смещенный с должности главковерха Михаил Алексеев.

Он-то и оказался прав. Стриженых девушек прикомандировали к 1-му Сибирскому стрелковому корпусу, точнее, к 525-му пехотному Кюрюк-Даринскому полку. Им предстояло после трехдневной артподготовки атаковать у белорусского местечка Крево в направлении на Вильно. Пушкари отстрелялись замечательно, сровняли с землей первую линию обороны немцев, сильно повредили вторую. Вроде бы иди и возьми. Брать пошли 200 доброволиц и 75 офицеров. Лишь глядя на эту жиденькую цепочку, следом поднялись солдаты. В окопах второй линии немцев не обнаружилось, зато стояли ящики со шнапсом. И атака захлебнулась. Мужская часть полка идти дальше никоим образом не хотела.

Наступление на Вильно провалили не 200 девушек. Его провалили 60 тыс. солдат трех корпусов морально уничтоженной русской армии. Ход, разработанный Бочкаревой, никуда не привел. А что сами доброволицы? Данные разнятся. Причем полярно.

Мария Скрыдлова – адъютант батальона Марии Бочкаревой, дочь адмирала Николая Скрыдлова. Фото предоставлено М. Золотаревым

Сама Бочкарева утверждала, что была выбита чуть ли не половина батальона. Офицеры полка сообщали: «Женский батальон расположился на правом фланге вместе с 1-м батальоном. Утром 9 июля полк вышел на опушку Новоспасского леса и попал под артобстрел. В течение двух дней он отразил 14 атак противника и, несмотря на сильный пулеметный огонь, несколько раз переходил в контратаки. Женский батальон вел себя в бою геройски, все время в передовой линии, неся службу наравне с солдатами. Его потери в боях 9–10 июля составили: 2 убитых, 33 раненых и контуженных, из них 5 тяжело, 2 пропали без вести».

Произведенная за храбрость сначала в подпоручики, затем и в поручики, Мария вплоть до Октябрьского переворота находилась в Петрограде. Но ни она, ни ее батальон отношения к защите Зимнего дворца от Красной гвардии не имели

А Антон Деникин писал: «Что сказать про «женскую рать»? <...> Женский батальон, приданный одному из корпусов, доблестно пошел в атаку, не поддержанный «русскими богатырями». И когда разразился кромешный ад неприятельского артиллерийского огня, бедные женщины, забыв технику рассыпного строя, сжались в кучку – беспомощные, одинокие на своем участке поля, взрыхленного немецкими бомбами. Понесли потери. А «богатыри» частью вернулись обратно, частью совсем не выходили из окопов». Кому верить?

КОРОЛЕВСКИЙ ПРИЕМ

В том бою Бочкарева получила контузию и вернулась в Петроград. Более ее батальон не воевал. Да и остальные, сформированные в нескольких городах, до боевых действий допущены не были. Произведенная за храбрость сначала в подпоручики, затем и в поручики, Мария вплоть до Октябрьского переворота находилась в Петрограде. Но ни она, ни ее батальон отношения к защите Зимнего дворца от Красной гвардии не имели. Этим занимались те девушки, что летом отсеялись из команды Бочкаревой и создали свой батальон. Занимались, надо признать, недолго и неумело.

Полевая кухня женского батальона. 1917 год. Фото предоставлено М. Золотаревым

А Бочкарева, отвергнув предложения Ленина и Троцкого поучаствовать в строительстве новой власти (как уверяла сама героиня), уже в 1918 году отправилась по просьбе генерала Корнилова к бывшим союзникам Российской империи – британцам и американцам. Задача – добиться помощи для Добровольческой армии. Миссия оказалась невыполнима. Несмотря на встречу с президентом США Вудро Вильсоном и прием у английского короля Георга V. Несмотря на то, что ее книжкой «Яшка» зачитывались британский премьер Черчилль и французский президент Пуанкаре.

Отказ потрудиться на власть Советов не забыли. Уставшая и разочарованная, Мария Леонтьевна вернулась домой в Томск. Когда город взяли красные, добровольно явилась в комендатуру, сдала оружие и предложила сотрудничество. Но в ней никоим образом не нуждались. Припомнили недавнюю встречу с адмиралом Александром Колчаком и попытку создания санитарного батальона для войск Верховного правителя России. Прибывший по случаю из Москвы знатный чекист Иван Павлуновский приговорил: расстрелять. И расстреляли. 16 мая 1920 года.