Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Кремлевский митинг

№53 май 2019

30 лет назад, 25 мая 1989 года, начал работу Первый съезд народных депутатов СССР – самый демократический орган власти за всю советскую историю нашей страны

Общественный интерес к Первому съезду народных депутатов был беспрецедентным. Без преувеличения, съезд перевернул сознание десятков миллионов человек, безотрывно следивших за его работой на протяжении целых двух недель – с 25 мая по 9 июня. Многим казалось, что сама История творится буквально на их глазах…

Ожидание исторического перелома возникло задолго до съезда – с начала весны, когда шли выборы депутатов. Это было первое со времен выборов в Учредительное собрание в 1917 году свободное волеизъявление граждан в нашей стране. Избирательная кампания была необычной. В регионах развернулась отчаянная борьба за депутатские мандаты. Сколько же вспыхнуло ярких, одаренных, неординарных личностей! Уже только поэтому жаль, что столь блестящий интеллектуальный потенциал работал такой краткий период – меньше двух лет – и, если быть честным, почти не оставил после себя следа.

«Я условно поддерживаю Горбачева…»

Подготовку к съезду вел ЦК КПСС, его Общий отдел. И скроили аппаратчики сценарий по проверенным лекалам: за образец взяли съезды партии. Технология этого пафосного мероприятия была отработана десятилетиями: рассадить делегатов в зале Кремлевского дворца съездов по географическому принципу, составить список тех, кто займет места в президиуме, определить круг и порядок выступающих. Единственное – и значительное! – новшество на Первом съезде народных депутатов состояло в том, что члены Политбюро не прошли, как обычно на партсъездах, сразу в президиум, а сели справа в амфитеатр.

Никогда еще Кремлевский дворец съездов не видел такого разгула демократии и гласности, как в мае 1989 года (Олег Иванов/ТАСС)

После того как закончил свое затянутое, унылое выступление председатель Центральной избирательной комиссии Владимир Орлов, на трибуну поднялся Нурсултан Назарбаев, председатель Совета министров Казахской ССР. Он зачитал повестку дня съезда: избрание мандатной комиссии, председателя Верховного Совета, самого Верховного Совета, Комитета конституционного надзора. Далее – доклад генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева и доклад главы правительства Николая Рыжкова, утверждение председателя Совета министров СССР. То есть как бы само собой разумелось, что Горбачев будет опять избран председателем Верховного Совета – потому ему и выступать с докладом. А Рыжков – возглавит правительство.

Вот тут-то и началось! Сценарий был резко сломан. На трибуну поднялся академик Андрей Сахаров: «Я условно поддерживаю Горбачева…» – и привел причины, почему условно. И предложил: сначала обсуждение кандидатур, а уж потом выборы.

Андрей Дмитриевич в своем выступлении обозначил техническую проблему: получается, что депутаты сперва изберут председателя Верховного Совета, а вслед за тем он выступит с отчетом. То есть альтернативы Горбачеву нет. А вдруг появится? Вдруг кого другого изберут? Понятно, что на данный момент кандидатура реальная одна – Горбачев, но теоретически не исключается вариант, что ее могут провалить. И тогда что, некий Икс будет зачитывать доклад?

После Сахарова на трибуне – профессор МГУ экономист Гавриил Попов: поддержал Сахарова. Потом инженер Юрий Болдырев… Потом историк Сергей Станкевич… Потом кардиохирург Евгений Мешалкин… Потом еще депутат и еще… Сценарий смят напором непрошеных ораторов.

Горбачев долго крепился. Но не выдержал, стал повышать голос: «Не волнуйтесь, я знаю, что нужно делать!.. Начинаются спекуляции на правовой норме… Кого-то не устраивает моя, что ли, недемократичность?.. Наверное, председательствующего хотят свергнуть…»

Мало кто в зале строил планы свергнуть председательствующего Горбачева – его авторитет тогда был на уверенном уровне, соперников и близко рядом не рассмотришь. А по поводу «спекуляций на правовой норме»… Сам же Михаил Сергеевич и привел общество к 1989 году к открытости, к свободе высказываний. И Первый съезд это подтвердил со всей очевидностью.

В перерыве к Сахарову подошел член Политбюро, «прораб перестройки» Александр Яковлев. Одобрил выступление: «Вы хорошо сказали. Но сейчас главное – помочь Михаилу Сергеевичу. Он принял на себя огромную ответственность, и ему по-человечески трудно. Практически он один поворачивает всю страну». У Сахарова – свой взгляд на перемены, и академик ответил: «Я знаю, что альтернативы Горбачеву нет. Но отношение к нему людей в последнее время перестало быть однозначным. Поддержка слабеет, растет разочарование в нем». «Вы глубоко ошибаетесь», – сказал Яковлев. И на этом разговор закончился.

Генсек считает голоса

В первые же часы работы съезда стало ясно: организаторы плохо подготовились к гигантскому мероприятию. Полагали, что все потечет как на партийном съезде – размеренно, упорядоченно, по расписанию. А здесь на трибуну рвались без приглашения. Здесь выкрики с мест. Здесь шум. Здесь неподчинение. Здесь противостояние.

А еще – надо считать голоса! На партийном съезде все голосования проходили единогласно – так демонстрировали сплоченность. А на съезде народных депутатов нашлись те, кто против и кто воздержался. Их надо как-то сосчитать. Комичная ситуация в первый же день работы. Болдырев выступил с предложением «организовать фиксированное голосование по всем вопросам, чтобы избиратели знали, за что выступает их депутат». Далее – в стенограмме: «Горбачев М.С. Я думаю, что это предложение – одна из попыток втянуть нас в то, во что не должен втягиваться съезд. (Аплодисменты.)».

Новым явлением в политической жизни страны стали депутатские запросы из зала (Валерий Христофоров/ТАСС)

Непонятно. Депутат выдвинул разумное и необходимое предложение. Чисто технический момент. И нет даже намека на то, чтобы втянуть во что-то съезд. Однако вернемся к стенограмме, Горбачев продолжал. «Но поскольку поступило такое предложение, то я должен так или иначе определиться с этим. Итак, первое предложение, которое внесено в президиум. Кто за этот механизм голосования, прошу поднять удостоверения. Прошу опустить. Против? Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать… – и так далее, пока не досчитал до тридцати одного. – Тридцать один депутат против. Воздержавшиеся? Раз, два, три… Двадцать человек воздержались. Решен вопрос».

Запомнилась забавная картинка: Горбачев из президиума высматривает в зале алые удостоверения, тычет пальцем, считает. Смешно. Потом все-таки выбрали счетчиков: не дело же председательствующего считать голоса. Они ходили между рядами и фиксировали, кто за, против, воздержался. Но это страшно неудобно. А если счетчик ошибется? А если ошибется намеренно? На первых порах просчитаться на десяток-другой голосов, даже на сотню особого значения не имело. Потому что перевес при голосовании по любому вопросу был существенный. А если бы перевес решали несколько голосов?

Кроме того, не было предусмотрено, что группам, объединениям депутатов требуются помещения. Хорошо помню картину: в углу Дворца съездов литовские депутаты. Что-то горячо обсуждают. Им было что обсудить: они настаивали на предании гласности пакта Молотова – Риббентропа, но комнаты, где они могли бы выработать тактику действий, для них не нашлось. Та же проблема с помещением у аграриев, у демократов первой волны – членов Межрегиональной депутатской группы, первой после долгих десятилетий легальной советской оппозиции, оформившейся на этом съезде…

«У нас будет другая страна…»

В книге «Жизнь и реформы» Горбачев написал: «Оппозиция устами своего лидера Сахарова потребовала сменить порядок обсуждения названных в повестке дня вопросов…»

Михаил Горбачев симпатизировал молодому народному депутату СССР
Сергею Станкевичу (на фото слева) – тот, впрочем, больше тяготел к набиравшему политический вес Борису Ельцину (РИА Новости
)

Это фантазия. Сахаров не мог быть чьими-то устами, он всегда говорил от своего и только от своего имени. И лидером оппозиции Сахаров не был. Потому что оппозиция к открытию съезда не сложилась. Существовали депутаты, которые не желали быть в общем строю. Собирались они в Доме политпросвещения на Цветном бульваре, обсуждали, что и как будет на съезде. Я бывал на тех собраниях, познакомился со многими из депутатов, позже мы поддерживали отношения. Встречал там Сахарова, Бориса Ельцина, многих из тех, чьи выступления на съезде потом привлекли внимание. Хорошо запомнил Эллу Памфилову – она скромно сидела в задних рядах. Поначалу она мне представлялась послушной функционеркой (попала в депутаты по профсоюзному списку), но поговорил с ней – выявилась думающая, небанальная натура, настроение явно оппозиционное. В последнем ряду сидел Александр Коржаков, верный телохранитель Ельцина.

Собрания в Доме политпросвещения оставляли воодушевляющее впечатление. Казалось, что наконец-то зарождается здравая оппозиция. Никакого ложного оптимизма, надутой деловитости. Люди разные, в расцвете творческих сил, способные мыслить, действовать, вести за собой. Лица думающие, глаза живые. Все трезво настроенные на то, чтобы, как ни легла бы карта, сделать максимум из того, что возможно.

Там-то, в Доме политпросвещения, и сформировалась Межрегиональная депутатская группа – приблизительно 200 человек.

Многим из них взгляды Сахарова казались слишком радикальными, поэтому при выборах пяти сопредседателей группы он получил наименьшее число голосов – 69 (для сравнения, Ельцин – 144). Главным в этой группе стал не Сахаров и даже не Ельцин, а Гавриил Попов (сам он позже признался: «Сахаров и Ельцин были совершенно несовместимыми людьми»). Именно Попов был мотором нарождающейся оппозиции – и ее основным идеологом, и ее организатором. Но демократы при всей особости своей позиции, которая обозначилась твердо, были разобщены. Тянулись друг к другу, однако каждый считал себя независимым. Независимым даже от того, кто близок по духу.

«Я думаю, большую роль сыграло предложение Сахарова, – вспоминал Попов. – Когда обнаружилось, что общих идей и программ у членов оппозиции нет, он предложил самую плодотворную идею. Не искать то, что нас позитивно объединяет. На это годы уходят. <…> Выделить только то, что нас объединяет в отрицании. Все мы против власти КПСС. Вот такую объединительную идею мы и выдвинули. Нет – 6-й статье Конституции. На этой базе объединили всех: монархистов, анархистов, левых коммунистов, социал-демократов…»

Была выработана тактика: представлять съезду краткие основополагающие акты, а в случае (после) их отклонения апеллировать к народу за прямой поддержкой. Сахаров предлагал действовать просто: «Неизвестно, сколько вся эта оттепель продлится. Нужно под любым предлогом выходить к микрофону и говорить правду. Если мы сможем делать это хотя бы несколько дней, у нас будет другая страна…»

Они выходили, говорили. И страна действительно стала другой, но совсем не такой, о которой грезил Сахаров.

Куда гнать лошадей?

Всем запомнилась фотография: Сахаров потрясает руками на трибуне Первого съезда народных депутатов. И типичный комментарий: «Один против большинства». Академик представлялся титаном, противостоящим репрессивной машине. В президиуме за спиной Андрея Дмитриевича – Горбачев. Со снисходительной улыбкой смотрит на него. Сахаров явно надоел Горбачеву. Но он охотно давал ему слово, вряд ли вдумываясь в то, что тот говорил.

Выдающийся советский физик, еще в недавнем прошлом опальный академик Андрей Сахаров быстро нашел общий язык с советским экономистом, профессором МГУ Гавриилом Поповым (на фото справа) (Валерий Христофоров/ТАСС)

Из дня сегодняшнего видно: какого-то особого смысла в том, что декларировал Андрей Дмитриевич с трибуны, не просматривается. Перечитываешь стенограмму съезда, выступления академика – банально, пафосно, назидательно. Тогда-то мы были очарованы этой фигурой, думали, что слышим откровения, а теперь кажется: в общем-то пустота, мыльный пузырь.

Через неделю после начала съезда Сахаров вызвал Горбачева на откровенный разговор. Встреча состоялась. Академик попытался объяснить, что он, Горбачев, должен выбрать: или максимально ускорить процесс изменений, или сохранить административно-командную систему. Понятно, какой вариант предлагал выбрать Сахаров – первый. Генсек терпеливо выслушал, а потом сказал: «Андрей Дмитриевич, у вас детские представления о политике. А мы на этом собаку съели. Если бы вы знали, что такое борьба… Это вам не обращение к мировой общественности. Вам просто говорить. А мне… Не буду себя хвалить, но я все же заканчивал юридический факультет. И имею представление, что такое политика, что такое демократия…»

Похожий разговор состоялся у Горбачева с Сергеем Станкевичем. Тот сидел в шестом ряду, прямо напротив трибуны. Он был одним из самых молодых, самых активных, а вокруг него в креслах – консервативная публика, заслуженные люди с сединами, орденами. Когда звучала яркая перестроечная речь, депутаты демократической ориентации вставали и аплодировали. Вставал и Станкевич – соседи на него возмущенно шикали. Голосовали поднятием мандатов. И на вопрос, кто против, поднималась одинокая рука Станкевича – это бросалось в глаза. Однажды Горбачев, не выключив микрофона, сказал своему заместителю по Верховному Совету Анатолию Лукьянову: «Смотри, Сергей опять против».

В один из перерывов Горбачев махнул Станкевичу рукой: подойди. Диалог был краткий, жесткий. Горбачев – со злостью: «Ну куда вы гоните лошадей?! Вы что, не понимаете, что, может быть, мы хотим одного и того же? Я больше вас понимаю, как это нужно делать. Уймитесь наконец! Ты-то как историк должен понимать, что происходит?!» – «Да, я как историк понимаю, как вам сложно. Но еще немного, и вы утратите контроль над событиями. Времени у вас крайне мало. Чтобы успеть чего-то добиться, нужно действовать гораздо решительнее! Нельзя дальше быть и лидером партии, и лидером реформ одновременно. Пора делать выбор, Михаил Сергеевич!» – «Если я не буду контролировать партию, то она с вами быстро разберется, охнуть не успеете».

Из дня сегодняшнего видно: какого-то особого смысла в том, что декларировал Андрей Сахаров с трибуны съезда, не просматривается. Но тогда многие были очарованы этой фигурой (РИА Новости)

Не вытерпели ни те ни другие. После съезда стала туго закручиваться спираль противостояния… Не представлял Горбачев, что такое демократия. Или даже так: у него были детские представления о том, как устроено демократическое общество. Впрочем, тогда все мы иллюзорно смотрели на демократию, полагали, что перейти к ней легко и просто – для этого достаточно отодвинуть КПСС подальше от власти. Наивные были. Горбачев, Сахаров, Станкевич, другие депутаты – как демократы, так и консерваторы – тоже были в тот момент наивные…

«Ну, Михаил, всё!»

С Сахарова, по сути, начался Первый съезд – Сахаровым и закончился.

9 июня. Последний день работы. Депутатами принято постановление «Об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР». Лукьянов с облегчением говорит Горбачеву: «Ну, Михаил, всё!»

И в этот момент Сахаров кинулся к президиуму. Стал возбужденно доказывать: «Михаил Сергеевич, это прямое нарушение демократических процедур». Горбачев обратился к залу: «Товарищи, просит слово Андрей Дмитриевич Сахаров. Дадим ему слово?» В зале шум, крики: «Хватит! Мы его уже слышали! Надо заканчивать!»

Но Андрея Дмитриевича не смутишь. Он начал говорить. Говорил, что съезд не выполнил своей главной задачи – передать власть Советам. Что Горбачев был выбран председателем Верховного Совета без широкой дискуссии. Что многие не готовы к законодательной деятельности. Что в стране поднимаются опасные процессы, самый значимый из которых – нарастание недоверия народа к руководству страны.

Он говорил, говорил, говорил. В зале – шум, гам, крики. Но и аплодисменты: демократическая часть зала его поддержала.

Горбачев настаивал: «Всё, товарищ Сахаров. Заканчивайте. Товарищ Сахаров, вы уважаете съезд? Отключите микрофон».

Микрофон отключили.

Сахаров продолжал говорить, хотя его голос достигал в лучшем случае первого ряда. Но его слышали телезрители: трансляция не прерывалась. Наконец он собрал листки бумаги на трибуне, подошел к Горбачеву, положил их перед ним. Начал спускаться со ступенек. Горбачев резко отодвинул от себя стопку, три листка соскользнули со стола и плавно закружились.

Грянул гимн Советского Союза.

Сахаров выступал на съезде, будто он на ученом совете института физики разъясняет свои представления о барионной асимметрии Вселенной – запинаясь, сбивчиво, перескакивая с мысли на мысль. В научном сообществе это допустимо: все люди свои, понимают друг друга с полуслова. Иное дело – аудитория Кремлевского дворца съездов: тут слушали того, кто четко, напористо излагал идеи. Сахарова сгоняли аплодисментами с трибуны даже не потому, что были с ним не согласны, а потому, что просто не понимали, о чем он говорит, что пытается доказать…

Сейчас-то понимаешь: и Горбачев, и Сахаров на тот момент были деятелями уходящей эпохи. Хотя на съезде оба вели себя как победители.

Победители застоя. Ни один из них не сомневался, что властен и имеет право диктовать обществу свои правила жизни. Ну, победили они застой – и что дальше? Ни тот ни другой не предложили жизненной программы преобразований. У одного – перестройка и ускорение, у другого – права человека, но это все настолько было далеко от реалий, что в результате закончилось распадом гигантской страны.

Народ выкричался

С надеждой всматривался я в новые лица. Вслушивался в новые речи. С первого появления на трибуне привлек внимание депутат из Ленинграда Анатолий Собчак. Броский, подтянутый. Ироничная улыбка. Юрист. Не боялся брать слово, и слово его звучало убедительно. Острый на язык, с хорошей реакцией, он многих очаровал.

Среди ярких ораторов, впервые заявивших о себе с трибуны, наибольшую популярность получил завкафедрой хозяйственного права юридического факультета ЛГУ профессор Анатолий Собчак, который в итоге стал одним из наиболее известных политиков своего времени

Проявились Станкевич, Болдырев, Галина Старовойтова, Константин Лубенченко, Илья Заславский, Андрей Себенцов, Александр Щелканов, Николай Федоров, Александр Крайко, Юрий Левыкин, Алексей Казанник, Юрий Андреев – можно назвать еще с десяток имен. Казалось, вот они, будущие штурманы новой страны. Помню в какой-то газете заголовок «Политики XXI века» и выразительный снимок: Горбачев и Станкевич, настоящее и грядущее государства.

На дворе давно уже XXI век – где эти политики? Где наши надежды? На политической сцене совсем другие лица, которых и близко не было на Первом съезде народных депутатов. Станкевич иногда мелькает в политических ток-шоу. Да, Собчак стал заметной фигурой. Заметен и Николай Федоров – сначала министр юстиции России, потом президент Чувашии, ныне первый вице-спикер Совета Федерации. Вот и все. Где остальные? Где эти надежды? Рассеялись.

Причин несколько. Первый съезд народных депутатов СССР – это не что иное, как шумное, многоречивое вече, эдакий кремлевский митинг, выступления на котором слушала вся страна. Многие депутаты стали властителями дум общества, но не политиками, не государственными деятелями.

И еще одна причина, почему яркие личности, блеснувшие с трибуны Первого съезда, так и не проявили себя. Через два года Советский Союз распадется. Возникнет Россия. Во главе ее – бывший народный депутат СССР Ельцин. У него своя команда, и в нее не вписывались те, кто ораторствовал в союзные времена. Так что и кузницей кадров всесоюзный Съезд Советов не стал.

И вот смотришь из 30-летнего далека на события мая-июня 1989 года и думаешь: а был ли смысл собирать это громоздкое властное образование? И не нахожу я ни одной позитивной причины. Ну разве что одну – народ выкричался. И все.

Лично у меня до сих пор ощущение, что я был свидетелем пожара. Огромного, всепожирающего, который при этом завораживает. Прекрасно знаешь, что беда, что горе людское, что гибнет имущество, а все равно – чувство восторга от пламени. Первый съезд народных депутатов и был началом того катастрофического пожара, который вскоре смел все. Осталось лишь пепелище…

 

Две тысячи двести пятьдесят

В работе съезда, открывшегося 25 мая 1989 года, приняли участие 2250 народных депутатов СССР, избранных сроком на пять лет. Из них 750 депутатов были избраны от территориальных округов (с равной численностью избирателей) и 750 – от национально-территориальных округов (по 32 депутата от каждой союзной республики, по 11 депутатов от каждой автономной республики, по 5 депутатов от каждой автономной области и, наконец, по одному от каждого автономного округа). Еще 750 депутатов представляли общесоюзные общественные организации, будучи избранными по квотам, установленным законом «О выборах народных депутатов СССР» 1988 года. По 100 мандатов получили делегируемые от Коммунистической партии Советского Союза, ВЦСПС и кооперативных организаций (колхозов и потребкооперации), по 75 – от ВЛКСМ, Комитета советских женщин, Всесоюзной организации ветеранов войны и труда, научных обществ, творческих союзов и еще 75 – от других общественных организаций, имеющих общесоюзные органы (в том числе по одному – от Общества борьбы за трезвость и Общества друзей советского кино).

Всего состоялось пять съездов народных депутатов СССР. Последний проходил в начале сентября 1991 года – сразу после ликвидации ГКЧП, в условиях начавшегося выхода из состава СССР союзных республик.

Николай Андреев