Меж двух огней

Начало прошлого века стало периодом драматических надломов не только в русском обществе, но и в Православной церкви

Император Николай II и императрица Александра Федоровна выходят из храма Василия Блаженного. Москва, 1903 год (Фото: FAI/Legion-Media)

Первая русская революция 1905–1907 годов оказала сильнейшее влияние на положение Православной церкви. На Пасху 1905 года вышел указ о веротерпимости, согласно которому российские подданные могли свободно исповедовать и проповедовать любую веру, кроме «изуверских сект», а также выйти из состава «господствующей Церкви». Впервые признавался юридически возможным и ненаказуемым переход из православия в другие христианские исповедания. В частности, в указе утверждалось: «Признать, что отпадение от православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию и не должно влечь за собою каких-либо невыгодных в отношении личных или гражданских прав последствий, причем отпавшее по достижении совершеннолетия от православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало».

В результате сотни тысяч российских подданных официально отпали от Православной церкви: только в 1905–1907 годах более 170 тыс. человек перешло в католичество, 36 тыс. – в ислам, около 10 тыс. – в протестантство и т. д.

Однако новые свободы коснулись Православной церкви менее всего. Можно сказать, что на деле ее «господство» выражалось в прежнем жестком государственном контроле над ней. Церковь оставалась составной частью властного механизма, за ней сохранялись государственные обязанности: регистрация рождений и браков, оформление разводов. Основной орган управления Православной церковью, коим являлся Святейший правительствующий синод, напрямую подчинялся императору и его представителю – обер-прокурору. По закону Николай II назначал состав Синода, так же как и весь епископат.

Укрепление власти после революционных потрясений 1905–1906 годов обернулось исчезновением реальных шансов на проведение реформы высшего церковного управления. Николай II и его окружение полагали, что в существовавших условиях независимость Православной церкви приведет к антагонизму между духовной и светской властью. Поместный собор рассматривался как одна из опасных возможностей «подхлестнуть смуту», породить серьезный разлад в российском обществе и поставить на политическую повестку дня вопрос о свободе совести.

При этом царь, будучи помазанником Божьим, искренне верил в свою непосредственную связь с простым православным народом. При Николае II резко увеличилось число канонизаций святых, имевших всенародное почитание, причем в ряде случаев император превозмогал осторожную позицию Синода и шел навстречу народному мнению. Так, в 1903 году был канонизирован преподобный Серафим Саровский, в 1911-м – святитель Иоасаф Белгородский, в 1916-м – Иоанн Тобольский.

С 1906 года церковный бюджет проходил через Государственную Думу: в его обсуждении принимали участие депутаты – представители самых разных конфессий, а также открытые атеисты. В итоге народные избранники получили полную свободу в мелочной и подчас издевательской по форме критике Церкви. В результате резкого ослабления цензуры в кампанию по критике Церкви активно включилась и печать. Третья Государственная Дума, избранная после «третьеиюньского переворота» и имевшая проправительственное большинство, казалось бы, должна была стать гораздо более лояльной по отношению к Церкви, чем две предыдущих. Однако этого не произошло. В 1910 году Дума проголосовала за передачу церковно-приходских школ в ведение Министерства народного просвещения (правда, проект не был реализован из-за несогласия второй палаты – Государственного совета).

Церковно-приходская школа в деревне Чебаково Ярославской губернии (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Тогда же в парламенте и печати началась мощная информационная кампания против Григория Распутина: «старца» обвиняли в том, что он пользуется огромным влиянием в высших сферах и благодаря этому неформально руководит Синодом. В действительности самостоятельного серьезного влияния Распутин не имел – и император обоснованно считал антираспутинскую кампанию вмешательством в его личные дела. Императрица верила, что сибирский крестьянин («Наш Друг») приносит облегчение ее единственному сыну и наследнику престола Алексею. Однако борьба с «темными силами» в политических кругах лишь набирала обороты.

В 1915 году обер-прокурором под давлением общественного мнения был назначен Александр Самарин – известный борец с «распутинским влиянием». Он вступил в конфликт с тобольским епископом Варнавой (Накропиным), имевшим дружеские отношения со «старцем». Синод поддержал Самарина. На стороне епископа Варнавы выступила императрица. Через два месяца Самарин получил отставку. Вскоре с петроградской кафедры в Киев был удален популярный в столице митрополит Владимир (Богоявленский), который также выступал против Распутина. И несмотря на то что митрополит остался в составе Синода, к февралю 1917 года Синод имел устойчивую «распутинскую» репутацию. Его отношения как с царем, так и с оппозицией были не самыми лучшими. Стоило ли удивляться тому, что монарх перед своим отречением запросил мнения генералитета, но не духовенства?

А уже 6 (19) марта Святейший синод опубликовал послание «к чадам Православной церкви» и принял определение «Об обнародовании в православных храмах актов 2 и 3 марта 1917 года» (об отречении императора Николая II и отказе от принятия престола великого князя Михаила Александровича). Теперь вместо поминаний августейшего монарха Синод предписывал совершать молебствия «об утишении страстей, с возглашением многолетия Богохранимой державе Российской и Благоверному Временному правительству».

Русская церковь к началу 1917 года

По данным историка Церкви Михаила Шкаровского, к началу 1917 года в Российской империи проживало 115–125 млн православных верующих (примерно 70% населения), насчитывалось 78 767 храмов и часовен, около 120 тыс. священников, диаконов и псаломщиков, 130 архиереев, 1256 монастырей и скитов со 107 тыс. монашествующих и послушников, 185 духовных училищ, 62 духовные семинарии и 4 духовные академии (всего в них обучалось более 53 тыс. человек).

Федор Гайда, доктор исторических наук