Осень патриарха

Сто лет назад, после двухвекового перерыва, Русская церковь обрела своего главу. На долю святителя Тихона, избранного Поместным собором патриархом Московским и всея Руси, выпали тяжелейшие испытания

Фото: РИА Новости

Когда смотришь на фотографии святителя Тихона, читаешь его проникнутые скорбью и тревогой воззвания, хочется назвать его старинным словом «печальник». Восемь лет пребывания его на посту предстоятеля стали тяжелейшими не только для него, но и для всей Русской православной церкви, и поводов для радости у патриарха было немного. Однако по характеру он был веселым, жизнерадостным человеком и порою даже вызывал у коллег нарекания за излишнюю «светскость».

Несвятой святой

Не менее пяти поколений предков патриарха Тихона (в миру – Василий Иванович Беллавин) были священниками в западных русских губерниях. Кто-то из них получил в семинарии красивую фамилию – от итальянского bella via («добрый путь»). Некоторые, правда, считают, что ее следует писать с одной «л» и происходит она от диалектного слова «белява», то есть «белобрысый, светлый по цвету». В любом случае, Беллавины-Белавины служили Богу и людям прилежно, но карьерных высот не достигали.

Отец будущего патриарха Иоанн Тимофеевич служил в деревне Клин на Псковщине, где в январе 1865 года и родился его сын Василий (другие дети умерли в младенчестве). С ранних лет Вася помогал отцу в храме, потом учился в школе в соседнем Торопце, а в 12 лет был отправлен в Псковскую семинарию. За успехи в учебе и спокойное, уверенное поведение его прозвали «архиереем». В 18 лет он поступил в столичную духовную академию, где, по словам его однокурсника Константина Изразцова, «был светским и ничем особенным не проявлял своих монашеских наклонностей». Однако, к общему удивлению, уже через три с половиной года после окончания академии молодой человек принял постриг с именем Тихон.

Вряд ли стоит особенно удивляться этому решению: монашество было лучшим способом сделать карьеру в Церкви. Но делали ее по-разному, в том числе угождая начальству, сея ханжество и лицемерие, выискивая повсюду ересь. Тихон пошел другим путем: многие отмечали его светский стиль общения и склонность к юмору. Кое-кто был этим недоволен, например архиепископ Феодор (Поздеевский), уже много лет спустя посетивший патриарха: «Он всё хи-хи, ха-ха и гладит кота». Про этого кота и протоиерей Николай Князев вспоминал: «Но вот из внутренних архиерейских покоев выходит… большой серый кот, ложится на ковер и, мурлыча, принимает самые беззаботные позы. Отлегло у нас от сердца… значит, со всеми ласков владыка, и нам нечего попусту страшиться его».

Тихон привечал и умел поддержать добрым словом не только церковную братию, но и людей светских, в том числе актеров. Однажды звезда МХТ Ольга Книппер-Чехова должна была выступать на духовном концерте и очень волновалась. Увидев это, владыка Тихон подошел к ней и сказал: «Не пугайтесь, мы не очень-то уж страшные. Успокойтесь, все пройдет хорошо!»

Сам он в театры не ходил, но с удовольствием слушал музыку, читал книги – не только святых отцов, но и Пушкина, Тургенева, Гончарова. А больше всего любил общаться с простыми людьми, особенно с детьми. Искусствовед Ольга Подобедова, посещавшая в начале 1920-х годов храм на Лазаревском кладбище, вспоминала: «Бывало, после службы выйдет на амвон (а летом – на паперть), стоит на нижней ступеньке, широко раскинув руки, и подзывает к себе деток… Благословляет каждого, а потом подзывает посошника с большой корзинкой, в которой лежат или яблоки, или карамельки в бумажках, или благословленные хлебцы, – и раздает всем деткам скромные гостинцы, улыбаясь своей добрейшей улыбкой». Доброта, чуждая лукавства, – таково общее впечатление тех, кто общался с Тихоном.

От инока до патриарха

Восхождение умного, трудолюбивого, доброжелательного монаха по карьерной лестнице совершалось быстро. В 27 лет он уже ректор духовной семинарии в польском городе Холм (ныне Хелм), в 32 года – епископ Люблинский. В неспокойной Польше Тихон сумел наладить отношения не только с православными, но и с католиками. Скоро его назначили епископом в Сан-Франциско, где в его ведении находилась вся огромная Северная Америка. При нем там открылись десятки православных храмов, монастырь, духовное училище. В Нью-Йорке, куда он перенес епископскую кафедру, вырос Свято-Николаевский собор, действующий до сих пор. Проповеди Тихона, выучившего английский язык, обратили в православие сотни американцев. И это в то время, когда многие его сограждане отвернулись и от религии, и от самодержавия…

Владыка Тихон вернулся в Россию только весной 1907-го, когда его назначили архиепископом Ярославским и Ростовским. На новом месте он по настоянию начальства вступил в черносотенный «Союз русского народа», но увещевал паству решать политические споры миром. Губернатор Дмитрий Татищев увидел в этом чуть ли не поддержку революции и настоял на переводе строптивого архиерея в Вильну (ныне Вильнюс). Ярославцы думали иначе и провожали своего любимца всем городом. Когда началась Первая мировая война, в Литву вошли немцы. Архиепископу Тихону пришлось эвакуировать из города православные святыни и посещать солдат на фронте. Однажды он совершал богослужение под обстрелом, за что был награжден орденом.

Архиепископ Московский Тихон благословляет сформированный в Москве женский ударный батальон. Красная площадь. Лето 1917 года (Фото: РИА Новости)

Февральскую революцию владыка Тихон встретил в Москве членом Святейшего синода. Чтобы обеспечить Временному правительству поддержку Церкви, новый обер-прокурор Владимир Львов сместил с московской кафедры митрополита Макария (Невского), причем преемника ему должен был определить не Синод, а епархиальный съезд духовенства и мирян. Практика выборов правящих архиереев была отменена в России еще при Петре I с введением коллегиального церковного управления. Неудивительно, что возникло большое оживление, пошли разговоры об упразднении Синода и восстановлении патриаршества.

Популярность архиепископа Тихона во второй столице была так велика, что главой московской епархии его выбрали большинством голосов, а кандидатов Львова, наоборот, с треском прокатили. На открывшемся в августе 1917 года Всероссийском поместном соборе митрополит Московский Тихон оказался в числе трех иерархов, имевших наибольшие шансы занять патриарший престол. Как выразился один из членов Собора, это были «самый умный из русских архиереев – архиепископ Антоний, самый строгий – архиепископ Арсений и самый добрый – митрополит Тихон». В итоге жребий быть предстоятелем Русской православной церкви выпал Тихону.

7 (20) ноября 1917 года нареченный патриарх уехал в Троице-Сергиеву лавру, где провел несколько дней в посте и молитве. Ему было о чем вопрошать Всевышнего: в России появилась власть, не скрывавшая намерений покончить со всем старым миром, включая религию, которую большевики называли «опиумом для народа». Увидеть, что наступают времена гонений на Церковь, было нетрудно. В Царском Селе уже через несколько дней после Октябрьского переворота был убит протоиерей Иоанн Кочуров, соратник владыки Тихона по американской миссии. Скоро большевистские комиссары и просто бандиты начнут реквизировать церковные ценности, расправляясь со всеми, кто попытается им помешать. В конце января 1918 года в Киеве убили 70-летнего митрополита Владимира (Богоявленского). Отовсюду поступали вести о грабежах, убийствах, закрытии церквей и монастырей. Патриарх Тихон тяжело переживал это: его Родина, святая Русь, на глазах превращалась в царство Антихриста.

«Опомнитесь, безумцы!»

19 января (1 февраля) 1918 года патриарх издал воззвание к сторонникам новой власти: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому». Тех «безумцев», кто «носил еще имя христианское и хотя по рождению своему принадлежал к Церкви православной», предстоятель властью, данною ему от Бога, отлучал от Церкви, запрещал им приступать к Тайнам Христовым. Новая власть восприняла это воззвание как объявление войны. В Москву отправился отряд балтийских матросов, чтобы арестовать патриарха и доставить его на «революционный суд». Когда Тихону сообщили об этом, он спокойно сказал: «Пусть приходят – я их не боюсь и прятаться не буду». К Троицкому подворью, где он жил, начал стекаться народ; узнав об этом, матросы подождали пару дней и уехали обратно в столицу. В мае 1918 года патриарх Тихон сам прибыл в Петроград и был встречен громадной толпой. Вместе с митрополитом Вениамином (Казанским) он совершил богослужение в Александро-Невской лавре, призвав горожан «постоять за веру православную». Для этой поездки власти отказались предоставить ему купе, но железнодорожные рабочие, вопреки распоряжению, прицепили к поезду целый вагон и усадили туда патриарха.

В июле Тихон открыто осудил убийство царской семьи, а в октябре по случаю годовщины революции обратился к Совету народных комиссаров с воззванием, в котором говорилось: «…взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая, и от меча погибнете сами вы, взявшие меч». При этом он призывал «верных чад Церкви» не участвовать в вооруженной борьбе с большевиками: «Враги Церкви захватывают власть над нею и ее достоянием силою смертоносного оружия, а вы противостаньте им силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев». Несмотря на это, его обвинили в призывах к свержению советской власти и посадили под домашний арест.

Патриарх Тихон с духовенством и прихожанами храма Живоначальной Троицы в Троице-Голенищеве. 1921 год (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Патриарх не стремился к мученичеству – за ним стояла Церковь, которую нужно было беречь и защищать. Он пытался объяснить: «Не наше дело судить о земной власти, Богом допущенной, а тем более предпринимать действия, направленные к ее низвержению. Наш долг лишь указать на отступления людские от великих Христовых заветов любви, свободы и братства». Домашний арест сняли, но прекращать гонения на Церковь новая власть не собиралась. В 1919 году началась череда организованных акций вскрытия мощей, в том числе таких всенародно почитаемых святых, как Сергий Радонежский и Серафим Саровский. Патриарх опять не смог промолчать – и снова оказался под арестом.

В 1921 году Поволжье и многие другие губернии охватил голод, и святитель Тихон обратился к главам других христианских церквей с просьбой о помощи. Более того, в особом воззвании к православному населению он говорил о добровольной передаче на нужды голодающих «драгоценных церковных украшений и предметов, не имеющих богослужебного употребления». Но большевистской власти требовалось не это: она твердо решила расправиться с непослушным руководством Церкви и с самой Церковью как таковой.

В мае 1922-го патриарх был заточен в маленькую келью Донского монастыря. На прогулку его выводили раз в день на полчаса. Из газет давали лишь те, где речь шла об арестах и расстрелах участников «церковной контрреволюции», например митрополита Петроградского Вениамина. Навещали патриарха только чекисты и члены созданной ими обновленческой церкви. Вскоре обновленцы провели свой собор, на котором «гражданин Беллавин» был извержен из сана и лишен монашества. С одной стороны, ему внушали, что единоверцы отвернулись от него, с другой – что его упорство приведет к расстрелу всех архиереев и закрытию всех храмов…

В июне 1923 года в газетах появилось обращение патриарха в Верховный суд РСФСР. Прося освободить его из-под ареста, Тихон заявлял: «…я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции».

Смерть и бессмертие

Его освободили, но не оставили в покое. Каждый раз, когда он отказывался выполнить то или иное требование власти, ему грозили расстрелом очередного соратника или закрытием очередного храма. В декабре 1924 года неизвестные вломились в покои патриарха в том же Донском монастыре и застрелили его келейника Якова Полозова – по ошибке, целя в самого святейшего. Опасаясь за свою жизнь, Тихон определил себе трех преемников. После его кончины местоблюстителем патриаршего престола должен был стать митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) или митрополит Крутицкий Петр (Полянский). Из всех троих только митрополиту Агафангелу суждено было умереть своей смертью…

В январе 1925 года патриарх, страдавший частыми сердечными приступами, переехал в клинику Бакуниных на Остоженке, но продолжал выезжать на совершение богослужений. Последний раз он служил 5 апреля 1925 года в храме Большого Вознесения у Никитских Ворот – вскоре после очередного допроса в ОГПУ. Начальник 6-го («церковного») отделения этого ведомства Евгений Тучков начал тогда раскручивать дело о «шпионской организации церковников», главой которой был заранее назначен патриарх Тихон. Предстоятелю снова грозил расстрел, но планы чекистов были иными. Навещая его в больнице, Тучков настойчиво требовал подписать некий документ, но Тихон говорил: «Я этого не могу».

Вечером 7 апреля патриарх попросил сделать ему укол снотворного и сказал: «Ну вот, я теперь усну. Ночь будет долгая-долгая, темная-темная». Потом дважды перекрестился и умер. Хоронили его 12 апреля в Донском, куда пришли сотни тысяч людей. Люди стояли по три часа кротко и спокойно, чтобы отдать последний долг святейшему. Газеты же писали, что похороны привлекли «чрезвычайно мало публики». Через три дня они напечатали «завещание» патриарха, в котором звучал призыв к верующим всячески помогать рабоче-крестьянской власти и молиться за нее. Сразу прошел слух, что документ составлен чекистами, и не без оснований, ведь слова «Бог» и «Церковь» в нем были написаны с маленькой буквы, а «советская» – с большой. Если Тихон и подписал этот текст, то под сильнейшим давлением, наверняка ускорившим его смерть. Разнесся и другой слух: патриарха отравили…

Много лет его вспоминали только как «контрреволюционера» и «врага народа». Лишь в 1989 году патриарх Тихон был канонизирован Архиерейским собором Русской православной церкви. А три года спустя случилось настоящее чудо: при ремонтных работах после пожара в Малом соборе Донского монастыря были обретены мощи святителя Тихона (ранее считалось, что в 1930-е их сожгли в крематории). Теперь они покоятся неподалеку, в Большом соборе монастыря, а в келье, где предстоятель провел последние годы, создан музей. Стойкость патриарха в защите веры дала пример тысячам исповедников, трудами которых печальная осень Русской церкви сменилась в конце концов новой весной.

Вадим Эрлихман, кандидат исторических наук

На смерть Ленина

Патриарх Тихон всего на год с небольшим пережил Владимира Ленина. О своем отношении к усопшему вождю большевиков в конце января 1924 года он высказался с подлинным христианским смирением. В один из дней, когда шло прощание с Лениным, газета «Вечерняя Москва» опубликовала заметку «Православное духовенство о похоронах Ильича». В этой статье в основном приводились мнения и слова соболезнования деятелей обновленческого движения. Впрочем, «бывшему патриарху Тихону», как называли святителя обновленцы и вслед за ними столичная газета, также была предоставлена возможность выразить свою точку зрения по этому поводу.

«По канонам Православной церкви возбраняется служить панихиды и поминать в церковном служении умершего, который был при жизни отлучен от Церкви. Так было со Львом Толстым. Но Владимир Ильич Ленин не был отлучен от Православной церкви высшей церковной властью, и поэтому всякий верующий имеет право и возможность поминать его», – отметил патриарх, вероятно отвечая на вопрос, сформулированный «журналистом в штатском».

«Идейно мы с Владимиром Ильичом Лениным, конечно, расходились, – сказал далее святитель Тихон, – но я имею сведения о нем как о человеке добрейшей и поистине христианской души». Вместе с тем (видимо, по просьбе организаторов похорон) патриарх дал понять, что присутствие на церемонии прощания с Лениным людей в рясах было бы неуместным. «Я считал бы оскорблением памяти Владимира Ильича и неуважением к его близким и семье, если бы мы, православное духовенство, участвовали в похоронах, ибо Владимир Ильич Ленин никогда не выражал желания, чтобы православное духовенство провожало его тело» – такими были слова предстоятеля Русской церкви.

«Соблазнив темный и невежественный народ…»

В первую годовщину пребывания большевиков у власти патриарх ТИХОН обратился к Совету народных комиссаров с «горьким словом правды»

Патриарх Тихон (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Все, взявшие меч, мечом погибнут

(Матф. 26:52)

Это пророчество Спасителя обращаем мы к вам, нынешние вершители судеб нашего отечества, называющие себя «народными» комиссарами.

Целый год держите вы в руках своих государственную власть и уже собираетесь праздновать годовщину Октябрьской революции, но реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает нас сказать вам горькое слово правды.

Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие обещания давали вы ему и как исполнили эти обещания?

Поистине, вы дали ему камень вместо хлеба и змею вместо рыбы (Матф. 7:9–10).

Народу, изнуренному кровопролитной войною, вы обещали дать мир «без аннексий и контрибуций».

От каких завоеваний могли отказаться вы, приведшие Россию к позорному миру, унизительные условия которого даже вы сами не решались обнародовать полностью? Вместо аннексий и контрибуций великая наша Родина завоевана, умалена, расчленена, и в уплату наложенной на нее дани вы тайно вывозите в Германию не вами накопленное золото.

Вы отняли у воинов все, за что они прежде доблестно сражались. Вы научили их, недавно еще храбрых и непобедимых, оставить защиту Родины, бежать с полей сражения. Вы угасили в сердцах воодушевлявшее их сознание, что «больше сея любве никто же имать, да кто душу свою положит за други своя» (Иоан. 15:13). Отечество вы подменили бездушным интернационалом, хотя сами отлично знаете, что, когда дело касается защиты отечества, пролетарии всех стран являются верными его сынами, а не предателями.

Отказавшись защищать Родину от внешних врагов, вы, однако, беспрерывно набираете войска.

Против кого вы их ведете?

Вы разделили весь народ на враждующие между собой станы и ввергли его в небывалое по жестокости братоубийство. Любовь Христову вы открыто заменили ненавистью и вместо мира искусственно разожгли классовую вражду. И не предвидится конца порожденной вами войне, так как вы стремитесь руками русских рабочих и крестьян доставить торжество призраку мировой революции.

Не России нужен был заключенный вами позорный мир с внешним врагом, а вам, задумавшим окончательно разрушить внутренний мир.

Никто не чувствует себя в безопасности; все живут под постоянным страхом обыска, грабежа, выселения, ареста, расстрела. Хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертью часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда.

Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые даже перед вами заведомо ни в чем не виновны, а взяты лишь в качестве «заложников»; этих несчастных убивают в отместку за преступления, совершенные лицами не только им не единомышленными, а часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждениям.

Казнят епископов, священников, монахов и монахинь, ни в чем не повинных, а просто по огульному обвинению в какой-то расплывчатой и неопределенной «контрреволюционности». Бесчеловечная казнь отягчается для православных лишением последнего предсмертного утешения – напутствия Святыми Тайнами, а тела убитых не выдаются родственникам для христианского погребения.

Не есть ли все это верх бесцельной жестокости со стороны тех, которые выдают себя благодетелями человечества и будто бы сами когда-то много претерпели от жестоких властей?

Но вам мало, что вы обагрили руки русского народа его братскою кровью; прикрываясь различными названиями – контрибуций, реквизиций и национализации, вы толкнули его на самый открытый и беззастенчивый грабеж. По вашему наущению разграблены или отняты земли, усадьбы, заводы, фабрики, дома, скот, грабят деньги, вещи, мебель, одежду.

Сожжение орлов и царских портретов. Худ. И.А. Владимиров. 1917 год (Фото: FAI/Legion-Media)

Сначала под именем «буржуев» грабили людей состоятельных, потом под именем «кулаков» стали уже грабить и более зажиточных и трудолюбивых крестьян, умножая таким образом нищих, хотя вы не можете не сознавать, что с разорением великого множества отдельных граждан уничтожается народное богатство и разоряется сама страна.

Соблазнив темный и невежественный народ возможностью легкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть и заглушили в нем сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния – убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями.

Вы обещали свободу.

Великое благо – свобода, если она правильно понимается, как свобода от зла, не стесняющая других, не переходящая в произвол и своеволие.

Но такой-то свободы вы и не дали: во всяческом потворстве низменным страстям толпы, в безнаказанности убийств и грабежей заключается дарованная вами свобода.

Все проявления как истинной гражданской, так и высшей духовной свободы человечества подавлены вами беспощадно.

Это ли свобода, когда никто без особого разрешения не может провезти себе пропитание, нанять квартиру, переехать из города в город? Это ли свобода, когда семьи, а иногда население целых домов выселяются и имущество выкидывается на улицу и когда граждане искусственно разделены на разряды, из которых некоторые отданы на голод и на разграбление?

Это ли свобода, когда никто не может высказать открыто свое мнение, без опасения попасть под обвинение в контрреволюции? Где свобода слова и печати, где свобода церковной проповеди?

Уже заплатили своею кровью мученичества многие смелые церковные проповедники; голос общественного и государственного обсуждения и обличения заглушен; печать, кроме узко большевистской, задушена совершенно.

Особенно больно и жестоко нарушение свободы в делах веры.Не проходит дня, чтобы в органах вашей печати не помещались самые чудовищные клеветы на Церковь Христову и ее служителей, злобные богохульства и кощунства.

Вы глумитесь над служителями алтаря, заставляете епископов рыть окопы (епископ Тобольский Гермоген) и посылаете священников на грязные работы. Вы наложили свою руку на церковное достояние, собранное поколениями верующих людей, и не задумались нарушить их посмертную волю. Вы закрыли ряд монастырей и домовых церквей, без всякого к тому повода и причины. Вы заградили доступ в Московский Кремль – это священное достояние всего верующего народа.

Вы разрушаете исконную форму церковной общины – приход, уничтожаете братства и другие церковно-благотворительные просветительные учреждения, разгоняете церковно-епархиальные собрания, вмешиваетесь во внутреннее управление Православной церкви. <…>

«И что еще скажу? Недостанет мне времени» (Евр. 11:32), чтобы изобразить все те беды, какие постигли Родину нашу.

Не буду говорить о распаде некогда великой и могучей России, о полном расстройстве путей сообщения, о небывалой продовольственной разрухе, о голоде и холоде, которые грозят смертью в городах, об отсутствии нужного для хозяйства в деревнях.

Все это у всех на глазах.

Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества, и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ зверя. <…>

Не наше дело судить о земной власти; всякая власть, от Бога допущенная, привлекла бы на себя наше благословение, если бы она воистину явилась «Божиим слугою» на благо подчиненных и была «страшна не для добрых дел, а для злых» (Рим. 13:3).

Ныне же к вам, употребляющим власть на преследование ближних и истребление невинных, простираем мы наше слово увещания: отпразднуйте годовщину своего пребывания у власти освобождением заключенных, прекращением кровопролития, насилия, разорения, стеснения веры; обратитесь не к разрушению, а к устроению порядка и законности; дайте народу желанный и заслуженный им отдых от междоусобной брани.

А иначе взыщется от вас всякая кровь праведная, вами проливаемая (Лук. 11:50–51), и от меча погибнете сами вы, взявшие меч (Матф. 26:52).

Тихон, патриарх Московский и всея России

13 (26) октября 1918 г.