Назад

Версия для слабовидящих

Настройки

Переписка отца и сына

№29 май 2017

В Государственном архиве Российской Федерации сохранилось 58 подлинных писем императора Николая I и великого князя Александра Николаевича, относящихся ко времени путешествия наследника по России в 1837 году. 23 из них написаны отцом, 35 – сыном.

Император Николай I (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Николай – Александру

Царское Село, 19 мая 1837 г.Сегодни утром, вставая, нашел я письмо твое, любезный Саша, из Костромы и благодарю милосердого Бога, что путешествие твое до сих пор идет благополучно, и молю Его, чтоб дал тебе довершить все сходно с нашим желанием и ожиданием.Радуюсь, что ты ознакомился с частью сердца России и увидел всю цену благословенного сего края, увидел и как там любят свою надежду. Какой важный разительный урок для тебя, которого чистая душа умеет ощущать высокие чувства! Не чувствуешь ли ты в себе новую силу подвизаться на то дело, на которое Бог тебя предназначил? Не любишь ли отныне еще сильнее нашу славную, добрую родину, нашу матушку Россию? Люби ее нежно; люби ее с гордостью, что ей принадлежен и родиной называть смеешь, ею править, когда Бог сие определит для ее славы, для ее счастия! Молю Бога всякий день в всяком случае, чтоб сподобил тебя на сие великое дело к пользе, чести и славе России. <…>Кланяйся всем твоим спутникам. Бог с тобой, любезный Саша, обнимаю тебя от души. Где-то письмо сие получишь? Полагаю, в Перми.Прощай, твой старый верный друг Папа.Н.

Александр – Николаю

Тобольск, 3 июня 1837 г.Начну с того, чтобы благодарить тебя, милый Папа, за мысль твою послать меня в этот отдаленный и любопытный край, который никого из нас еще не видал и в настоящем случае чувствует с благодарностью высокое внимание своего государя, которого сибиряки настоящие умеют любить.Восторг, с которым меня здесь везде принимали, меня точно поразил, радость была искренняя, во всех лицах видно было чувство благодарности своему государю за то, что он не забыл своих отдаленных подданных, душою ему привязанных, и прислал к ним сына своего, который также умеет ценить счастье делать счастливыми других. Я точно не знаю, как благодарить тебя, милый Папа, за то, что ты меня прислал сюда, ибо пребывание мое здесь принесло жителям и мне душевную радость. Они говорят, что доселе Сибирь была особенная страна и теперь сделалась Россиею. <…>Здешнее население надобно разделить совершенно на отдельные части. Старожилы или коренные сибиряки, народ чисто русский, привязанный к своему государю и ко всей нашей семье, нравственный, живущий спокойно и в благоденствии, ибо земля у них удивительна, все чернозем; народ собой видный, доказательство тому, что здесь я многих видел бессрочных и отставных из гвардии, и особенно из Семеновского полка, самого отборного людьми.Другая же часть населения Сибири, совсем другого рода и пагубная для сего края, это суть посельщики или сосланные на поселение, которые больше ничего не делают, как бродят по большим дорогам, грабят и обижают жителей и для них настоящее бремя. Присмотр за ними невозможен. Мы заходили в несколько изб, и крестьяне нам говорили, что когда они на работу уходят, то ставят на окошки хлеб да соль и квас, для бродяг ссыльных, а не то зажгут им деревню или разграбят дома. Нечего сказать, незавидное положение, которому, однако, весьма трудно пособить, одно средство – прекратить эти переселения и гораздо строже поступать с ссыльными, второй раз провинившимися. Не только ссыльные бегут, но даже каторжные, я в прошедшем письме из Екатеринбурга писал, что в день моего приезда один каторжный напал на большой дороге в нескольких верстах от города, где, ты думаешь, его поймали? – В самом городе, на квартире у одного заводского рабочего, которые почти такие же канальи, как сам разбойник, это клан людей самый развратный. <…>Твой навсегда Александр.Златоуст, 8 июня 1837 г.Поутру [6 июня] я выслушал обедню в соборе в Кургане. Там находятся некоторые из причастных к делу 14-го числа. <…> Я нарочно справлялся об них и узнал, что как они, так и живущие в Ялуторовске и в других местах ведут себя чрезвычайно тихо и точно чистосердечно раскаялись в своем преступлении, их раскаянию можно поверить. Мой Назимов [полковник, сопровождал великого князя Александра Николаевича в путешествии] заходил к своему однофамильцу, его дальнему родственнику, и говорит, что он его совершенно растрогал своим раскаянием, он ему говорил, что если даже: «Государь нам простит, то мы всю жизнь сами себе не простим наше преступление, это пятно "неизгладимо"». Я их всех почти видел в церкви, в особенности хвалят Нарышкина [член Северного общества, участник подготовки восстания в Москве в декабре 1825 года], он благодетель всего города, жена его почтенная женщина, написала мне письмо, которое я тебе пересылаю также, она просит после 10 лет разлуки повидаться с матерью, посоветоваться с докторами насчет своей болезни и потом опять воротиться к своему мужу. <…> Осмелюсь и я со своей стороны ходатайствовать пред тобой, милый бесценный Папа, за них, несчастных, вполне раскаявшихся в своем преступлении и готовых пролить последнюю каплю крови за своего государя, уже облегчившего их судьбу, на которую они не думают роптать. <…>

Прощай, милый бесценный Папа, благодарю еще раз за письма и обнимаю тебя мысленно.Твой дедюшка Александр.Симбирск, 25 июня 1837 г.Часы бьют 12 часов, и я принимаюсь за перо, чтобы поздравить тебя, милый бесценный Папа, с нынешним днем твоего рождения, молю Всевышнего, чтобы он сохранил тебя еще на многие-многие лета для нашего всеобщего счастья. Вся Россия молит Бога за сохранение дней драгоценных своего обожаемого государя, и мольбы, проистекающие от глубины сердец, будут верно услышаны Всевышним. Равно поздравляем тебя, милый Папа, с наступающим днем рождения нашего Ангела, нашей милой Мама, да сохранит Всевышний и ее, тебе в утешение и для нашего же всеобщего счастья, жаль мне очень, что не могу провести счастливых дней этих с вами, меня одно утешает – это то, что я исполняю Святой долг свой и знаю, что ты, милый бесценный Папа, мною доволен, это делает меня совершенно счастливым. Дай Бог, чтобы оно могло быть всегда так.Вчера поутру или, лучшего сказать, третьего дня на 2-й станции от Казани получил я письмо твое, милый бесценный Папа, от 18-го числа, ответ на мое златоустовское. Не могу выразить тебе, милый Папа, как согласие твое на облегчение судьбы виденных мною преступников в Сибири меня обрадовало. Это будет всю жизнь мне приятным воспоминанием моего любопытного путешествия. Слова твои, милый Папа: «всегда рад, чтоб милости могли через твое ходатайство от меня исходить, когда сие возможно учинить без опасности и без несправедливости к другим», сделали в сердце моем слишком глубокое впечатление, чтобы оно могло когда-нибудь пройти, и я молю Бога, чтобы случаи сии могли бы чаще представляться. <…>

Твой навсегда Александр.

Великий князь Александр Николаевич (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Саратов, 28 июня 1837 г.В Вольске большое число раскольников и богатая часовня, с которой велено снять крест, что представляет довольно странный вид, я видел несколько монахинь с иргизских монастырей и получил просьбу бывшего настоятеля Никольского монастыря и от некоторых других, они заслуживают особенного внимания, и потому я их пересылаю тебе в особенном пакете с описью.Теперь уже нечего делать, но мне кажется, что с этим Иргизским монастырем очень неосторожно поступили благодаря глупости бывшего губернатора Степанова, но и наше духовное начальство тут также не весьма благоразумно действовало.Здешний архиерей на этот счет совершенно фанатик, а одним фанатизмом не возьмешь, я с ним об этом говорил, а он мне отвечал, что не только не рано приступил к переименованию Никольского монастыря в единоверческий, а, напротив того, по его мнению, надобно было уже прежде это исполнить силой; это выйдет открытое гонение, а известно, какие следствия бывают от гонения за веру, уже они и теперь начинают считать себя мучениками за православие. Вновь назначенный в Никольский монастырь игуменом единоверческий архимандрит Зосим – человек хитрый, но не чистый, он начал с того, что овладел всем монастырским добром и т. п. Вообще здешнее духовенство наше, к несчастью, не славится своей нравственностью.

Может ли, например, привязать к православию священник, который за совершение брака берет с тягла по 300 рублей, и тому подобное. Вот главная наша беда – в недостатке хороших священников, в особенности это важно в здешнем краю, где каждый простой раскольник умнее нашего священника. Я опять распространяюсь об этом предмете, ибо здесь он еще важнее, чем в Екатеринбурге.Скажу теперь об нашей поездке через немецкие колонии по левому берегу Волги, между Вольском и Саратовом, по луговой стороне. Весело смотреть на их благоденствие, этот добрый народ сделался совершенно русским и называет себя русским, но в них осталась эта почтенная аккуратность немецкого, живут они чисто, пасторы у них преумные, и они меня принимали с удивительным радушием, точно как настоящие русские. Места, ими населенные, довольно живописны.В Саратов мы приехали в 11 часов и переправились опять на правый берег Волги. <…> Город Саратов красиво расположен, но тоже довольно разбросан, есть красивые каменные дома. Я живу в доме вице-губернатора, весьма хорошем строении, у губернатора нет казенного помещения. Бибикову [генерал-майор, с 1837 года военный губернатор Саратова] много остается делать, он, кажется, хорошо принялся за дело. <…>Прощай, милый бесценный Папа, обнимаю тебя мысленно. Завтра мы будем в Пензе.

Твой навсегда Александр.

Подготовила Раиса Костомарова

Раиса Костомарова