Последний спектакль империи

* При реализации проекта используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации от 05.04.2016 № 68-рп и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский союз ректоров».

25 февраля 1917 года, в день, когда революционные события в Петрограде приобрели угрожающий для власти размах, режиссер Всеволод Мейерхольд выпустил новый спектакль – лермонтовский «Маскарад». Помпезная и дорогая постановка должна была стать главной премьерой года…

Сцена бала. Эскиз декорации к восьмой картине драмы М.Ю. Лермонтова «Маскарад» постановки 1917 года. Худ. А.Я. Головин

«Надо быть совсем слепым, тупым, чтобы не чувствовать, что дальше так нельзя править страной…» Эта резкая фраза, датированная 26 января 1917 года, кажется выхваченной из текста какого-нибудь ярого революционера, жаждавшего перемен и разрушений. Но записал ее в дневнике человек иного склада – скорее созидатель и строитель, нежели ниспровергатель. Она принадлежит Владимиру Теляковскому – директору Императорских театров, немолодому полковнику кавалерии, приближавшемуся к 60-летнему рубежу.

Сегодня его бы назвали талантливым управленцем: пожалуй, такого порядка в казенных театрах, как при начальстве умного, расторопного военного, не было никогда за всю их историю. Приведенную запись Теляковский оставил за месяц до того, как совершится Февральская революция, за три месяца до того, как он потеряет должность (в связи с упразднением Императорских театров), и за полгода до того, как начнет продавать билеты на железнодорожном вокзале, чтобы содержать семью. Но до этих событий, непосредственно затронувших и его самого, и его близких, и все население страны, Теляковский еще успеет увидеть одну премьеру в подведомственном ему театре.

Мейерхольдовский долгострой

…Выдающийся театральный критик Александр Кугель над режиссером Всеволодом Мейерхольдом даже посмеивался. Дескать, репетирует (или, как едко писал рецензент, «строит») мастер свои спектакли невероятно долго. Надо сказать, что не слишком любивший Мейерхольда Кугель немного преувеличивал, а, кроме того, частично и вовсе врал: во время работы в провинции режиссер выпускал по нескольку десятков премьер в сезон. Но в случае с «Маскарадом» – главной премьерой 1917 года – журналист оказался более чем прав.

Впервые Мейерхольд задумался о постановке «Маскарада» Михаила Лермонтова в 1911-м. Ему пришла в голову мысль столь же парадоксальная, сколь и режиссерски блистательная: «Лермонтов хотел написать комедию в духе "Горя от ума" Грибоедова». Надо было быть Мейерхольдом, чтобы разглядеть в одной из самых страшных русских пьес ноты грибоедовского юмора и комических острот.

Сразу после революции эстет и театральный кудесник Всеволод Мейерхольд превратился в создателя революционного театра (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Стоит, однако, отметить, что спектакль, который увидел свет в 1917 году, никакого отношения к той записи не имел. Как ни соблазнительно для историка протянуть нить от первой мысли к итоговому ее воплощению, все же следует признать, что за шесть лет замысел поменялся кардинально. О том, каким был бы «Маскарад», выпусти его Мейерхольд тогда, когда задумал, можно лишь гадать. А это дело совсем неблагодарное.

Но поменялся не только замысел. Менялся также состав постановочной группы и исполнителей. К примеру, один из виднейших деятелей Серебряного века – поэт и композитор Михаил Кузмин уступил место помпезному, благонадежному композитору и дирижеру Александру Глазунову. Актрису Нину Коваленскую, которая репетировала роль главной героини Нины, потеснила Инна Аполлонская-Стравинская, а ту, в свою очередь, сменила Екатерина Рощина-Инсарова. Патриарх Александринского театра Василий Далматов, репетировавший Неизвестного, и вовсе не дожил до премьеры – вместо него играл молодой артист Николай Барабанов.

В 1917 году драматург и режиссер Евтихий Карпов был управляющим труппой Александринского театра (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Мейерхольд ставил «Маскарад» долго. Очень долго. Настолько долго, что даже сами участники спектакля смирились с тем, что он не выйдет, и репетировали скорее ради собственного удовольствия, почти не надеясь на премьеру. Вероятнее всего, так и получилось бы, если бы Александринский театр не возглавил Евтихий Карпов – человек, Мейерхольда недолюбливавший. В предыдущем сезоне Мейерхольд поставил «Грозу», а ведь специалистом по Островскому на казенной петербургской сцене всегда считался именно Карпов. Спектакль Евтихию Павловичу, естественно, не понравился, и, возможно, его требование выпустить «Маскарад» до завершения сезона (то есть не позднее конца весны) было мелкой шпилькой в адрес соперника.

Реквием по уходящей эпохе

История о взаимоотношениях двух режиссеров упомянута здесь не для иллюстрации театральных интриг, а прежде всего для того, чтобы показать: расчета выпустить «Маскарад» к какой-то определенной дате (и уж тем более подгадать к началу Февральской революции) у Мейерхольда не было.

Режиссер, конечно, не предполагал, да и не мог предполагать, что случится сразу после премьеры спектакля. Но «Маскарад», как всякое гениальное творение, безусловно, знал лучше творца, когда ему следует появиться на свет. Сложилось так, что днем его рождения оказалось 25 февраля 1917 года. Он стал последним спектаклем Российской империи, в некотором – и отчасти прямом – смысле ее реквиемом.

Мейерхольд, получивший нагоняй от Карпова, вспомнил лихую провинциальную молодость, внутренне мобилизовался и выпустил спектакль за 18 дней. С момента начальственной взбучки до премьеры прошло чуть больше двух недель.

Роскошь и богатство

«Теперь и защиты искать не у кого. Граф Фредерикс совсем опустился и не может вникать в дела, это уже кукла, а не министр», – записал Владимир Теляковский несколько позже, ближе к грядущей премьере и революции. Владимир Борисович Фредерикс, 78-летний старик, министр императорского двора, и вправду страдал потерей памяти. Однако он и без того ровно ничего не смыслил в театре, Мейерхольда не понимал, Теляковского недолюбливал, но побаивался, поэтому на всякий случай интриговал и за, и против него. Ситуация осложнялась тем, что именно Фредерикс был непосредственным начальником директора Императорских театров, и Теляковский с унынием констатировал: «Тяжело так управлять театрами».

Тяжело не только управлять, но и выпускать такую махину, как «Маскарад». Художник Александр Головин, постоянный соавтор Мейерхольда тех лет, создал около 4 тыс. эскизов к спектаклю. Помимо декораций и костюмов, стульев и столов, на которых велась карточная игра, им были прорисованы сами карты, которые держали в руках азартные Шприх и Казарин, мундштуки с сигаретами, бокалы и даже вазочка для отравленного мороженого. Приобрести все это на вещевом рынке или в магазине, где обыкновенно закупался реквизит, не представлялось возможным, вследствие чего каждый предмет изготавливался в мастерских театра с нуля, что, во-первых, приводило к удорожанию постановки, а во-вторых, затягивало дело. Посуду, которую изготовить в театре, разумеется, не могли, под личным контролем Головина отливали на стекольном заводе…

Эскиз костюма Арбенина. Худ. А.Я. Головин. Одна из надписей (слева): «Сорочку прошу сшить со всеми гофрами и точно, а не подбирать» (Фото предоставлено М. Золотаревым)

КРАСОТА «МАСКАРАДА» 1917 ГОДА БЫЛА ИЗБЫТОЧНОЙ, ОГРОМНОЙ, ПОМПЕЗНОЙ И ОЧЕНЬ ДОРОГОЙ. НО В ЭТОЙ КРАСОТЕ БЫЛИ РАЗЛИТЫ ПОРОК, УЖАС И ПРЕДЧУВСТВИЕ СКОРОЙ ГИБЕЛИ

Эскиз костюма Нины. Худ. А.Я. Головин (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Публика, оказавшаяся в зрительном зале в день премьеры, была шокирована в первую же секунду. Занавес отсутствовал (мелочь, на которую сегодня никто не обратит внимания, в те времена еще выглядела отчаянно дерзким жестом). Оркестровую яму почти полностью замуровали и превратили в просцениум. Вынося часть действия на авансцену, Мейерхольд добивался непрерывности его течения: четыре лермонтовских акта шли всего с двумя антрактами, картины менялись тихо и бесшовно. Сцену стараниями Головина обрамлял каменный портал, повторявший портал самого Александринского театра. Таким образом она как бы удваивалась и воспроизводилась сама в себе. По бокам висели два огромных зеркала, также специально созданных на стекольных заводах. Они были обращены в зрительный зал, и в них отражалась та самая шокированная публика.

Основной сценографической идеей Головина стали пять разных занавесов, сменявших друг друга на протяжении действия. Они то бесшумно взмывали ввысь, то тяжело падали на планшет сцены. Цветовые оттенки менялись от темно-бордового, предвосхищавшего кровавую развязку, до полупрозрачного белого тюля.

Главные слова, описывающие решение Головина, – это роскошь и богатство. Роскошь, почти соприкасающаяся с китчем, и богатство, соприкасающееся со смертью. Красота «Маскарада» 1917 года была избыточной, огромной, помпезной и очень дорогой. Но в этой красоте были разлиты порок, ужас и предчувствие скорой гибели.

«Несчастье с вами будет в эту ночь!»

Ключевой для Лермонтова образ маскарада был особенно близок Мейерхольду. Творческие искания режиссера в студии на Бородинской улице, связанные с итальянским театром, импровизацией и комедией масок, в маскараде «Маскарада» получили свое наиболее полное и законченное воплощение. Виртуозно, с хореографической дотошностью поставленный бал собрал самых разных персонажей. Тут были маски итальянские и восточные, южные и северные, герои опер и волшебных представлений, столь любимых публикой Императорских театров. Наконец, шествовала даже фигура в черном и с косой в руке. Впрочем, здесь вершителем судеб была совсем не она.

Страшная игральная. Эскиз декорации к седьмой картине драмы М.Ю. Лермонтова «Маскарад» постановки 1917 года. Худ. А.Я. Головин (Фото предоставлено М. Золотаревым)

В итальянской commedia dell’arte есть такой персонаж – медик. Его костюм – черное домино и средневековая противочумная маска, напоминающая жутковатый клюв странной белой птицы. Прекрасно знавший ренессансный итальянский театр, Мейерхольд выбрал именно этот страшноватый образ на роль важнейшего персонажа своего спектакля. Вопреки Лермонтову, главным героем стал не Арбенин, а Неизвестный.

Он внезапно выныривал из портальных дверей посреди невероятного масочного разгула, лихо увлекал за собой всю пеструю круговерть бала у Энгельгардта и, сопровождаемый этой невероятной свитой, останавливался перед Арбениным, чтобы выкрикнуть ему в лицо свое проклятие: «Несчастье с вами будет в эту ночь!» Если бы Неизвестный только знал, насколько близко он окажется к истине…

«Плохо, и давно плохо, в России жить, но теперь становится просто невыносимо, ибо это уже не плохое правление, а какое-то глумление над подданными… – эта запись Владимира Теляковского еще ближе к роковым событиям, а ее продолжение и вовсе звучит рифмой к реплике Неизвестного: – Вся эта клика… ведет страну прямо на погибель». Несчастье в ту ночь случилось не только с героями «Маскарада», но и с его зрителями.

«Пускаемся в плавание»

«Когда на сцену были свезены великолепные декорации Головина и мебель, сделанная по его рисункам, когда начали обставлять отдельные картины спектакля и в этих изумительных интерьерах появились актеры, как бы в музейных костюмах – так прекрасно и достоверно были они выполнены по эскизам Головина, – то кто-то из остряков в театре назвал готовящуюся премьеру "Закатом империи".

Действительно, слишком большие противоречия были между тем, что делалось на сцене Александринского театра, и тем, что происходило в городе. Бездарно проигранная война – а это уже было для всех очевидно, – недоверие правительству, убийство Распутина, чехарда премьер-министров… все это обнаруживало приближение крупнейших событий. В городе начались перебои с продовольствием и топливом. На окраинах возникали "хлебные бунты", кончавшиеся разгромом булочных. Вот в какое время протекали последние репетиции столь долгожданного "Маскарада".

Ко дню премьеры тревога в городе усилилась. Изредка слышна была стрельба. Когда начало темнеть, выстрелы участились, и уже было впечатление, что вот-вот вспыхнет генеральное сражение…

Спектакль начался с опозданием на полчаса, так как зрительный зал заполнялся не очень оживленно. Еще до того как поднялся занавес, все были потрясены великолепием сценического убранства, являвшегося как бы продолжением зрительного зала. Старый театральный занавес был убран: вынесенный над оркестром просцениум, архитектурный портал, три огромнейшие люстры с бесконечным количеством восковых свечей, бра на портале и специально написанные Головиным занавесы – все это поражало.

Стоя у сигнализационного щитка и прислушиваясь к звукам, доносившимся из зрительного зала, я ждал распоряжений Мейерхольда, который вместе с Головиным пошел в ложу директора Императорских театров В.А. Теляковского, чтобы получить разрешение начать спектакль.– Ну, Коля, Владимир Аркадьевич просил начинать. Пускаемся в плавание».

Из воспоминаний о премьере «Маскарада» режиссера Николая Петрова, помощника Всеволода Мейерхольда

«Зрелище совершенно заслонило игру»

Собравшиеся на премьере 25 февраля, конечно, переживали все военные, политические и экономические треволнения вместе со страной. Однако во время спектакля эстетические переживания были все-таки сильнее. Изысканное столичное общество в дорогих туалетах, изысканно отраженное в изысканных зеркалах Головина, готовилось внимать лермонтовскому тексту в исполнении любимцев публики.

Распределение ролей и впрямь было способно угодить любому, даже самому взыскательному театралу. Арбенин – Юрий Юрьев. 45-летний красавец, премьер александринской сцены, предмет воздыханий женской половины Петрограда. Его Мейерхольд знал и любил, и он отвечал режиссеру взаимностью. Творческий тандем этих выдающихся театральных деятелей сложился почти сразу после прихода Мейерхольда в Александринку и существовал в течение всего времени их служения на одной сцене. Для Юрьева работа с Мейерхольдом, и прежде всего роль Дон Жуана, стала самым ярким этапом в его артистической судьбе. Вряд ли можно так же громко и пафосно сказать о значении артиста для Мейерхольда. Хотя и для него встреча с Юрьевым, в котором он ценил невероятные возможности актерской стилизации, умение подделаться под эпоху, была большой и серьезной удачей.

Портрет В.Э. Мейерхольда, актера и режиссера. Худ. Б.Д. Григорьев. 1916 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

После всех перипетий с выбором исполнительницы роли Нины остановились на Екатерине Рощиной-Инсаровой (Нину Коваленскую отодвинули во второй состав). Тут и вопросов быть не могло: Рощина-Инсарова только что сыграла у Мейерхольда Катерину в «Грозе» и он уверенно выводил новую для императорской сцены актрису в ранг театральных лидеров. Многим, правда, ее Катерина не понравилась. Но над «Грозой» довлела традиция, а «Маскарад» ставился редко, и потому публика по отношению к этой постановке была куда благосклоннее.

Впрочем, критика (а статей, несмотря на развернувшиеся вскоре события в стране, было написано довольно много), уделяя львиную долю газетных полос именно артистам, к единому мнению так и не пришла. Хвалили Головина, хвалили Мейерхольда за «почти балет», а вот что касается игры актеров – тут современный исследователь вынужден развести руками.

Театровед и автор театральных рецензий Владимир Соловьев, к примеру, писал: «…обнаружились многочисленные недостатки нашей театральной школы, строящей свое благополучие на отсутствии сценического рисунка и на подчинении артистических индивидуальностей законам психологической мотивации». А до этого и вовсе, махнув рукой на приличия, заметил, что «актеры показали всю свою беспомощность: отсутствие техники, артистического темперамента и сценического такта и вкуса».

Аноним из газеты «Речь» во всем обвинил Мейерхольда: «Зрелище совершенно заслонило игру, в лучшем случае ее просто не видишь и не слышишь…» А критик Эдуард Старк, судя по всему так и не определившийся со своей позицией, заявил, что «работа Головина, а вместе с нею и работа Мейерхольда чересчур… роскошны и сложны для такой, в сущности, простой вещи, каков лермонтовский "Маскарад"».

Мейерхольд и революция

Его называли вождем театрального Октября. «С гимназических лет в душе моей я носил Революцию, и всегда в крайних, максималистских ее формах», – говорил Всеволод Мейерхольд. Он – один из немногих в театральной элите – в 1917-м с энтузиазмом принял и Февраль, и Октябрь. Вскоре после захвата власти большевиками на собрании бастовавших актеров академических театров, проходившем в Мариинском театре, режиссер выступил с пламенной речью о свободе искусства во всем мире и призвал присутствовавших к сотрудничеству с новой властью. Мейерхольд первым из выдающихся деятелей культуры вступил в ряды РКП(б). Это случилось в августе 1918-го, в разгар Гражданской войны. К первой годовщине Октября он поставил «Мистерию-буфф» Владимира Маяковского – как образец «героического, эпического и сатирического изображения нашей эпохи»; был вдохновителем агитационных театральных постановок, призванных поддерживать боевой дух Красной армии. В 1919 году в Крыму и на Кавказе Мейерхольд стал непосредственным свидетелем братоубийственной войны. В Новороссийске его как «большевика» арестовала белая контрразведка, и он несколько месяцев провел в тюрьме. А уже в сентябре 1920-го начал заведовать театральным отделом Наркомпроса. Мейерхольд разработал программу радикальной реорганизации театра на социалистический лад – «Театральный Октябрь». В тот период даже внешний облик режиссера подчеркивал его политические пристрастия: френч, галифе, сапоги и фуражка с неизменной красной звездой. Мейерхольд составил план создания в стране 350 пронумерованных революционных театров РСФСР. Первый номер, естественно, достался тому, которым руководил сам Всеволод Эмильевич. Впрочем, этот замысел не был реализован, а в 1923 году его театр получил не менее громкое название – Театр имени Мейерхольда (ТиМ). Правда, еще в 1921-м наркому просвещения Анатолию Луначарскому пришлось уволить неугомонного реформатора из Наркомпроса. Радикализм Мейерхольда уже пугал советских функционеров. Но режиссер продолжал развивать на сцене идеи революционного театра вплоть до ликвидации ТиМа в 1938 году. Знаменитого театрального новатора расстреляли как «врага народа» в 1940-м…

«Революция началась»

Тем не менее зрители приняли спектакль благожелательно. Кто-то даже собирался прийти на второй состав, благо назначили целых четыре премьерных показа подряд (декорации получились настолько сложными, что разбирать их было себе дороже). Но история распорядилась иначе.

«В городе ходят самые нелепые слухи по поводу грядущих событий – доходят до рассказов об отречении государя императора и о регентстве императрицы Александры Федоровны», – отразил в дневнике царившие в столице настроения все тот же проницательный Теляковский за несколько дней до премьеры «Маскарада».

Разумеется, в зрительном зале Александринского театра не было слышно выстрелов, а вот в тихом фойе во время третьего акта уже стало понятно: началось! В записи о втором премьерном дне в дневнике Теляковского на соседних строчках – словосочетания «большой успех» и «революция началась».

Финал спектакля. Действие происходит в комнате Арбенина. Открыта дверь в соседнюю залу – там стоит гроб с телом Нины. Самого гроба не видно, но видны венки, лежащие возле него. К Арбенину является Неизвестный. Герой сходит с ума. Похороны Нины продолжаются, и вот хор под управлением дирижера Александра Архангельского поет заупокойную службу. По замыслу Мейерхольда, отходная молитва покрывала собой не только героиню, но и героя. По замыслу истории – всю страну.

МЕЙЕРХОЛЬДОВСКИЙ «МАСКАРАД» ПЕРЕСТАЛИ ИГРАТЬ ТОЛЬКО В 1941 ГОДУ, ПОСЛЕ ТОГО КАК СКЛАДЫ ТЕАТРА, ГДЕ ХРАНИЛИСЬ ДЕКОРАЦИИ К СПЕКТАКЛЮ, УНИЧТОЖИЛА БОМБА

Тут бы и поставить точку. Но справедливость требует сказать пару слов о том, что случится дальше. Екатерина Рощина-Инсарова эмигрирует в Константинополь, а потом в Париж, где скончается в неполные 87 лет. Юрий Юрьев будет художественным руководителем Государственного академического театра драмы (такое название вскоре получит его родной Александринский театр) и станет народным артистом СССР. Всеволода Мейерхольда расстреляют после долгих пыток в подвалах Лубянки, а Владимир Теляковский, как мы уже знаем, пойдет работать кассиром на бывшей Николаевской железной дороге.

Эскиз декорации к «Маскараду» постановки 1917 года. Худ. А.Я. Головин (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Третий и четвертый показы «Маскарада» были отменены. Спектакль вернут в репертуар в 1923 году; позже, в 1932-м, омолодят состав. В 1938-м (после некоторого перерыва) постановку возобновят, однако от трагических предчувствий Мейерхольда в ней не останется и следа. Это будет просто пышный, просто пафосный и просто очень красивый спектакль с другими артистами. И только роль Арбенина вновь доверят 66-летнему будущему лауреату Сталинской премии Юрию Юрьеву. Узнать из афиш и программок, кто является автором постановки, окажется невозможным: имя режиссера, в тот момент уже находившегося под следствием, оттуда предусмотрительно уберут…

Мейерхольдовский «Маскарад» прожил долгую для театра жизнь. Его перестали играть лишь в 1941 году, после того как склады бывшей Александринки вместе со всеми декорациями Александра Головина уничтожила бомба.

На смену «Маскараду» Мейерхольда пришел новый, поставленный в Театре Вахтангова. Тот самый, для которого Арам Хачатурян написал знаменитый вальс. У истории порой случаются приступы черного юмора. Московский «Маскарад» сыграют 21 июня 1941 года. Зрители снова шагнут из театрального фойе в совершенно иную эпоху…

Вячеслав УВАРОВ