Правда генерала Горбатова

21 марта исполняется 125 лет со дня рождения генерала Александра Горбатова. Пройдя три войны и колымские лагеря, он до конца дней сохранил упрямую привычку жить своим умом. Сам Сталин неодобрительно, но с явным уважением сказал о нем: «Горбатова только могила исправит» .

Командующий 3-й армией Александр Горбатов. Июнь 1944 года (Фото: Петр Бернштейн/РИА Новости)

Испытания, которых немало выпало на долю наших соотечественников в ХХ веке, безжалостно ломали слабых духом, а сильных закаляли до прочности стали. Одним из таких «стальных» людей был генерал Александр Горбатов.

Гусар из обувной лавки

Горбатов знаменит не только военными победами, но и своими воспоминаниями «Годы и войны», опубликованными в 1964 году в «Новом мире». Сотрудников журнала поразили и их небывалая откровенность, и то, что рукопись привез в редакцию не офицер-порученец, а сам автор. Это были строки, написанные простым карандашом на обороте каких-то деловых бумаг.

Владимиру Лакшину, заместителю главного редактора «Нового мира» Александра Твардовского, гость хорошо запомнился:

«Пожилой человек, но стариком не назовешь – крепкий, спина прямая, кавалерийская посадка, обветренное лицо. <…> Мне показалось, что в профиль он похож на маршала Жукова: та же скульптурная лепка волевого лица, пристальные глаза. Только то, что в лице Жукова выражено с некоторым нажимом – сильные надбровные дуги, выдающийся тупым углом подбородок, в лице Горбатова, пожалуй, смягчено: было в нем что-то и от русской деревенской округлости».

Ничего удивительного: как и большинство полководцев Великой Отечественной, генерал родился в крестьянской семье. Это произошло в 1891 году. Его родная деревня Пахотино находится в Ивановской области, недалеко от знаменитого живописными традициями Палеха. Родители, Василий Алексеевич и Ксения Акакиевна, были людьми работящими и набожными, но не вылезали из нищеты: легко ли прокормить десятерых детей?

В Русской императорской армии кавалерия была, пожалуй, самым привилегированным родом войск

Едва встав на ноги, сыновья и дочери включались в трудовой процесс: помогали по дому, пасли скотину, собирали грибы и ягоды. Те же обязанности были и у Сани. Все образование его свелось к трем классам сельской школы, после чего отец стал брать его с собой на заработки в дальние села – выделывать овчины. Однажды за какой-то проступок он до крови избил сына, и тот в крещенские морозы пешком отправился домой – за триста верст! А потом Саня сам стал одним из кормильцев семьи: торговал по округе связанными матерью варежками, выручая до 10 рублей в месяц.

Он мечтал выйти в люди по примеру старших братьев, работавших в городе, и в 14 лет уехал в Шую, где нанялся «мальчиком» в обувную лавку. Друг хозяйского сына, студент Рубачев, заметив тягу парня к знаниям, стал учить его математике, но все беспокоился: «Тут все пьют и курят, и ты, Санька, с ними сопьешься». Тогда Александр Горбатов торжественно поклялся, что никогда не будет пить, курить и сквернословить. Клятву эту – неслыханное дело! – он соблюдал многие годы. На фронте командиры нередко уговаривали и даже заставляли его выпить с ними, но он твердо отвечал: «Выпью только после Победы». И сдержал слово: в мае 1945-го выпил с сослуживцами первый в своей жизни бокал вина.

В 1912 году его забрали в армию. Служить пришлось в 17-м гусарском Черниговском полку, стоявшем в Орле. Горбатов был доволен, что попал в кавалерию, хотя многие считали, что эта служба – самая тяжелая. У пехотинца только винтовка, а у гусара еще и шашка, и пика, и седло, и, конечно, лошадь, уход за которой занимал не менее пяти часов в день. Но силы и сообразительности Сане было не занимать, он со всем справлялся и был на хорошем счету у начальства. Молодой боец получал отличные оценки и по стрельбе (38 попаданий из 40), и по тактике – командиры отмечали его смекалку и умение обмануть условного противника.

Скоро гусарам выпало встретиться с настоящим врагом: началась Первая мировая война. Полк перебросили к польскому городу Холм (ныне Хелм), откуда предполагалось вести наступление. В ту пору случались еще атаки в конном строю, и Горбатов принимал в них участие. «Помню, – писал он в мемуарах, – случай, когда конница противника приняла нашу атаку. С пикой наперевес помчался я навстречу приближающемуся врагу, и моя пика с такой силой пронзила его, что я сам едва удержался в седле. Думать о том, чтобы освободить пику, не было времени. Выхватив саблю, зарубил еще двух врагов…»

Наступление в Польше захлебнулось: храбрость солдат не компенсировала превосходства немцев в оружии и тактике. Гусар перебросили в Галицию, где вместо лихих атак пришлось в основном отсиживаться в окопах под градом снарядов и пуль. В 1917 году их отправили глубоко в тыл, под Нарву, а после Октябрьской революции полк и вовсе распустили по домам.

За власть Советов

Дома будущего генерала ждали печальные новости. Один из братьев погиб на фронте, другого расстреляли за антивоенную пропаганду, больной отец почти не вставал с кровати. И все же Василий Алексеевич не стал отговаривать сына, когда тот снова собрался воевать – уже в Красной армии, и велел жене: «Не удерживай его, не плачь, пусть идет. Помни, Санька, ты защитник Родины…»

Знакомство с командармом Ионой Якиром (1896–1937) стало поводом для ареста Горбатова в 1938 году (Фото: Фотохроника ТАСС)

К красным Александр Горбатов пришел осознанно: «Лозунги коммунистической партии – мир, земля и воля – были доходчивы и близки сердцу каждого рабочего, крестьянина, солдата». Однако новые сослуживцы встретили его недоверчиво: слишком уж хорошо он знал военное дело. Опять же гусар – не из бывших ли? Опасения улеглись, когда он доказал свою отчаянную храбрость и воинский талант.

Однажды Горбатов с двумя товарищами влетели верхом в занятое деникинцами украинское село Ядуты и, соскочив с лошадей, ворвались в избу, где, как они думали, располагался штаб белых. Горбатов рассчитывал захватить важные документы, но ему достались лишь чемоданы с чистым бельем (что тоже было не лишним) и револьвер, который он хранил до самого ареста в роковых 1930-х.

На Гражданской войне карьеры делались быстро: начав ее рядовым бойцом, Горбатов дослужился до командира эскадрона, а потом и полка. Во время войны с Польшей, совершая очередную вылазку в тыл врага, он едва не погиб: пуля пробила щеку и вышла за ухом. Таких случаев было немало, ведь Горбатов первым шел в атаку, а отходил последним, прикрывая отстающих. В августе 1920-го его назначили комбригом – командиром отдельной Башкирской кавалерийской бригады. Ее бойцы почти не понимали по-русски, но сразу оценили умение командира скакать верхом и метко стрелять. Бригада дружно воевала с поляками, а после гоняла по украинским степям всевозможные банды.

По окончании войны Красная армия была сокращена в десять раз, и Александр Горбатов в числе других решил демобилизоваться. «Руки истосковались по земле, – вспоминал он. – Очень хотелось подержать в руках золотом налитое зерно, размахнуться косой по росистому сенокосу». Прошение об отставке он обосновывал недостаточностью своего образования. Но партия решила иначе: Реввоенсовет издал приказ об оставлении на службе «выдвиженцев» из народа, и Горбатов подчинился, правда, со свойственной ему честностью попросил понизить его в звании – до комполка.

С Георгием Жуковым Александр Горбатов познакомился в 1929 году на Курсах усовершенствования высшего начсостава в Москве (Фото: Фотохроника ТАСС)

По иронии судьбы его назначили командовать тем самым полком, где он начинал службу, – теперь это был 7-й кавалерийский Черниговский полк Червонного казачества. Там отсутствие у командира образования никого не смущало; комдив Петр Григорьев говорил: «Я за тебя неученого и двух ученых не возьму». Горбатову пришлось срочно налаживать быт расквартированного в Староконстантинове полка, обустраивать казармы, строить конюшни, на свои деньги покупать сено для лошадей. И конечно, учить новобранцев военным премудростям – по составленному им самим руководству с прямо-таки суворовскими афоризмами: «Беги пулей, падай камнем, отползай змеей».

В отличие от многих коллег, Горбатов понимал, что кавалерия отжила свое и не может на равных, как предлагалось в уставе, сражаться с танками и самолетами. В этом он нашел полную поддержку у командующего Киевским военным округом Ионы Якира, регулярно проводившего учения, на которых горбатовский полк не раз оказывался лучшим.

В 1929 году Горбатова отправили на Курсы начсостава в Москву, где он познакомился с Георгием Жуковым. Тот был моложе, младше по званию и немного завидовал Александру Васильевичу. Были у них и теоретические разногласия. Жуков, как и большинство тогдашних командиров, считал, что Красная армия должна только наступать – вопреки всему, невзирая на жертвы. Горбатов же был за «стратегию измора»: отступить, заманить врага и ударить в обход, а еще лучше – с тыла.

Так он и действовал потом на войне, а пока его отправили командовать дивизией в Туркмению, где только что закончились бои с басмачами. Здесь бойцы тоже не говорили по-русски, но Горбатов совершил чудо: уже через год его дивизия стала лучшей в округе. Конников-туркменов прославил тогда и беспримерный пробег Ашхабад – Москва, когда пески Каракумов были преодолены всего за три дня.

Средняя Азия запомнилась комдиву еще и тем, что тут он нашел свою любовь. Нину Веселову Горбатов встретил в Ташкенте в 1933 году. Ей никак не удавалось сесть в переполненный трамвай, и он на правах члена местного ЦИКа провел ее с передней площадки. А чтобы кондуктор не возмущался, представил незнакомую девушку как свою жену. Скоро они и правда поженились – и остались вместе на всю жизнь.

Черный сахар неволи

В 1936 году Горбатова по настоянию Якира вернули на Украину – как оказалось, на беду. В мае 1937-го командующий округом был арестован как участник «военно-фашистского заговора Тухачевского»; за ним, как обычно, потянули подчиненных. Александр Васильевич открыто заявлял, что не верит в виновность арестованных, говорил, что следствие во всем разберется, и защищал своих сослуживцев на собраниях, где требовалось лишь осуждать.

Смутьяна исключили из партии, потом отправили в запас. В Москве, куда он приехал осенью 1938 года выяснить причины увольнения из армии, ночью в его гостиничный номер постучали. Он открыл дверь – ввалились трое из НКВД и принялись деловито срезать с его гимнастерки знаки различия. Когда он стал сопротивляться – скрутили и запихнули в машину.

В конце 1930-х – начале 1940-х Александр Горбатов три года провел в колымских лагерях

В лубянской камере его просветили: лучше сразу сознаться во всем, что скажут следователи, иначе будет хуже. Он заявил: «Умру, но не подпишу». И не подписал, хотя его много раз избивали до потери сознания. Потом надолго оставили в покое: Ежова тогда сменил Берия, притормозивший раскрученный до бешеной скорости маховик репрессий, о чем Горбатов, конечно, не знал. В мае 1939-го его вызвали на выход с вещами. Он был уверен, что его освободят, поэтому, услышав страшный приговор – 15 лет заключения, упал в обморок – впервые в жизни.

И вот вместо освобождения – долгий путь в теплушке до Владивостока, откуда пароход «Джурма» обычно возил зэков в Магадан. В набитом трюме блатные отняли у Горбатова последнее богатство – хромовые сапоги.

Логика проста: «Тебе, дед, ни к чему – все равно сдохнешь».

По прибытии на место его отправили на золотой прииск Мальдяк, затерянный в тундре, но он и там не сдался – не заискивал перед бригадиром, пытался «качать права». В итоге зимой его перевели с работ в шахте, заставив работать наверху, на 40-градусном морозе и ледяном ветру. Ноги опухли и перестали сгибаться, от цинги расшатались зубы, смерть казалась неизбежной.

Горбатова спас фельдшер, определивший его сначала в сторожа (эта работа считалась привилегированной), а потом и вовсе его «актировавший» как инвалида. В лагере, расположенном ближе к Магадану, куда перевели недавнего командира, удалось пристроиться к хозчасти: теперь у Горбатова была возможность находить на столах недоеденные кусочки хлеба, а иногда и добывать на складе картошку, которую он растирал на самодельной терке и ел.

Тем временем война с Финляндией показала слабость Красной армии, обезглавленной репрессиями. Пользуясь случаем, нарком обороны Семен Тимошенко подсунул Сталину листок с фамилиями арестованных командиров, необходимых вооруженным силам, – там значился и Горбатов.

Сыграли свою роль и хлопоты Нины Александровны, которая, в отличие от многих жен «врагов народа», продолжала бороться за мужа, хотя и ей самой угрожала опасность, и ее отец и брат уже сгинули в вихре террора. В марте 1941-го Горбатова привезли в Москву – в ушанке, тряпичных обмотках-чунях и засаленном ватнике, в кармане которого лежали почерневшие от грязи сухари и куски сахара. Этот черный сахар неволи генерал хранил всю жизнь.

Вскоре его освободили и отпустили домой, дав им с женой путевку на Кавказ на два месяца – минимальный срок для возвращения сил истощенному «доходяге», который при росте 177 сантиметров весил всего 64 килограмма. По возвращении Тимошенко вызвал его к себе и предложил выбрать часть для дальнейшей службы. Выбор Горбатова пал на 25-й стрелковый корпус, расквартированный в знакомых местах, недалеко от Киева. Там ему и пришлось встретить начало войны.

Борис Пастернак: «Ум и задушевность избавляют генерала Горбатова от малейшей тени какой бы то ни было рисовки. Он говорит тихим голосом, медленно и немногосложно. Повелительность исходит не от тона его слов, а от их основательности»

Долгие версты войны

Корпус, где Горбатов получил должность заместителя командира, включал в себя 50 тыс. солдат. В первые дни войны, когда немцы уже заняли Минск, корпус срочно перебросили на север, чтобы задержать наступление врага у Витебска.

Там Горбатову довелось столкнуться с ужасами отступления: его солдаты в беспорядке бежали по шоссе, не слушая растерянных командиров. Чтобы остановить бегство, пришлось применять кулаки, а временами и оружие. Горбатов вспоминал:

«В отношении самых старших я преступал иногда границы дозволенного, ведь порой добрые слова бывают бессильны».

С остатками корпуса он занял оборону восточнее Смоленска, но немецкие танки прорвались вперед, отрезав его от основных сил. На выручку окруженным пришла свежая дивизия с уполномоченным Ставки генералом Константином Рокоссовским – так впервые встретились эти два полководца.

На протяжении всей военной карьеры Александр Горбатов неизменно отстаивал свою точку зрения (Фото: Н. Максимов/РИА Новости)

После легкого ранения в ногу и лечения в госпитале Горбатова отправили в резерв: его корпуса уже не существовало. В те дни в Москве он в гостинице «Савой» увиделся с давним знакомым, лидером немецких коммунистов Вильгельмом Пиком, что снова вызвало гнев в Кремле: «врагам народа», даже помилованным, такое самовольство не прощалось.

Горбатова опять спас Тимошенко, забравший его на свой Юго-Западный фронт командиром стрелковой дивизии. Дивизия, в которой оставалось всего 940 человек, заняла оборону на Северском Донце, нанося врагу чувствительные удары. Горбатов не гнал солдат в наступление, считая первостепенным укрепление их боеспособности и морального духа. Но новый командующий армией Кирилл Москаленко думал иначе, угодливо следуя невыполнимому сталинскому приказу – изгнать немцев с советской территории уже в 1942 году.

Следствием этого были бесконечные атаки на немецкие позиции, приводящие к огромным потерям.

«Много, много раз в таких случаях обливалось мое сердце кровью...» – писал потом в воспоминаниях Горбатов. Он пробовал спорить, но в ответ получал только брань: трус, предатель, пособник Гитлера! На одном из совещаний Горбатов сорвался и обозвал Москаленко «бесструнной балалайкой». В результате в июне 1942-го его «задвинули» на должность штабного инспектора – и это в то время, когда грамотные командиры были на вес золота.

Именно тогда немцы, опрокинув все планы Ставки, прорвали оборону и покатились к Волге. Бросив штаб, Горбатов поспешил к командующему Сталинградским фронтом Андрею Еременко и попросил поручить ему какое-нибудь дело потруднее. Поручили – но потом опять отозвали в резерв… А в июне 1943-го его назначили командующим 3-й армией, которой в ходе Битвы на Курской дуге предстояло наступать на Орел.

В беседе с Александром Твардовским генерал изложил свое кредо: «Уменье воевать не в том, чтоб как можно больше убить противника, а насколько возможно больше взять в плен. Тогда и свои будут целы»

Армия, полтора года просидевшая в обороне, считалась слабой, но взять Орел удалось именно ей – благодаря горбатовской хитрости, известной как «прием двух рук». Суть ее один из генералов популярно изложил так: «Рукой послабее держать противника за грудки, а сильной врезать по затылку». Испугавшись окружения, немцы бежали из Орла, и с юности дорогой Горбатову город избежал разрушений уличных боев.

Бригада московских писателей, приехавшая в Орел, встретилась с его освободителем. Константин Симонов назвал Александра Горбатова «человеком своеобычным, суровым и откровенным».

Борис Пастернак был красноречивее:

«Ум и задушевность избавляют его от малейшей тени какой бы то ни было рисовки. Он говорит тихим голосом, медленно и немногосложно. Повелительность исходит не от тона его слов, а от их основательности». Пастернак тоже понравился генералу «своим открытым нравом, живым и участливым отношением к людям».

Правда, стихи его не были близки Горбатову – ему гораздо больше по душе был «Василий Теркин».

Спустя много лет, познакомившись с Александром Твардовским, генерал изложил ему свое кредо: «Уменье воевать не в том, чтоб как можно больше убить противника, а насколько возможно больше взять в плен. Тогда и свои будут целы». Такой подход не раз приводил к столкновениям с начальством – однажды даже с отличавшимся выдержкой Рокоссовским, который требовал развивать наступление после взятия Рогачева. Н

евольным свидетелем «скандала» оказалась Нина Александровна, которая многие версты войны прошла рядом с мужем (никаких «походно-полевых жен»!). Она услышала, как за стенкой резко отодвинули стул. Рокоссовский повысил голос:

«Смирно! Приказываю: 3-й армии продолжить наступление на Бобруйск. Повторите приказ!»

Горбатов твердо ответил:

«Стоять "смирно" буду, а армию на тот свет не поведу!»

К счастью, вскоре дело замяли. Подтвердилась правота командующего армией: немцы, как он и предвидел, сумели организовать новый мощный удар... В мемуарах Рокоссовский писал:

«Поступок Александра Васильевича только возвысил его в моих глазах».

Новый скандал с участием Горбатова случился уже в Польше. Один из его офицеров получил письмо от отца, где говорилось, что шахты в Донбассе бездействуют из-за отсутствия крепежного леса и шахтеры голодают. Горбатов тут же велел загрузить вагоны польским лесом и отправить на восток.

Началось разбирательство (генерал обвинялся в преступной заготовке и отправке леса в тыл на продажу), опять прозвучали слова про «врага народа», но Сталин велел не трогать командующего армией. Позднее многие командиры вагонами вывозили из Германии добро, и Горбатов не осуждал их – но сам не торопился им подражать.

До и после Победы

Последний год войны 3-я армия встретила на границе Восточной Пруссии. Ее передали 3-му Белорусскому фронту, которым командовал молодой генерал армии Иван Черняховский. Он сразу понравился Горбатову тем, что не стеснял самостоятельности подчиненных, прислушивался к их советам. После взятия города Мельзак (ныне Пененжно в Польше) два генерала назначили встречу на развилке шоссе, и на глазах Горбатова комфронта был смертельно ранен осколком снаряда. 25 марта 3-я армия вышла к Балтике, и за умелое руководство ею Александр Васильевич получил «Звезду» Героя. «Это память о Черняховском», – сказал он жене, и на глаза его – редкий случай – навернулись слезы.

Армию Горбатова перебросили к Берлину, но в штурме города она не участвовала. Зато встретилась на Эльбе с американцами, и командующий 9-й армией США генерал Уильям Симпсон 27 мая 1945 года вручил генералу Горбатову орден «Легион Почета». После гибели в автокатастрофе первого коменданта Берлина Николая Берзарина Горбатов занял его место, впервые в жизни окунувшись в водоворот административных проблем. Спустя полгода он с облегчением покинул Берлин, заняв привычную для него должность командующего армией.

В 1965 году в «Воениздате» вышли мемуары Александра Горбатова «Годы и войны»

С 1950 года Александр Горбатов командовал воздушно-десантными войсками. Десантники уважали боевого генерала, но «своим» его не считали, и он понимал это, стараясь окружать себя знающими людьми. Среди них был генерал Василий Маргелов – именно благодаря Горбатову он в 1954-м стал командующим ВДВ. Знаменательно, что Маргелова десантники до сих пор зовут Батей – так же, как в 3-й армии звали Горбатова. «Небесного» и «земного» генералов объединяло главное качество – несгибаемость, нежелание бездумно исполнять приказы сверху.

В 1954 году Горбатов возглавил Прибалтийский военный округ, а в 1958-м был отправлен в почетную отставку. Теперь можно было делать то, на что раньше не хватало времени: ходить в театры, гулять по лесу – просто гулять, а не совершать форсированные марши – и, конечно, читать книги. Генерал с детства был книголюбом и собрал отличную библиотеку. Любил Некрасова, Шолохова, Джека Лондона, наизусть читал Пушкина.

Генерал армии Александр Васильевич Горбатов (1891–1973). Фотография 1964 года (Фото: Максимов/РИА Новости)

Однажды, сняв с полки томик, процитировал эпиграф к «Капитанской дочке» – «Береги честь смолоду» – и задумчиво произнес:

«А у нас сейчас понятие о чести смазывается».

Горбатову казалось бесчестным и несправедливым, что ему отказывали в переиздании его воспоминаний, требуя исключить из них главу о сталинских репрессиях. Бесчестным он считал и подход иных коллег, сводивших в своих мемуарах личные счеты и с готовностью воспевавших очередного вождя. Об одном из таких он сказал:

«Разогнулся только в гробу».

Сам генерал Горбатов в декабре 1973 года ушел в вечность так же, как жил, – с несогнувшейся спиной.

Иван Измайлов