Мятежник поневоле

Своим решением подавить «Корниловский мятеж» Временное правительство предопределило исход октябрьского переворота, приведшего к власти большевиков

В августе 1917 года генерала Лавра Корнилова встречали в Москве как спасителя России (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Впрочем, был ли это мятеж? Ведь, несмотря на всю свою харизматичность, генерал Корнилов не обладал чрезмерным честолюбием и никогда не вынашивал планов государственного переворота с целью установления личной власти. Он и в политику-то попал почти случайно.

Генерал от инфантерии

18 июня 1917 года началось последнее наступление российской армии в Великой войне. 8-я армия под командованием Лавра Корнилова наносила вспомогательный удар на Галич, прикрывая главный удар 7-й и 11-й армий, и вступила в бой 25 июня, после того как основные силы прорвали фронт врага.

К этому времени выяснилось, что развить первоначальный успех 7-я и 11-я армии не в состоянии, и тяжесть главного удара легла на 8-ю. Корнилов, добившись почти двукратного превосходства в живой силе и технике (особенно в тяжелой артиллерии), в течение 26–27 июня разгромил части австро-венгерской армии и занял Галич, у стен которого его дивизия сражалась в начале войны. А 28 июня был взят Калуш, и вскоре войска закрепились на реке Ломнице.

Успех 8-й армии не остался незамеченным. Сотни солдат и офицеров были награждены Георгиевскими крестами, в полки из Петрограда направились делегации для вручения почетных знамен. Сам Корнилов получил звание генерала от инфантерии.

Но достижения на фронте развить не удалось. Войска понесли большие потери, срочно требовались резервы. Факты неповиновения офицерам имели место даже в ударных частях. В телеграмме капитану Митрофану Неженцеву, командиру 1-го ударного отряда 8-й армии, Корнилов отмечал: «До меня дошли слухи, что мои ударные батальоны <…> пришли в полное расстройство и отказываются исполнять свой долг. Объявите всем ударникам, что я не допускаю и мысли, чтобы среди них оказались предатели и изменники. Примите все меры к установлению порядка».

Корнилов должен был укрепить власть Временного правительства, окончательно ликвидировать двоевластие, покончить с «безответственным влиянием большевиков» на армию и тылМежду тем очевидный успех наступления корниловской армии произвел впечатление на правительственных функционеров. Комиссар 8-й армии штабс-капитан Максимилиан Филоненко и комиссар Юго-Западного фронта Борис Савинков телеграфировали премьер-министру и военному министру Александру Керенскому о необходимости назначения Лавра Корнилова на должность командующего всем Юго-Западным фронтом. Савинков подчеркивал, что «успех этот обусловлен не только стратегическими талантами генерала Корнилова <…>, но и умением заставить солдат повиноваться отдаваемым приказаниям, что было редкостью в других армиях Юго-Западного фронта». Ведь если ему удалось организовать и подчинить себе армию, то он наверняка справится и с фронтом.

10 июля Керенский утвердил назначение Корнилова. Однако повлиять на ситуацию на фронте новый командующий уже не мог. Части 7-й и 11-й армий практически безо всякого давления со стороны противника начали откатываться назад. Полковые, ротные и батальонные комитеты принимали решения об отходе в тыл. Немецкое командование незамедлительно воспользовалось слабостью 11-й армии, начав 6 июля контрудар под Тарнополем (ныне Тернополь). Тарнопольский прорыв решил печальный для России исход кампании 1917 года.

На смену Брусилову

Вскоре отступление 11-й, а затем и 7-й армии превратилось в «неудержимое бегство». Подтвердились худшие опасения Корнилова. Напрасны оказались все принесенные жертвы; все надежды, возлагавшиеся на успех наступления, рушились в одночасье. «Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. <…> Меры правительственной кротости расшатали дисциплину, они вызывают беспорядочную жестокость ничем не сдерживаемых масс. <…> Смертная казнь спасет многие невинные жизни ценой гибели многих изменников, предателей и трусов» – так твердо и прямолинейно описывает ситуацию Корнилов в телеграмме Керенскому от 11 июля.

Требовалась уже не «демократизация армии», а наведение элементарного военного порядка. И Корнилов стал его наводить. Несколько публичных казней заметно укрепили дисциплину – смертная казнь на фронте в отношении дезертиров и мародеров официально была восстановлена 14 июля. Этому предшествовали приказ от 9 июля о применении оружия за неповиновение и революционную агитацию и от 10 июля – о запрещении митингов в войсках. Что же касается военных действий, то, понимая невозможность наступления, Корнилов принял решение выравнивать линию фронта, чтобы избежать окружения. Ему удалось спасти Юго-Западный фронт от катастрофы, но была потеряна почти вся Галиция. Войска закрепились на реке Збруч, отбили атаки немцев и начали готовиться к новым боям.

Провал июньского наступления и общее падение боеспособности армии стали предметом обсуждения на специальном совещании командующих фронтами и членов Временного правительства в Ставке 16 июля. Одним из острых вопросов было назначение нового Верховного главнокомандующего. Прежний главковерх – Алексей Брусилов – уже не отвечал изменившимся реалиям. И тогда Савинков выдвинул кандидатуру Корнилова.

Первые шаги главковерха

18 июля Корнилов, пробывший в должности командующего фронтом всего неделю, был утвержден Верховным главнокомандующим Русской армии. Его карьера достигла зенита. Его полномочия оказались огромны. Но сила его власти во многом зависела от той социальной, политической опоры, на которую приходилось рассчитывать Корнилову.

«Революционная демократия» в лице Савинкова, назначенного управляющим военным министерством, и Филоненко, ставшего комиссаром при Верховном главнокомандующем, надеялась с помощью Корнилова укрепить власть Временного правительства, совершенно ликвидировать двоевластие, покончить с «безответственным влиянием большевиков» на армию и тыл. Эти намерения в целом разделял и Керенский, стремившийся к упрочению своих позиций премьера и военного министра, однако не имевший достаточной воли к борьбе с «контрреволюцией слева».

Кроме того, все сильнее и настойчивее проявлялась новая политическая сила, также видевшая в Корнилове своего будущего лидера. Керенский называл ее «контрреволюцией справа». Эта сила опиралась на общественно-политические и деловые организации либерального лагеря, остатки правых, монархических структур и военные союзы, из которых наиболее влиятельным стал Союз офицеров армии и флота. Из этих элементов позднее и сложилось Белое движение. Ставка главнокомандующего в 1917 году волею истории оказалась военно-политическим центром, из которого выросло Белое дело.

Суть «корниловской программы» июля-августа того года сводилась к трем основным положениям, связанным исключительно с условиями войны, а именно: введению смертной казни в тыловых частях, милитаризации транспорта и заводов, выполняющих военные заказы, и четкому определению полномочий комитетов и комиссаров и сужению их прав при расширении дисциплинарной власти офицерства.

Корнилов не был сторонником военной диктатуры, но в обстоятельствах войны и угрозы распада армии он, как Верховный главнокомандующий, считал необходимым сосредоточить в своих руках максимально возможный объем полномочий. Еще при вступлении в должность Корнилов заявил, что он несет «ответственность перед собственной совестью и всем народом», что наведение порядка в армии и стране – его долг гражданина и Верховного главнокомандующего.При вступлении в должность главковерха Корнилов заявил, что он несет «ответственность перед собственной совестью и всем народом»В наиболее развернутой форме эта «программа» была изложена в докладной записке от 10 августа 1917 года, для обсуждения которой генерал специально приезжал в Петроград на заседание правительства. Кроме мер по усилению военной дисциплины в записке шла речь об улучшении санитарного состояния и продовольственного снабжения армии, а также о необходимости культурно-просветительной работы в войсках в виде открытия «школ грамотности» и «запрещения карточной игры и распития спиртных напитков». Заключительная часть записки посвящалась милитаризации промышленности и транспорта.

«Во имя победы»

Предложения Корнилова требовали от правительства действий. Каковы они будут – зависело уже от премьер-министра. С середины августа события развивались стремительно, и в унисон с корниловской запиской делали заявления многие политики и военные.

Московское государственное совещание, проходившее в августе 1917 года, стало своеобразным смотром политических сил (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Своеобразным смотром политических сил стало Московское государственное совещание, проходившее с 12 по 15 августа 1917 года. Общий вывод доклада Корнилова в целом совпадал с вышеупомянутой запиской: правительство должно взять на себя «решимость и твердое непреклонное проведение намеченных мер» по «оздоровлению фронта и тыла во имя победы».

Будущий идеолог Белого движения, выдающийся русский философ Иван Ильин считал: «Теперь в России только две партии: партия развала во главе с Керенским и партия порядка, вождем которой должен быть генерал Корнилов». Едко, но довольно точно определил суть ожиданий, связанных с Корниловым, поэт Александр Блок: «Корнилов есть символ; на знамени его написано: "Продовольствие, частная собственность, конституция не без надежды на монархию, ежовые рукавицы"».

Философ Иван Александрович Ильин (1883–1954) писал летом 1917 года: «Теперь в России только две партии: партия развала во главе с Керенским и партия порядка, вождем которой должен быть генерал Корнилов» (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Но Лавр Корнилов не стремился к единоличной власти во что бы то ни стало. После совещания в Москве, вернувшись в Ставку, он при активной поддержке Савинкова и Филоненко продолжил работу по претворению в жизнь своей «программы». За это время управляющему военным министерством с большим трудом удалось добиться согласия Керенского на утверждение смертной казни в тылу. Савинков считал это крупным успехом и надеялся, что в ближайшем будущем он заставит премьер-министра признать и остальные требования Ставки, прежде всего о введении законов о комитетах и комиссарах. «Керенский принципиально высказался за необходимость твердой власти в стране, и, таким образом, открывалась возможность попытаться поднять боеспособность армии», – отмечал он.

Возможные сценарии

К 20-м числам августа, также при непосредственном участии Савинкова и Филоненко, было разработано несколько проектов реорганизации кабинета министров. Проект единоличной диктатуры Верховного главнокомандующего (им мог быть и Корнилов, и Керенский) был отвергнут по причине «недемократичности». Проект директории («малого военного кабинета») во главе с Керенским и в составе Корнилова, Савинкова и Филоненко считался наиболее подходящим, поскольку сочетал в себе возможности оперативного руководства и пользовался популярностью в обществе.

Третий проект предполагал создание коалиционного правительства – так называемого Совета народной обороны. На заседании в Ставке 25 августа обсуждался его предварительный состав. В совете должны были участвовать такие известные военные и политики, как адмирал А.В. Колчак (в качестве управляющего морским министерством), Г.В. Плеханов (министр труда), А.И. Путилов (министр финансов), С.Н. Третьяков (министр торговли и промышленности), И.Г. Церетели (министр почт и телеграфов), планировалось даже введение в кабинет «бабушки русской революции» Е.К. Брешко-Брешковской.

Председателем совета должен был стать Корнилов, а его заместителем – Керенский. Савинков и Филоненко получали портфели военного министра и министра иностранных дел соответственно. Вероятно, этот вариант, при известной договоренности между Корниловым и Керенским относительно поста премьера, мог реализоваться с наибольшей эффективностью.

Александр Керенский, с 5 мая по 1 сентября 1917 года занимавший пост военного и морского министра во Временном правительстве, на смотре войск Царскосельского гарнизона. 6 июня 1917 года (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Но был еще один вариант, предусматривающий объявление в Петрограде военного положения, создание петроградского генерал-губернаторства и формирование Особой армии, в которую должен был войти петроградский гарнизон.

Такой сценарий развития событий устроил бы Корнилова гораздо больше. Ведь тогда сразу решались бы не только военные, но и политические проблемы. Можно было убить двух зайцев, выведя наконец «революционный гарнизон» на борьбу не с мифическими врагами революции в тылу, а с реальными на фронте и окончательно ликвидировав советы.

25 августа – уже без согласования с правительством – был заготовлен проект приказа о введении в Петрограде осадного положения (комендантский час, цензура, запрет митингов и демонстраций, разоружение частей гарнизона, оказывающих сопротивление, военно-полевые суды). Вечером того же дня в Ставке еще раз обсуждался список участников Совета народной обороны и говорилось о директории Керенский – Корнилов – Савинков в качестве высшей формы управления страной до созыва Учредительного собрания.

Таким образом, начиная легальные действия по переброске частей к Петрограду (после позорной сдачи Риги 20 августа врагу открывалась дорога на столицу), Корнилов готовился также к объявлению военного положения в городе, созданию директории и Совета народной обороны, отправил к Петрограду казаков и горцев 3-го конного корпуса под командованием генерала Александра Крымова, предполагал использование боевых отрядов Союза офицеров армии и флота. Некоторые нарушения плана, согласованного с Савинковым и Керенским, не казались главковерху преступными. Напротив, они представлялись ему необходимыми для укрепления порядка. При этом Корнилов продолжал подчеркивать свою лояльность правительству, хотя и не считал премьер-министра способным на решительные действия ради победы в войне. Савинков потом писал: «26 августа программа генерала Корнилова была накануне осуществления. Разногласия между генералом Корниловым и Керенским как будто были устранены. Как будто открывалась надежда, что Россия выйдет из кризиса не только обновленной, но и сильной».«Страшные слова»Но Керенский думал иначе. Скрытое недоверие к военщине, выработавшееся еще во времена студенчества, физические страдания (в 1916 году он перенес тяжелую операцию по удалению почки и испытывал страшные боли), нервное напряжение летних месяцев, антипатия к в высшей степени деятельному главковерху – все эти факторы влияли на премьера, готового поверить в любую политическую интригу, даже самую абсурдную.

Борис Викторович Савинков (1879–1925) (Фото предоставлено М. Золотаревым)

В конце августа 1917 года Керенский «почувствовал» заговор, но не мог найти весомых доказательств его существования. Решающим аргументом, убедившим Керенского в наличии тщательно планируемого мятежа, стала печально известная «миссия В.Н. Львова».

Подробности визита бывшего обер-прокурора Святейшего синода в Ставку, его последующие рассказы о готовящемся «перевороте» достаточно полно изложены в исследовании историка русского зарубежья, профессора Оксфордского университета Георгия Каткова «Дело Корнилова». После подавления «Корниловского мятежа» Владимир Львов трижды менял свои показания в ходе следствия, выяснилось также, что он имел проблемы с психическим здоровьем. Но он-то и произнес те самые «страшные слова», которые боялся и вместе с тем ожидал услышать Керенский: Корнилов собирается арестовать весь состав Временного правительства, готовит военный переворот и не пощадит ни советы, ни правительство.

В действительности Львов обобщил те обрывки разговоров, свидетелем которых он стал во время своего визита в Ставку 24–26 августа. Там и вправду звучало немало критики в адрес Керенского. Но воображение больного Львова нарисовало настолько ужасающий образ «русского Кавеньяка», окруженного свитой палачей-реакционеров, что самолюбивый премьер-министр просто испугался. Прав был Савинков, когда в ответ на вопрос следователя об измене генерала Корнилова заявил, что нужно «поправить квалификацию преступления», ведь «речь идет не об измене генерала Корнилова, а об испуге министра Керенского».

«Я ему революции не отдам» – этот резкий ответ премьера радикально изменил политическую ситуацию в России. 28 августа после экстренного заседания правительства был принят указ Правительствующему сенату: «Верховный главнокомандующий генерал от инфантерии Лавр Корнилов отчисляется от должности Верховного главнокомандующего с преданием суду за мятеж». Уже на следующий день начала свою работу созданная Чрезвычайная следственная комиссия под руководством главного военно-морского прокурора Иосифа Шабловского.

Нетрудно представить себе реакцию Корнилова на столь неожиданное решение премьера. Сперва недоумение, подозрение, что присланная телеграмма (без номера и за простой подписью «Керенский») – провокация, фальшивка. Затем обида, негодование, возмущение предательством, тягостное ощущение совершенно незаслуженных обвинений. Его, человека, жертвовавшего ради России своей жизнью, обвинили в государственной измене, объявили внутренним врагом! Всю его подчеркнутую лояльность Керенскому, «революционную» искренность в одночасье превратили в мятеж, за который следовало судить…

«Мне лично ничего не надо»

Ответные действия Корнилова не заставили себя ждать. В «Воззвании к казакам», в частности, говорилось: «Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, клянусь довести народ, путем победы над врагом, до Учредительного собрания». Воззвание также обвиняло Временное правительство «в нерешительности действия, в неумении, неспособности управлять, в допущении немцев к полному хозяйничанью внутри нашей страны».

После таких обращений Корнилов окончательно становился на путь борьбы с существующей политической системой. Он противопоставлял высшую военную власть высшей гражданской, и каждый в результате оказывался перед выбором, с кем идти.

Впоследствии в литературе этот шаг главковерха трактовался с диаметрально противоположных позиций. С точки зрения одних, «Корниловский мятеж» прервал путь России к демократии, совершенно разложил армию, разрушил с таким трудом создаваемые структуры «гражданского общества». Другие считают: «Корнилов дерзнул, восстал и погиб», «бросил клич во спасение России», но был предан «фигляром» Керенским и ушел как истинный «рыцарь без страха и упрека».

Борис Савинков (на фото в центре), летом 1917 года комиссар Юго-Западного фронта, а затем управляющий военным министерством, исполнял роль «передаточного звена» между Керенским и Корниловым (на фото слева) (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Достаточно интересная оценка роли Корнилова в 1917 году была дана в некрологе, опубликованном анонимным автором в рижской газете «Сегодня» в 10-летнюю годовщину трагической гибели генерала: «Может быть, из всех русских генералов Корнилов был тем вождем, который имел все данные для того, чтобы возглавить революцию. Не в том смысле, чтобы плыть покорно по ее стихийному течению, а в том, чтобы ввести ее в русло государственности и ослабить ее разрушительный бег. Безграничная смелость, широкая популярность в армии, умение действовать на массы, самоотвержение, глубокая любовь к родному народу, отсутствие партийных шор – все это как будто предопределяло роль Корнилова-вождя, роль Корнилова как организатора государственных сил, как противовес революционному хаосу… Очень многие левые, не исключая и государственно мыслящих социалистов, ждали выступления Корнилова, видели в нем совсем не представителя грядущей реакции, а вождя демократии».

Так или иначе, но конфликт между Ставкой и Петроградом в условиях растущей напряженности в стране, преступной, антигосударственной деятельности большевиков, общего экономического кризиса и военных поражений мог привести только к тому результату, о котором генерал Николай Головин написал 20 лет спустя: «Корнилов вместе с Керенским играли на руку своим общим врагам – большевикам, окончательно расчленяя Русскую армию на две враждебные части, которые впоследствии будут называться одна Белой, а другая Красной армией. Керенский подрывал веру солдатского лагеря в патриотические намерения офицерства… Корнилов окончательно подрывал в офицерстве идею Временного правительства, его хотя бы некоторой легитимности. 26 августа предрешило 26 октября 1917 года».

В политической изоляции

Но мосты к примирению были сожжены. Возможность совместных действий правительства и армии в борьбе с большевизмом была упущена.

Вождь мирового пролетариата, загримированный под финского рабочего. Владимир Ульянов (Ленин) в Разливе. Август 1917 года (Фото предоставлено М. Золотаревым)

На кого теперь мог опереться Корнилов? Приказу военного министра Керенского о сдаче главного командования он не подчинился. Командующие фронтами и чины Ставки отказывались нарушить воинскую этику, не соглашаясь принять пост главковерха. Но и безусловной поддержки Лавр Корнилов не получил. Лишь командующий Юго-Западным фронтом генерал Антон Деникин заявил о своем согласии со Ставкой и обвинил правительство в «возвращении на путь планомерного разрушения армии и, следовательно, гибели страны». Командующие Северным, Западным и Румынским фронтами послали в Петроград сдержанные телеграммы, в которых, возражая против отставки Корнилова, призывали «сохранить армию от раскола» и не допустить «гражданской войны», а командующие Кавказским фронтом и Московским военным округом подтверждали свою верность Временному правительству.

Союз офицеров армии и флота, прямо заявлявший о своей готовности оказывать помощь главковерху, на деле ограничился публикацией 28 августа обращения в поддержку Корнилова. Правда, и этого было достаточно, чтобы обвинить офицеров в мятеже.

Что касается «ударной силы корниловщины» – 3-го корпуса генерала Крымова, то анализ материалов следствия показывает, что никто (!) из чинов корпуса – от командира до рядового – не считал, что идет на Петроград для «свержения Временного правительства». Узнав о конфликте Ставки и правительства, корпус отказался от «участия в братоубийственной войне».

Пока Керенский сводил счеты с Корниловым, ситуация в Петрограде накалялась с каждым днем (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Помощь со стороны «общественных деятелей» также была ничтожной. 27 августа Корнилов распорядился отправить на Дон к атаману Алексею Каледину своего ординарца Василия Завойко, однако донское правительство не поддержало главковерха. Остались в стороне и Павел Милюков с Михаилом Родзянко.

Оказавшись по существу в одиночестве, Корнилов уже не видел смысла в бесплодном противостоянии с правительством и подчинился отставке и аресту. После нервного напряжения последних дней августа, бессонных ночей и безрезультатных переговоров в нем произошел душевный надлом. Исчезла вера в возможность что-либо изменить, эмоциональный подъем сменила глубокая усталость.А был ли заговор?Арестованных по «делу о мятеже» отправляли в город Старый Быхов, где размещали в здании бывшей женской гимназии.

Следственная комиссия продолжала собирать материал, но уже в начале октября, через месяц работы, стало ясно, что версия заговора-мятежа не подтверждается имеющимися фактами.Чрезвычайная следственная комиссия пришла к заключению: версия заговора-мятежа не подтверждается имеющимися фактамиИтоговая формулировка была следующей: «Генерал Корнилов не поручал В.Н. Львову требовать, а тем более в ультимативной форме, от Временного правительства передачи ему, генералу Корнилову, всей полноты гражданской и военной власти <…>, а лишь высказал свое мнение по вопросу <…> о наилучшей реорганизации правительства в целях создания сильной власти, причем настаивал на том, чтобы все конкретные меры в этом направлении были приняты с согласия Временного правительства. Комиссия приходит к заключению, что существование заговора лиц, объединяющихся генералом Корниловым и ставивших своей целью изменение существующего строя и свержение Временного правительства, представляется по делу недоказанным».

Войска генерала Лавра Корнилова, так называемые «мятежники», сдают оружие. Через два месяца к власти в России придут большевики (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Более того, в ходе расследования стала очевидной провокационная, по существу, роль Львова и абсолютно лишенная здравого смысла оценка действий главковерха со стороны Керенского. Дальнейшая работа комиссии могла привести к серьезному политическому скандалу. Но как раз в этот момент к власти в Петрограде пришли большевики. Скандала не состоялось...

Между тем в отечественной историографии, да и в массовом сознании, понятия «Корнилов» и «мятеж» на долгие годы стали синонимами.

Автор: Василий Цветков, доктор исторических наук

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

Катков Г.М. Дело Корнилова. М., 2002

Комаровский Е.А. Генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов // Белое движение. Исторические портреты. М., 2006. С. 11–46

Цветков В.Ж. Лавр Георгиевич Корнилов // Вопросы истории. 2006. № 1. С. 55–84