«На погибель христианам»

Одним из самых тяжелых моментов правления Василия I стало нашествие Едигея

Темник Едигей (1352–1419) был фактическим правителем Золотой Орды при нескольких ханах. В 1408 году он предпринял поход на русские земли с целью заставить великого князя возобновить выплату дани. Во время похода были разорены Серпухов, Дмитров, Ростов, Переславль, Нижний Новгород, Городец. В декабре 1408-го войска Едигея осадили Москву, однако взять город так и не смогли и вынуждены были отойти. Рассказ об этом событии, отрывки из которого мы предлагаем вашему вниманию, был создан вскоре после нашествия и дошел до нас в составе Симеоновской летописи.

*** *** ***

В год 6917 [1408/1409]. Той же зимой некий князь ордынский именем Едигей по повелению царя Булата пришел с войском на Русскую землю, а с ним четыре царевича и много татарских князей. <…>

Услышав об этом, великий князь Василий Дмитриевич опечален был горем, грехов ради наших постигшим Русь: ведь вначале беззаконные измаилтяне заключили с нашими русскими князьями ложный мирный договор и прежде всего с великим князем Василием Дмитриевичем, притворно мирясь с ним, ибо никогда не говорят христианам истины. <…> Неверные же агаряне всегда по-волчьи подстерегают нас, коварно мирясь с нами. Когда же наши князья, ожидая от них прочного мира, забывают о предосторожности, тогда они, улучив пагубное время, осуществляют злой замысел. <…>

«Окаянный враждолюб»

В свое время некто из них, Едигей именем, князь измаилтянский, самый великий из всех князей ордынских, который всем царством один правил и по своей воле сажал на царство, кого хотел, – этот лукавый Едигей со злым умыслом стяжал у Василия большую любовь и высокую честь ему воздавал, многими дарами его почитал, и – более того – именовал его своим любимым сыном, и много всего обещал ему, а прибывавших от Василия послов отпускал с честью, хитроумно изображая перед Василием крепкий мир.

В эту же пору случилось так, что великий князь Василий рассорился с тестем своим великим князем Витовтом из-за каких-то дел о земле, что обычно бывало меж княжествами, ибо тогда Витовт владел всей Киевской и Литовской землей. Великий же князь Василий обо всех обидах от Витовта поведал полюбовно Едигею. Услышав о том, враждолюбец Едигей возликовал сердцем пуще кровожадного зверя, еще больше разжигая меж ними гнев: послал он Василию большое войско в помощь… Также послал он с некими краткими и лживыми советами и к Витовту, повелевая держать их втайне, и называл его своим другом. И так, запутывая их, посеял меж ними вражду, расставляя сети, помышлял, что они, начав битву, погубят свои войска. <…>

И путем такой свары враждолюб окаянный Едигей подготавливал себе подходящее время для злого умысла. Так и достиг своего, окаянный, – вспыхнула рознь меж князьями и начала воевать Русь и Литва. И воевали три года. <…> Когда на исходе был третий год раздора Руси с Литвой, те и другие, русичи и литва, подошли к Угре. Несколько дней постояли, и примирились великий князь Василий с тестем своим великим князем Витовтом, заключили такой же, как и первоначально, мир и разошлись каждый восвояси. <…> Коварный же Едигей, который некогда называл себя отцом Василия, а сам, тайно скрывая, носил в устах своих змеиный яд, любил ненавидя, – выбрал для любимого Василия, которого именовал своим сыном, самую пору: не с добром – со смертью спешил на русское, только что распущенное, утомленное войско. Следует это хорошо уразуметь и запомнить тем, кто впредь захочет заключить мир с иноплеменниками.

Едигей же, под личиной старой дружбы, посылает к Василию впереди себя с такими речами: «Да будет тебе известно, Василий, – это царь идет на Витовта мстить за то, что тот учинил твоей земле. Ты же воздай царю честь, и если не сам, то сына своего пошли к царю, или брата, или кого-нибудь из вельмож, ничего не боясь». Так жаждущий крови Едигей хитрил, чтобы против него не собрали даже небольшого войска, а сам в это время неустанно приближался. <…> Не успел Василий собрать и небольшой дружины, как город был осажден; он оставил в нем своего дядю, князя Владимира, брата – князя Андрея, и воевод, а сам с княгинею и с детьми уехал в Кострому. И город пришел в страшное смятение. И побежали люди, забывая и об имуществе, и обо всем на свете. И поднялась в людях злоба, и начались грабежи.

«Лучше уповать на Господа, чем уповать на князя»

Велено было сжечь городские посады. Горестно было смотреть, как чудные церкви, созидаемые веками и своим возвышенным положением придававшие красоту и величие городу, в одно мгновение исчезали в пламени, как величие и красоту Москвы – чудные храмы – поглощает огонь.

Это было страшное время – люди метались и кричали, и гремело, вздымаясь в воздух, огромное пламя, а город окружили полки нечестивых иноплеменников. И вот тогда, в пятницу, когда день уже клонился к вечеру, начали появляться полки поганых, разбивая станы в поле около города. Не посмели они стать близ града из-за городских орудий и стрельбы с городских стен, а расположились в селе Коломенском. И когда все это увидели люди, пришли в ужас: не было никого, кто бы мог противостоять врагу, а воины были распущены. И поганые жестоко расправлялись с христианами: одних посекали, а других уводили в плен. Так погибло бесчисленное множество людей: за умножение грехов наших смирил нас Господь Бог перед врагами нашими. Если где-либо появится хотя бы один татарин, то множество наших не смеет ему противиться, а если их двое или трое, то многие русские, бросая жен и детей, обращаются в бегство. <…> И множество людей погибло, а иные от холода поумирали, ибо тогда, на погибель христианам, зима была лютая и стужа превеликая. <…>

Когда прошло двадцать дней с тех пор, как агарянин Едигей осадил славный град Москву, возомнил он о своем величии и надумал тут зимовать. <…> Жители, бывшие в городе в великом бедствии, впали в глубокое уныние, видя, что им никто не помогает и что от людей им нечего ждать спасения, и вспомнили Давида, который писал так: «Лучше уповать на Господа, чем уповать на князя; лучше надеяться на Бога, чем надеяться на человека».

И взмолились все люди к Богу, низко кланяясь и говоря: «Не предай зверям души рабов твоих, Владыка! Если мы и согрешили перед тобой, то во имя твое святое пощади нас, Господи!» <…> И милосердный Человеколюбец… величавого и гордого агарянина Едигея устрашил, навел на измаилтянина трепет перед своей всевышней и карающей десницей. И агарянин… внезапно снялся с места и, не желая медлить ни единого дня, сказал дружине: «Или царство наше захватит другой, или Василий соберется на нас», – такая мысль смутила агарянина. Быстро посылает он к городу, сам прося мира: и как захотели горожане, так и замирился с ними окаянный Едигей и отошел.

Василий I. Настенная роспись Архангельского собора Московского Кремля. Неизв. худ. 1652–1666 годы

Фото: LEGION-MEDIA