«В духе партийной скромности»

Революционная власть со смутной осени 1917 года продемонстрировала свою готовность лихо переименовывать улицы, площади, парки и общественные организации в честь «строителей нового мира». Нужно было приучить общество к социалистическим ценностям, которые «всерьез и надолго» пришли вместо прежних – церковных и монархических. Пришли и новые герои – «борцы за рабочее дело». Так бывшие Троицкие и Никольские улицы стали улицами Урицкого, Розы Люксембург, а то и вовсе Пятой годовщины Октября. Правда, с переименованием крупных городов большевики не спешили.

Города имени вождей

Начали с уездных центров и небольших поселений. Первым появилось на карте имя Льва Троцкого – признанного организатора Красной армии. Уже в 1918 году в честь него назвали поселок Иващенково в Самарской губернии, а в 1923-м – старинную Гатчину. Оба населенных пункта получили одно название, краткое и резкое, как выстрел, – Троцк. Но ненадолго: в 1929 году, когда Троцкого выслали из СССР, Гатчину переименовали в Красногвардейск, а Иващенково – в Чапаевск.

Настоящее поветрие на смену названий началось вскоре после смерти Владимира Ленина. В память о «вожде мирового пролетариата» переименовали Петроград (Ленинград) и Симбирск (Ульяновск). А вскоре, в апреле 1924 года, впервые крупный город – шахтерская Юзовка (ныне Донецк) – обрел имя нового вождя (Сталино). В 1925 году Царицын нарекли Сталинградом. С того времени на карте страны появилось множество населенных пунктов, названных в честь Климента Ворошилова, Вячеслава Молотова и деятелей более мелкого масштаба, имена которых увековечивали, не дожидаясь их смерти. Это стало важной частью пропаганды: граждане СССР постепенно привыкали к тому, что почти все вокруг связано с деятельностью выдающихся большевиков, которые дважды в год (1 мая и 7 ноября) приветствуют народные массы с трибуны Мавзолея. Такая политика не имела аналогов в мировой истории. Нигде и никогда переименование городов не приобретало столь массовый характер. Скорее всего, лидеры СССР спешили придать своей власти оттенок сакральности, а для этого нужно было прославлять «лучших из лучших». Конечно, такая практика вступала в противоречие с марксистской концепцией коллективизма, но до поры до времени об этом старались не думать.

Впрочем, после отставок и репрессий приходилось оперативно корректировать географию. Путаница возникала неимоверная, да и «народные деньги» на очередные пертурбации уходили немалые. Но политическое руководство эти лихорадочные рокировки не смущали. Как говаривал главный идеолог позднего СССР Михаил Суслов, «на идеологии мы не экономили». Достаточно привести один пример. Город, носивший историческое название Баталпашинск, в 1934 году переименовали в Сулимов – в честь председателя Совнаркома РСФСР Даниила Сулимова. Но в 1937-м его расстреляли, и городу присвоили фамилию наркома внутренних дел Николая Ежова – Ежово-Черкесск. Когда в 1939 году на скамье подсудимых оказался сам «железный нарком», город стал просто Черкесском.

Нелегко было уследить за бесконечными изменениями. Такова особенность ранней советской культуры: эксперимент, готовность к кардинальным преобразованиям ставились выше традиции, были дороже стабильности. Многие к этому привыкли. И все-таки далеко не все новые названия приживались, а поспешные переименования стали темой шуток и фельетонов. В известном рассказе Михаила Зощенко пассажиры, путешествовавшие на пароходе «Товарищ Пенкин», вернулись после экскурсии и с ужасом обнаружили, что его нет у пристани. Пока они гуляли, поступила телеграмма, сообщившая, что товарищ Пенкин, имя которого носило судно, оказался «не на высоте своего положения и в настоящее время находится под судом». Поэтому и пришлось в срочном порядке закрашивать это название и менять на новое. Столь анекдотичные ситуации не укрепляли авторитет советской власти. Недаром после визита в Москву гитлеровского министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа даже появилась язвительная байка о переименовании подмосковного города Химки в Иоахимки.

Памятник Клименту Ворошилову, открытый в Ворошиловграде (ныне Луганск) 4 февраля 1981 года в честь 100-летия со дня рождения маршала

Борьба товарища Хрущева

Почему же именно в 1957 году Никита Хрущев обратил внимание на порочность прижизненного возвеличивания «выдающихся строителей социализма»? Все упиралось в политическую борьбу. В 1956-м, после ХХ съезда КПСС, начался радикальный пересмотр отношения к сталинскому наследию. Под удар (сначала косвенно) попали и непосредственные конкуренты Хрущева, еще живые и активные Вячеслав Молотов, Георгий Маленков, Лазарь Каганович, Климент Ворошилов. Почти все они приняли деятельное участие в неудачной попытке смещения «царя Никиты» в июне 1957 года, после которой существование в стране городов и улиц, посвященных лидерам «антипартийной группы», стало просто невозможным.

Тут-то и вышел указ, напоминавший, что «в период распространения культа личности имена государственных и общественных деятелей еще при их жизни стали присваиваться большому количеству районов, городов, поселков, предприятий, колхозов, учебных заведений». Вердикт не заставил себя ждать: «Такая практика ведет к неправомерному возвеличиванию отдельных личностей, умаляя роль партии как коллективного руководителя и организатора масс, не способствует правильному воспитанию кадров в духе партийной скромности». По сложившейся хрущевской традиции речь шла о «восстановлении ленинских норм».

Последовал настоящий шквал переименований. Например, в одном лишь Таганроге 22 улицы и переулка, «блиставших» именами здравствовавших политиков и военачальников, получили новые названия. И так – повсюду. В первую очередь указ коснулся «возвеличивания Молотова», которого долгое время считали вторым после Сталина в когорте кремлевских вождей. Сегодня уже немногие помнят, что Пермь – замечательный город на Каме – до 1957 года носила имя Молотова. Молотовску, что в Кировской области, тоже вернули прежнее название – Нолинск. Молотовск в Архангельской области стал Северодвинском. Тогда же имя бывшего председателя Совнаркома утратил и автомобильный гигант в городе Горьком, ставший из ЗИМа (Завод имени Молотова) ГАЗом – Горьковским автозаводом. Перестал носить имя Молотова и Московский энергетический институт (МЭИ).

Называть города в честь сталинского соратника Лазаря Кагановича опасались: получалось слишком неблагозвучно. Но выход нашли. В 1938 году поселок Попасная в Луганской области получил статус города. Его-то и хотели назвать в честь наркома путей сообщения. Однако наименования «Кагановичск» или «Каганович» сочли неблагозвучными, и город назвали просто и со вкусом – «Имени Л.М. Кагановича». Историческое название ему вернули во время войны, в 1943-м. К 1957 году оставался Кагановичский район в Павлодарской области Казахстана. Его после указа незамедлительно переименовали в Ермаковский. Имени Кагановича лишилась и Военно-транспортная академия.

В честь Георгия Маленкова, несмотря на его высокое положение, крупных городов не называли. Впрочем, в Москве, в Сокольниках, есть Маленковская улица, которую не стали переименовывать. В народе до сих пор считается, что она названа по фамилии Георгия Максимилиановича, но это не так. Улицу в 1922 году переименовали из Большой Ивановской в память о председателе Сокольнического совета, рабочем-большевике Емельяне Маленкове, погибшем в октябре 1918-го в бою с белогвардейцами.

Указ, призывавший к партийной скромности, подписал Ворошилов – председатель Президиума Верховного Совета СССР и один из самых популярных героев сталинского времени. В результате город его юности, который с 1935 года называли Ворошиловградом, снова стал Луганском. Правда, вскоре после смерти «первого красного офицера», уже при Леониде Брежневе, городу вернут «маршальское» название, и только в 1990-м Луганск снова станет Луганском. Имени Ворошилова в 1957–1961 годах лишатся еще несколько городов и предприятий: Уссурийск, Алчевск, Красноярский машиностроительный завод и Воронежский авиазавод.

Схожая история случилась и с соратником Ворошилова по Гражданской войне. Районному центру Ставропольского края Буденновску вернули прежнее наименование – Прикумск. Он снова стал Буденновском уже после смерти маршала, в 1973 году.

Что до Анастаса Микояна, который – единственный из давних сталинских выдвиженцев – стал надежной опорой Хрущева, то самый заметный город, названный в его честь, – Микоян-Шахар – еще в 1943 году переименовали в Клухори, а в начале 1957-го – в Карачаевск. Ну а после указа историческое название вернули древнему армянскому селу Ехегнадзор, которое с 1935 года носило имя Микояна. Поселок в Еврейской автономной области, известный своими оловянными рудниками, тогда же из Микояновска переименовали в Хинганск.

Горьковский автомобильный завод имени В.М. Молотова. 1948 год

Город Попасная, Луганская область. Начало 1970-х годов

Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев. 1 октября 1957 года

Перегибы и недоработки

Исполняя указ, политическая элита не всегда следовала легко объяснимой логике, случались перегибы. Например, официальное отношение к Валерию Чкалову вроде бы не менялось. О выдающемся летчике-испытателе по-прежнему издавали книги, кинофильм, посвященный советскому асу, не сходил с экранов. Да и город Оренбург получил имя Чкалова только после гибели «сталинского сокола». И все-таки в 1957 году ему вернули историческое название. Почему? Видимо, в сознании Хрущева закрепилось представление о Чкалове как о главном любимце Сталина, которого вождь лично встречал на Щелковском аэродроме после рекордного перелета на Дальний Восток и обратно и которого имел в виду, когда говаривал: «Люблю я летчиков. И должен прямо сказать – за летчиков мы должны стоять горой». Вот и решил Хрущев задним числом немного умерить народную славу Чкалова.

В то же время указ не повлиял на судьбу города Горького, получившего имя «первого классика пролетарской революции» в 1932 году, когда писатель (а он, безусловно, был еще и крупнейшим общественным деятелем!) жил, здравствовал и отмечал 40-летие литературной деятельности. При советской власти никто и не помышлял вернуть исконное название – Нижний Новгород, которое любил и сам писатель.

Вроде бы все города, названные в честь «вождей» прижизненно, следовало немедленно переименовать. Но по разным причинам указ исполняли не везде и не слишком оперативно. Так, Царицын, Юзовка, Кузнецк-Сибирский, Душанбе носили имя покойного «товарища Сталина» до 1961 года: власти все-таки побаивались выкорчевывать из топонимики имя вождя, который совсем недавно считался «гениальным учеником Ленина». Но после XXII съезда КПСС деятельность «отца народов» получила столь строгую оценку, что о сохранении сталинского имени на карте Страны Советов отныне не могло быть и речи. Зимой и весной 1961-го советским людям пришлось привыкать к новым названиям. Сталинград стал не Царицыном, а Волгоградом, Сталино – не Юзовкой, а Донецком, Кузнецк-Сибирский вместо Сталинска превратился в Новокузнецк, а столице Таджикской ССР вернули исконное название, слегка изменив его русское написание и произношение (до 1929 года город назывался Дюшамбе, а в 1961-м появился привычный нам вариант – Душанбе).

Главный киевский стадион носил имя Н.С. Хрущева с 1941 по 1962 год

«Вы мне новый культ не разводите!»

В Кировоградской области Украинской ССР в 1954 году возник новый поселок – там жили энергетики и строители Кременчугской гидроэлектростанции. В 1961-м он получил статус города и по льстивой задумке секретаря обкома Владимира Плющенко обрел лаконичное, но эффектное по тем временам название – Хрущев. Никита Сергеевич как-никак лично присутствовал при запуске электростанции! Но через год первый секретарь ЦК узнал об этом и возмутился. То ли городок был уж слишком второстепенный, то ли Хрущев действительно всерьез относился к указу 1957 года и решил преподать соратникам урок скромности. Город переименовали в Кремгэс, а в 1969-м он получил более благозвучное название – Светловодск.

Факт остается фактом: ни один населенный пункт в честь Хрущева не назвали. Ни прижизненно, ни посмертно. Разумеется, по разным причинам. В том же 1962 году Никита Сергеевич снова проявил принципиальность. Со сталинских времен его имя носил главный киевский стадион, на котором проводил игры знаменитый местный футбольный клуб «Динамо». Хрущев настоятельно порекомендовал городским властям изменить название спортивной арены: «Вы мне новый культ личности не разводите!» И стадион стал просто Центральным.

Словом, указ 1957 года, несмотря на непоследовательность в его исполнении, оказался рубежным для советской политической культуры. С того времени переименование городов, да и улиц, стало в СССР достаточно редким явлением. Убрав с политической карты страны фамилии поверженных конкурентов, Хрущев заодно решил прекратить «морально устаревшую» практику смены названий всего и вся. Отныне города, улицы и предприятия переименовывали лишь в память об умерших. Да и то, как правило, ненадолго. И превратившемуся в 1982 году в Брежнев городу Набережные Челны, и величавшемуся с 1984-го в честь его преемника Андроповом Рыбинску, и городку Черненко (так в 1985-м нарекли поселок Шарыпово в Красноярском крае), и Ижевску, ставшему после смерти министра обороны СССР Устиновом, уже в 1987–1989 годах вернули прежние имена. С тех пор населенные пункты в честь политиков называть перестали.