Прощайте, ваше высочество!

Ушла из жизни легенда советского и русского театра – несравненная и непревзойдённая Юлия Борисова. Единственная и неповторимая принцесса Турандот.

Полотно великой эпохи сокращается, подобно шагреневой коже. Такая актерская судьба, какая выпала Юлии Борисовой, не повторится больше никогда. При известии о её уходе это скажут или произнесут мысленно все, кто знал Юлию Константиновну. Она была из редкой породы тех, для кого не быть собой равносильно тому, чтобы не быть вообще.

Тот, кому хоть однажды посчастливилось увидеть Борисову – на сцене или на экране – не в состоянии забыть эту встречу и спустя десятилетия. Ни загадочного голоса, полного каких-то абсолютно инфернальных модуляций, ни отточенных, предельно красноречивых жестов. Ни затягивающего  обаяния, чуть эстетского, чуть капризного, но совершенно неотразимого. И не в этом ли неуловимом «чуть» и удерживала актриса каждый раз ту самую каплю, падение которой может переполнить заветную чашу, превратив изысканное в вульгарное, возвышенное – в банальность? Безупречное чувство меры. В этом с первой же роли – хрупкой шекспировской Геро в «Много шума из ничего» – и была вся Борисова.

Этому нельзя научиться в театральной школе, нельзя получить из рук мастера, и даже унаследовать от родителей получается далеко не всегда. Это выращивается в собственной душе ценой страданий, скрытых от посторонних глаз. День за днём. Всю жизнь. А когда жизнь внезапно иссякает, это переплавляется в легенду…

Можно «продавать» своих героинь зрителю, как рабынь на невольничьем рынке времён Римской империи: какая стать, какая грудь... Сегодня этот нехитрый приём просто в порядке вещей, ибо в нём ключ к популярности. Пусть дешёвой, сиюминутной, но — популярности. В былые времена им тоже не брезговали. Многие. Но не Борисова, игравшая принцесс и куртизанок, цариц и миллионерш. Обольстительных, своенравных, способных вскружить голову кому угодно. Но сколь восхитительно женственна ни была её героиня, Борисова, оставаясь фантастически манкой, отстаивала первенство души над телом. Не восхищения ждала она от зрителя, каким бы искренним оно ни было, а понимания, сочувствия женщине, чью судьбу она на этот раз примеряла на себя.

Чувство собственного достоинства было ключевой чертой этой удивительной женщины. То, о чём я готова говорить с вами, уважаемые зрители – всё это там, на сцене; идите, смотрите, слушайте, а остальное вас не касается. Поговорить о себе любимом с чувством-толком-расстановкой – слабость, считающаяся вполне извинительной, особенно, когда дело идёт о людях искусства. Для Юлии Константиновны это было нонсенсом. Она даже профессиональных театроведов редко к себе подпускала.

С Михаилом Ульяновым в спектакле "Варшавская мелодия"

«Никогда ничего не просите» – это тоже про неё. Большинство из нас на собственном опыте очень быстро убеждается в том, что эти многоликие могущественные «сами» предлагают не часто, а дают что-либо ещё реже. И мало кого утешает, что именно это, не выпрошенное, а полученное «просто так», пришедшее словно бы само собой и есть то, что действительно предназначено тебе судьбой. Юлия Константиновна обладала редким даром принимать жизнь такой, какая есть, не вмешиваясь в интриги, без которых театральную жизнь кажется и представить себе невозможно. Хотя, глядя на неё, поневоле начинаешь сомневаться, а дар ли это? Или всё-таки качество, выращенное в себе ценой горького опыта и необратимых потерь?

Определение «трудный характер» - тоже про Борисову. Она спорила с режиссёрами до хрипоты, отстаивая собственное видение роли. Но они – что маститые, что желторотые – считали за счастье работать с нею. Она могла доводить до полного изнеможения партнёров, снова и снова проходя одну и ту же сцену, добиваясь кристальной ясности каждого слова и жеста. Но ни один из тех, кто более полувека выходил с Юлией Константиновной на вахтанговскую сцену, не мог сказать о ней ни единого худого слова, ибо партнёр она требовательный и одновременно удивительно чуткий. А кто сказал, что у творческого человека должен быть лёгкий характер? Если лёгкий, это уже не характер.

Рано или поздно, мы привыкнем говорить о Юлии Константиновне в прошедшем времени. Но сейчас, пока душа её ещё здесь, вспомним, как обращались к ней во времени настоящем. 

Евгений Князев:

- Никогда не забуду, как мы репетировали «Без вины виноватые». Вы – Кручинина, я – Незнамов. Первая репетиция после летнего перерывал. Петр Наумович Фоменко просит пройти текст, и все начинают просто его проговаривать, вспоминая то, что успело подзабыться. Настаёт ваша очередь и вы, как ни в чём не бывало, начинаете играть в полную силу. Фоменко останавливает репетицию, а вы, отведя меня к кулисе тихо произносите: «Если хочешь стать настоящим артистом, никогда ничего не делай вполсилы». Для меня это стало невероятным событием. Вы со всеми были на «вы» и только на «вы», а ко мне вдруг обратились на «ты». Потом я всегда следил – в следующий раз вы скажете «вы» или «ты». Если «ты», значит, всё в порядке. Никто не посмеет спорить, а если посмеет, то проспорит: вы королева нашего театра. Вы венчаете наш театр своей короной.

Королева ушла. Но Театр – остался…