Кружевная свирская твердыня

Чтобы добраться до этой древней обители, надо сначала четыре с половиной часа трястись в междугороднем рейсовом автобусе Петербург — Лодейное Поле, потом пересесть на другой, уже местный, — до посёлка Свирское, а оттуда до монастыря ещё полтора километра. Дорога не близкая, но основатель монастыря — преподобный чудотворец Александр Свирский — стремился уйти подальше от людей.

Свято-Троицкий преподобного Александра Свирского мужской монастырь

Жизненный путь будущего святого начался на первый взгляд совсем непримечательно. Он родился в карельском селе Мандере в крестьянской семье. Его родители Стефан и Васса вырастили нескольких детей и уже в относительно преклонном возрасте захотели ещё одного ребёнка. Он родился в 1448 году и получил имя Амос.

С детства мальчик был набожным, ребячьим забавам предпочитал пост и молитву. Однажды кто-то из валаамских монахов, увидев отрока, предсказал, что тот прославится перед Богом и Троицей. Именно на Валаам Амос позже и ушёл. В 26–28 лет принял постриг с именем Александр и, стремясь к уединению, отправился искать место, указанное ему Богородицей. Находилось оно в лесу, на берегу реки Свирь. Отшельничество давалось Александру тяжело: мучили искушения, голод, непогода и болезни, но он не поддался им.

Постепенно (как это не раз и не два бывало) весть об отшельнике стала распространяться, к нему потянулись монахи из других обителей. Но Александр всё же нашёл своего рода компромисс: на некотором расстоянии от образовавшегося поселения устроил себе отходную пустынь. И вновь житие повествует об искушениях, чудотворной силе молитвы и явлении подвижнику Святой Троицы.

А поселение постепенно превратилось в монастырь, освящённый, конечно же, в честь Троицы. Первый деревянный храм возводили лучшие зодчие по приказу великого князя, а освящал его будущий митрополит Московский и всея Руси Макарий. Интересно, что после чина освящения, когда верующие стали жертвовать на храм, принимал их подношения лично Александр. Так вот, у одного из паломников денег он не взял, сказал, что рука дающего нечиста. Пришлось тому покаяться…

Александра сделали игуменом новой обители, хотя сам он этому противился. Правда, начальствование не изменило преподобного: он всё так же носил залатанный подрясник, всё так же спал на полу, готовил еду для всей братии и рубил дрова.

Когда стал приближаться час кончины, Александр созвал монахов и попросил бросить его тело в болото. Разумеется, они сразу отказались, и тогда преподобный завещал похоронить себя на братском кладбище отходной пустыни. Потом у гроба Александра Свирского стали происходить чудеса, к нему за излечением шли больные и страждущие.

Самому монастырю пришлось повидать всякое. Во время Смуты на него несколько раз нападали бесчинствующие в тех местах поляки и «литва». Когда интервентов прогнали, монастырь начал постепенно оживать, хотя от всех построек на тот момент уцелела только одна церковь в отходной пустыни.

Александро-Свирской обители благоволили практически все цари начиная с Ивана Грозного

Впрочем, Александро-Свирской обители благоволили практически все цари начиная с Ивана Грозного, особо почитавшего преподобного Александра. Правители делали щедрые вклады и пожертвования, благодаря которым монастырь обрёл самые большие в Олонецком крае колокола, а также драгоценную серебряную раку. В 1641 году туда положили обретённые мощи святого. Через 250 лет её заменили новой, весом почти 200 кг (крышка от неё хранится в Русском музее в Санкт-Петербурге). Но это потом. А пока шли 1640-е. Монастырские люди строили город Олонец, обитель выделяла средства и продовольствие для русских войск, участвующих в войне со Швецией, и параллельно активно строилась: появились каменная ограда корпусов, звонница-многошатровка, снаружи монастырь обнесли рвом. Один из монастырских соборов — Троицкий — обветшал. Его разобрали и пригласили лучших костромских мастеров, чтобы возвести новый. По-новгородски лаконичный, по-московски декоративный, когда-то украшенный снаружи изразцами и увенчанный пятью главами, внутри он был расписан тихвинскими изографами (до наших дней сохранилась лишь часть фресок. Иконы либо утрачены, либо отправлены в Русский музей). Цари продолжали даровать монастырю земли, превратив его в крупнейшего землевладельца Межозерья, а взамен получая отсюда к своему столу лучших лосося и сёмгу.

Когда началась Отечественная война 1812 года, Александро-Свирский монастырь снова не пожалел денег и серебра на армейские нужды.

В конце XIX века обитель, стремясь идти в ногу со временем, открыла на своей территории живописную, переплётную, резную, позолотную, столярную, сапожную и прочие мастерские, гостиницу и странноприимницу, провела водопровод…

События, происходившие вокруг монастыря после революции, мало отличались от того, что творилось по всей стране. Созданный местными жителями Союз охраны церквей и часовен лишь озлобил представителей новой власти, а доносы нескольких послушников подлили масла в огонь. «Политическую физиономию» верующих и монахов признали реакционной, последовали расстрелы и изъятие не только ценностей, но даже всего продовольствия. Над мощами преподобного Александра Свирского надругались, объявив их восковой куклой. Обитель передали в музейный фонд, однако в монастырских храмах ещё несколько лет продолжались службы, ведь смотрителем музея назначили иеромонаха этого же монастыря. К нач. 1930-х годов музей «перепрофилировали»: там, где недавно жили монахи, многие из которых вполне успешно работали в местном совхозе, устроили колонию для проституток, а чуть позже «обыкновенный» лагерь и психиатрическую больницу.

Обитель передали в музейный фонд,

но в монастырских храмах ещё несколько лет продолжались службы

Насельники вернулись в монастырские стены лишь в конце 1990-х, когда храмы и монастыри начали возвращать Церкви. После долгой и кропотливой работы в архивах удалось обнаружить местонахождение мощей Александра Свирского. Всё это время они хранились в Военно-медицинской академии. Дело в том, что там есть закрытый музей, где собрано много уникальных экспонатов. При этом вот что интересно: мощи Александра в официальных каталогах не значились — слишком необычным показалось то, что они не истлели, а мумифицировались. Теперь они занимают своё законное место — в обители, основанной преподобным, и к ним опять идут вереницы верующих и страждущих.

Дивный ансамбль монастырских построек можно читать как книгу. Что-то вроде «Истории каменного зодчества Русского Севера» в двух томах — Преображенский и Троицкий комплексы. Обитель, как и прежде, двухчастная, словно отзеркалила саму себя через гладь Рощинского озера. Да только у каждого из отражений свой характер, будто смотришь на картинку «найди 10 отличий». Внимательному взгляду отличия открываются сразу. Преображенская часть — просторная, «парадная»: от колокольни вглубь монастырской территории — целый проспект! Троицкий комплекс больше вещь в себе, здесь словно не люди первичны, а камни: тесно друг к другу стоят его сооружения, удивительным образом сочетающие в себе строгость и узорочье — так, как это умеет сочетать только Север.

В Троицкой части находится самая старая из дошедших до нас построек монастыря — трапезная Покровская церковь (1533–1536). Её четырёхгранная башенная звонница, хоть и моложе лет на сто, старину лишь подчёркивает. Одноглавый храмик, повидавший и поляков, и Свирьлаг, «новгородец» по духу, но не без владимиро-суздальского колера. Это вообще интересный и не до конца исследованный вопрос в отечественном зодчестве — перекличка новгородских и суздальских приёмов через призму Москвы. Подобное встречаем и в Белозерье, и на Вологодчине. Оба собора — и Преображенского комплекса, и Троицкого — памятники следующего, XVII века. Троицкий храм, более сдержанный в формах, кажется более древним, но это не так: он возведён в 1691–1695 годах, а Спасо-Преображенский — в 1644-м. Последний выглядит масштабнее своего собрата за счёт пяти глав и обширного придела, правда, эта иллюзия сразу пропадает, если окинуть взглядом оба монастырских комплекса целиком — с озера или, кому посчастливится, с воздуха. Тут же понимаешь: никаких сомнений, что именно Троицкий собор всему голова, именно он — центр микрокосма, имя которому — Александро-Свирская обитель.

Троицкий комплекс больше вещь в себе,

здесь словно не люди первичны, а камни

XVII же веку принадлежит совершенно невероятная монастырская звонница о трёх шатрах. Обычно она выпадает из коротенького (увы!) панегирика дошедшим до нас русским трёхшатровкам:  угличской, вяземской и московской, что в Путинках. Редко кто вспоминает ярославскую церковь на Божедомке, Свирский монастырь — ещё реже. Может, просто потому, что он далеко, а может, и потому, что звонница — номинально не церковь. Как знать… Трёхшатровка от этого трёхшатровкой быть не перестаёт. Ажурная, низом асимметричная, в лучших традициях антиклассицизма XVII столетия, верхом собранная в три игольчатые, плотно подогнанные друг к другу ракеты. Украшение всего ансамбля. Жаль, не скажешь этого о колокольне Преображенского комплекса — это уже самое нач. XX века, неовизантийский эксперимент. Псевдогреция вообще не очень органично смотрится на северах, а тут и с формой что-то, есть незавершённость: ощущение, что на каком-то этапе строителям надоело громоздить колокольню, и они ушли, оставив, как есть. К счастью, ощущение это возникает лишь вблизи, издали белая свечка вполне вписывается в среду, становясь и логичной, и соразмерной. При этом оставшийся в XVI–XVII веках Троицкий комплекс ощутимо выигрывает у Преображенского в цельности облика и гармоничности форм. А вместе… Можно много говорить. Жемчужина? Наверное, не то слово, скорее,  напрашивается сравнение из северных промыслов. То ли вологодское кружево, то ли крестецкая строчка, только в камне. А вообще, конечно, лучше один раз увидеть. Ещё лучше — не раз.