Убийство Воровского

В мае 1923 года, весь Советский Союз негодовал по поводу убийства дипломата Вацлава Воровского — одного из наиболее опытных политиков и публицистов среди пришедших к власти большевиков.

В Лозанне решалась судьба Турции и вопрос о черноморских проливах. После окончания Первой мировой войны Турция попала в сложное положение. Вопрос о её границах не был решён, а конфликт с греками вылился в войну. Осенью 1922 года министр иностранных дел Великобритании Джордж Керзон выступил с инициативой созыва мирной конференции для обсуждения «турецкого вопроса». В ней участвовали делегации Великобритании, Франции, Италии, Японии, Греции, Румынии, Югославии и Турции, а также США (в качестве наблюдателя). Приглашать в Лозанну делегацию Советской России в намерения Керзона поначалу не входило. Однако под давлением Москвы и Анкары (между которыми в 1921 году был заключён Договор о дружбе и братстве) и после заявления советского правительства о том, что решения, принятые без его участия, не будут Москвой признаны, сделать это всё-таки пришлось. 27 октября правительства Великобритании, Франции и Италии направили в Москву приглашение обсудить вопрос о контроле над черноморскими проливами. От участия в подготовке мирного договора с Турцией, с которой Россия воевала во время Первой мировой войны (на турецком фронте погиб прадед автора статьи), западные демократии Москву «освободили».

Первая сессия Лозаннской конференции проходила с 20 ноября 1922 года по 4 февраля 1923 года. Чичерин добивался того, чтобы Босфор и Дарданеллы были открыты для торговых и закрыты для военных судов всех государств, кроме Турции. Турция должна была получить право укреплять оборону проливов на случай агрессии. Общая позиция государств Антанты предусматривала свободный проход через проливы военных судов всех стран в мирное время, а в случае нейтралитета Турции и в военное время. При её участии в войне предусматривался свободный проход через проливы военных судов нейтральных стран. Керзон требовал демилитаризации Босфора и Дарданелл, установления над ними международного контроля и настаивал на договорённости о свободном прохождении через проливы всех военных и торговых судов. Такое решение автоматически превращало флот любой мощной морской державы в важный фактор влияния в регионе. Ни Турция, ни СССР таким флотом не обладали. Кроме вопроса о проливах Чичерин и Керзон расходились по вопросу о принадлежности богатого нефтью Мосула. Керзон считал, что он должен принадлежать Ираку, а Чичерин — Турции.

13 декабря Чичерин и Керзон встретились лично, правда, к сближению позиций это не привело. Дипломатический поединок между ними продолжился. Его описал в репортажах из Лозанны американский писатель Эрнест Хемингуэй: «Именно эта ежедневная отчаянная борьба между Британской империей и будущей Российской империей, в котором Керзон — длинный, холодный, похожий на сосульку человек — козырял Британским флотом, а Чичерин все парировал и парировал эти удары, приводя аргументы, примеры из истории, статистические данные, обращаясь со страстными призывами и в конце концов, видя, что все это бесполезно, просто говоривший для истории, фиксируя свои возражения, чтобы будущие поколения могли их прочесть, — именно эта схватка делала Лозаннскую конференцию столь интересной».

1 февраля 1923 года конференция утвердила проект договора о проливах, который, по признанию Чичерина, был выгоден англичанам. Анкара заартачилась, отказываясь подписывать договор. В работе конференции возник перерыв, во время которого работала комиссия экспертов.

Вернувшийся в Москву Чичерин заранее отправил советскому полпреду в Риме Воровскому телеграмму: «Необходимо, чтобы Вы были в Лозанне не позже момента возобновления конференции, ибо мы продолжаем быть участниками Комиссии по проливам и настаиваем на нашем праве».

Конференция возобновила свою работу 24 апреля 1923 года. Её организаторы заявили, что участвовать в ней делегация СССР сможет лишь при условии предварительного согласия с текстом конвенции о проливах, выработанным экспертной комиссией во время перерыва. Воровский, прибывший в Лозанну 27 апреля, выразил протест. Организаторы конференции стояли на своём, а правительство Швейцарии заявило, что поскольку у советской делегации нет допуска на конференцию, то оно снимает с себя ответственность за её охрану и просит делегацию покинуть страну в кратчайшие сроки. Воровский сообщил в НКИД: «Союзники с самого начала пытались отстранить нас от дальнейшего участия в конференции под предлогом, будто вопрос о проливах закончен, а подписать конвенцию Чичерин отказывается, в сущности же, боясь нашего влияния на турок и общественное мнение… Таким образом, мы сидим здесь в качестве наблюдателей. Однако нас хотят выжить, если не мытьем, так катаньем».

Ни тем, ни другим дело для Воровского, продолжавшего влиять на общественное мнение, давая газетам интервью, увы, не ограничилось.

Громкий теракт в центре Европы

6 мая в гостиницу «Сесиль», где остановилась советская делегация, пришли активисты так называемой Швейцарской национальной лиги. Они подняли крик, требуя, чтобы швейцарские власти приняли меры по выдворению из страны «агентов Коминтерна». 7 и 8 мая газеты поместили отклики на инцидент, не забыв отметить «заторможенную» реакцию полиции. В сообщении в Москву Воровский указывал: «За этими хулиганящими мальчиками слишком ясно чувствуется чужая сознательная рука, возможно, даже иностранная… Поведение швейцарского правительства есть позорное нарушение данных в начале конференции гарантий, и всякое нападение на нас в этой архиблагоустроенной стране возможно только с ведома и попустительства властей».

Судя по всему, «чужая сознательная рука» была протянута с берегов туманного Альбиона. События в Лозанне явно неслучайно совпали с так называемым ультиматумом Керзона. 8 мая торгпред Великобритании в Москве Ходжсон вручил советскому правительству ноту английского правительства, содержавшую целый набор претензий.

10 мая, когда обстановка в Лозанне была до предела накалена, в неё прибыл Конради. Не будем гадать о том, сделал он это по собственной инициативе или по чьей-то подсказке. Известно, что уже находившийся в городе Полунин предоставил Конради всю собранную информацию о Воровском.

Сняв номер в гостинице «Европа», Конради отправился в бар и заказал коньяк. Уходя, он щедро расплатился с официантом, поинтересовавшись, в котором часу здесь ужинает русская делегация. Официант ответил, что она остановилась не в «Европе», а в гостинице «Сесиль». Как выяснилось позднее, это оказалось правдой. Думается, что так Конради лишь перепроверил имевшуюся информацию.

Около восьми часов вечера Конради вошёл в ресторан гостиницы «Сесиль». Перебросившись несколькими фразами с метрдотелем, занял место за столиком. Заказав коньяк, он закурил и принялся листать иллюстрированный журнал. Когда коньяк кончился, Конради повторил заказ. Сохранять спокойствие ему не удавалось, что признал на следствии метрдотель.

В 20 ч. 45 мин. в ресторане появились Воровский и Исидор Аренс — сотрудник НКИД, освещавший работу конференции в советской печати. Они расположились за столиком у окна. Через несколько минут к ним присоединился молодой помощник Воровского Максим Дивильковский, который принёс вечерние газеты.

В 21 ч. 15 мин., когда в зале ресторана почти никого не осталось, Конради поднялся и направился к столику Воровского. Встав сзади дипломата, он вынул из кармана пиджака браунинг и выстрелил ему в голову между правым ухом и затылком. Затем принялся стрелять в Аренса, ранив его в плечо и бедро. Попытавшийся обезоружить террориста Дивильковский получил удар и две пули.

Дальнейшее абсолютно не соответствует современным представлениям о поведении убийц после совершения ими заказных убийств. Учинивший кровавую бойню террорист даже не предпринял попытки скрыться. Испуганного метрдотеля Конради «успокоил» фразой: «Я сделал хорошее дело!». Затем он направился к оцепеневшим музыкантам и потребовал исполнить по большевикам траурный марш норвежского композитора Эдварда Грига. Не добившись желаемого, Конради вернулся к прерванному занятию — просмотру журнала.

Вскоре прибыли врачи, констатировавшие смерть Воровского. Раненых и потерявших много крови Аренса и Дивильковского в итоге удалось спасти.

Полиция же появилась не скоро, ещё раз проявив «заторможенную» реакцию.

Правосудие по-швейцарски

Судебный процесс по делу об убийстве Воровского проходил в Лозанне 5–16 ноября 1923 года. Перед судом предстали Конради и Полунин. Раскаиваться в содеянном убийца дипломата не собирался. Напротив, он мнил себя современным Вильгельмом Теллем. Приняв позу героя, ветеран Гражданской войны с пафосом заявил: «Я убил и горжусь этим».

Конради защищал лозаннский адвокат Сидней Шопфер, а Полунина — женевский адвокат Теодор Обер. О чём они говорили? Сокрушаясь, что «такие простые, добрые, великодушные люди дошли до рокового решения», адвокат Полунина заявил: «Нужно было иметь сердце в груди, а не уголовный кодекс». Обер словно не знал о том, что «простые, добрые, великодушные люди» воевали в Гражданскую войну — «в страшные времена озверения, обесценения жизни», как выразился командовавший ими Дроздовский.

Призвав руководствоваться «человеческой правдой», юрист Обер вопрошал: «Отчего вы не начали преследование Воровского как соучастника в убийстве дяди Конради? По признанию самих большевиков, Воровский был одним из их главарей». Адвокат лгал, выставляя Воровского соучастником в убийстве дяди Конради, и без тени стеснения сравнивал Мориса с Вильгельмом Теллем: «Нам говорили, что Полунин и Конради совершили низкое убийство. Но разве в открытом бою, на дуэли, дерутся с преступниками? Нет, их подвергают казни. Разве Вильгельм Телль послал вызов Гесслеру по рыцарскому обычаю, а не убил его из засады? И разве подвиг Вильгельма Телля перестает от этого быть подвигом?.. Так будьте последовательны и по выходе из судебного заседания потребуйте, чтобы город Лозанна снес до самого основания часовню в честь Вильгельма Телля».

Заканчивая пространную речь, Обер воскликнул: «Я вновь и вновь повторяю: Конради и Полунин не совершили злодеяние, они совершили справедливый акт возмездия. Они сделали то, что должны были сделать все народы Европы и перед чем они отступили в нерешительности… Когда вы удалитесь, чтобы совещаться перед принятием решения, в совещательной комнате вас незримо окружит несметное множество безмолвных свидетелей. Тени убитых французов, бельгийцев, австралийцев, американцев, канадцев, павших на полях битвы благодаря измене большевиков. Миллионы и миллионы русских, погибших от голода… Все они до сих пор взывали к небу, моля о правосудии. Никто им не дал ответа. Вы, вы ответите им!».

Ответ не заставил себя ждать. И, хотя было неясно, почему на процессе по делу об убийстве Воровского Обер говорил об убитых бельгийцах, австралийцах, американцах и канадцах, судя по результату, адвокат не ошибся. Присяжные большинством в 9 против 5 голосов оправдали террористов.

Вынесенный швейцарским судом оправдательный приговор фактически стал смертным приговором для вдовы Воровского Доры Моисеевны. После гибели мужа она оказалась в клинике. Когда убийцу Воровского оправдали, состояние несчастной женщины ухудшилось, и 27 ноября она скончалась. Увы, но на этот раз желающих порыдать на тему «человеческой правды» не нашлось. 16 мая 1923 года нарком иностранных дел Чичерин обратился к правительству Швейцарии с нотой. В ней говорилось, что правительство СССР возлагает ответственность за трагедию на власти Швейцарии. Не получив от них удовлетворительных объяснений, 20 июня советское правительство разорвало советско-швейцарские торговые отношения. Декретом «О бойкоте Швейцарии» был запрещён въезд в Советский Союз всем швейцарским гражданам, не принадлежащим к рабочему классу.