"Последний бой - он трудный самый"

Через четверть века после Победы режиссёр Юрий Озеров  дал нечистым на руку «киноисторикам» суровый бой. Кто мог тогда предполагать, что наступит время, когда «Освобождению» снова придётся стать в строй. Бой, который она ведёт, действительно «трудный самый». Вот только вряд ли он – последний.

Михаил Ульянов в роли маршала  Георгия Жукова

В «Направлении главного удара», третьем фильме эпопеи, маршал Жуков разговаривает с солдатами на передовой. На вопрос, чем заняты, один из них, очень пожилой, отвечает: «Вторым фронтом подкрепляемся! Когда они его уже наконец откроют, товарищ маршал?» Георгий Константинович удивляется: «А что, сами не справимся?» И старый солдат, смущённо теребя в руках банку из-под американской тушёнки (это её в шутку прозвали «вторым фронтом») объясняет: «Справиться-то справимся, да только у нас в деревне говорят – кто последним в драку встревает, тот всегда больше всех привирает». С народной мудростью не поспоришь.

Юрий Озеров и многие его коллеги по киногруппе, включая авторов сценария – писателей Юрия Бондарева и Оскара Курганова – сами воевали, а потому стремились ни в большом, ни в малом не отступать от правды. «Такой поистине исследовательской работы – признавалась Татьяна Лапшина, один из художников на картине, – с фотографиями, документами, альбомами, книгами, журналами, газетами, рукописными свидетельствами не было больше никогда. Документальные материалы мы собирали со всего мира! Прежде всего, конечно, спецхран Ленинской библиотеки, ещё спецхраны ГДР, Венгрии, Польши, Чехословакии, Румынии, Югославии. Военно-исторический институт ГДР прислал альбом личного фотографа Гитлера. С этим альбомом мы не расставались, когда строили рейхсканцелярию, бункер Гитлера в Берлине, его ставку «Вольфшанце» («Волчье логово»). В объекте «Рейсканцелярия» «снимался» присланный из ГДР подлинный стол Гитлера, с инкрустациями, с головой медузы. Тогда уважение к нашей стране было огромное: на просьбу советских кинематографистов деятельно откликались все государства. Итальянская кинофирма «Дино де Лаурентис» прислала личные вещи Муссолини. Не отказал и Тегеран, хотя в конце 60-х никакой дружественности к СССР иранская диктатура не испытывала, однако фотоматериалы от иранского шаха мы получили, по ним на «Мосфильме» строили декорацию зала Тегеранской конференции».

Педантичность Озерова касалась не только эпизодов, где действовали исторические персонажи. Всё, что было возможно, он снимал в местах, где события происходили в действительности. Это было для него принципиально важным. В 1968 году часть центральных кварталов Восточного Берлина ещё лежала в развалинах. Коллеги со студии «Дефа» сообщили, что магистрат принял решение их разобрать. Пропадёт уникальная натура, которую никакими декорациями не заменить. И съёмочная группа отправилась в ГДР. Место, где проходили съёмки, со всех сторон было окружено уже восстановленными или заново отстроенными домами. Там текла обычная мирная жизнь, в которую вдруг ворвался грохот взрывов. В ближайших домах из окон вылетали стёкла вместе с рамами – пришлось потом ремонтировать.

По иронии судьбы развалины располагались в паре сотен метров от Берлинской стены. На той стороне стояла высотка этажей в пятнадцать, на крыше которой сразу же расположилось большое количество «зрителей», включая телевизионщиков. Сцены уличных боёв репетировать непросто – атаку танков и пехоты в узких улицах снимать труднее, чем в чистом поле. А западногерманские телеканалы, фиксируя впечатляющие кадры, трубили о том, что русские собираются брать штурмом Берлинскую стену. У Владимира Герасимова роль была небольшая – его замполит Кругликов появляется всего в двух сценах, но молодой актёр, как в институте учили, отправился к режиссёру за указаниями. Юрий Николаевич только рассмеялся: «У меня 500 танков слева и тысяча человек пехоты справа. Вот как сыграешь, так и будет». Но со стороны каждая массовая сцена выглядит так, словно все исполнители, включая статистов точно знали «свой манёвр».

Штурм Рейхстага снимали в разных точках, поскольку само здание оказалось в Западном Берлине. Немецкие коллеги предоставили чертежи, фотографии, литографии, по которым нижний этаж воспроизвели в мосфильмовском павильоне. Мастера-бутафоры даже слепили статуи тевтонских рыцарей (каждая 3,5 метра высотой!), которые украшали вестибюль. Верхний этаж снимали в Берлинском Доме техники – он очень похож на рейхстаговский. Знаменитую сцену на ступенях Рейхстага сняли перед Берлинским кафедральным собором, предварительно завалив её горами битого кирпича. «Приехали актёры, солдатская массовка – вспоминала Татьяна Лапшина. – Началась съёмка, поехал с камерой Слабневич, пошла знаменитая панорама по выстроенной Юрием Николаевичем колоссальной сцене ликования Победителей. Мы, съёмочная группа, на подхвате, за камерой. Оборачиваемся – перед собором полно дипломатических машин. Приехало много миссий: американская, английская, французская, и все они стояли, оцепенев, глядя на нашу съёмку».

Сложность батальных сцен в картине способен оценить даже человек, далёкий и от кино, и от военного дела. Но были сцены, которые на экране смотрелись как нечто обыденное, а на деле требовали огромной технической подготовки, а порою и настоящего мужества от всех участников съёмки – от осветителей и монтировщиков до исполнителей главных ролей. Одой из самых сложных стала сцена затопления метро в четвёртом фильме – «Битва за Берлин». Одна из линий метро соседствовала с подземными помещениями рейхсканцелярии, и когда Гитлеру доложили, что советские войска продвигаются по тоннелям, он отдал приказ открыть шлюзы и затопить метро, зная, что там располагаются и бомбоубежища, и госпитали. По разным оценкам тогда погибло от 15 до 20 тысяч мирных жителей.

Начало этой сцены, когда лейтенант Ярцев (Михаил Ножкин) просит уже дослужившегося до майора Цветаева (Николай Олялин) спустить одну пушку на платформу, сняли в Берлине летом 1968 года на одной из подлинных станций. Но само затопление требовало сложной и длительной технической подготовки и доснимали этот эпизод спустя два года уже в Москве, на Перервинском шлюзе № 11. Навигация уже началась, но шлюз водой не заполняли ради съёмок. Сначала в шлюзовую камеру – на глубину 9 метров – с помощью подъемного крана опустили трактор «Беларусь», которому предстояло снять со дна довольно толстый слой ила. Станцию «Кайзергоф» воспроизводили по эскизам главного художника Александра Мягкова. Дно выложили железобетонными плитами, на которых смонтировали рельсы и шпалы. Настоящий метровагон 40-х годов прислали из ГДР. На стенах шлюза укрепили бревна, их обшили досками и затянули фанерой, а уже на неё выкладывали виниловый кафель.

С первого раза снять не поучилось – техники слишком сильно открыли заслонки, вода хлынула потоком, сметая все на пути. Пришлось шлюз снова осушать, восстанавливать декорацию. На дворе июль, а вода в реке – 11 градусов. За два дня отсняли массовку, а это больше четырёхсот человек. Озеров мог бы командовать с операторского крана, но он сам стоял в воде, расставляя людей, показывая кому куда бежать. В этих кадрах воды немного, а вот в финале, когда Ярцев и Цветаев спасают последних обессилевших, станция затоплена почти полностью. И тут выяснилось, что силовые кабели, которые прокладывали ещё посуху, во время репетиций и съёмки массовки оказались в воде.  Вот как об этом вспоминал Михаил Ножкин: «Время идёт, чувствую, что-то не так, что-то от нас скрывают. Я к Слабневичу: «Что случилось?». Сначала отнекивался, но всё ж объяснил. Кабели для осветительной аппаратуры прокладывали посуху, несколько дней они пролежали в воде, напряжение 380 вольт, малейшая пробивка в соединительных муфтах – мы сваримся. Что там инженеры-электрики думали? Правда и съёмки такие для них внове. Слышу, кто-то Юрию Николаевичу говорит: «Может, без этого эпизода?», и он в раздумье, тихо: «Да как же не закончить…». Вижу, как он расстроен, мучается.

          Но под водой электрический ток высочайшего напряжения. Смотрят они друг на друга, режиссёр и оператор, два талантливых русских художника, два солдата. Решающее слово за Юрием Николаевичем, и он твёрдо: «Давай, Игорь рискнём. Россия нас не выдаст». Слабневич, великий советский оператор-постановщик Игорь Михайлович Слабневич, боевой, потрясающий человек – в Сталинграде командовал взводом противотанковых орудий, на Курской дуге уже командир танка, два раза горел – стоит на ступеньках шлюза: «Точно, Юра! Европу взяли, в Эльбе не утонули, неужели в родной Москве-реке потонем?!». И первый, как в атаку – в воду. За ним Юрий Николаевич, следом мы с Колей Олялиным. Стоим в воде – живы! Снимали долго, наплавались в одиннадцатиградусной воде , но важный смысловой эпизод отсняли. Поднялись на землю, забрались в тёплый грузовик, как сейчас помню, не водка была, а спирт; закуска – сало, солёные огурцы, чёрный хлеб. И ещё думаю, мы же с Колей для них, артиллериста с танкистом, тогда мальчиками были, они нас в какой-то степени собой прикрыли. Вот этого никогда не забуду».

Когда заключительные части эпопеи показывали в Берлине, многие зрители подходили к членам съёмочной группы со слезами на глазах: «Они ничего о затоплении метро не знали, – удивлялась художник Татьяна Лапшина, – не знали они, сколько мирных, измученных берлинцев утонуло, когда Гитлер приказал затопить подземку. Смотрели они эту, исполненную высочайшего трагизма, потрясающую по режиссуре сцену, и рыдали – от сострадания к своим и благодарности нам».

Первый фильм эпопеи – «Огненная дуга» – был снят за год. У худсовета студии вопросов не было, у главного консультанта картины генерала армии Сергея Штеменко – тоже. Зато они возникли у нового министра обороны Андрея Антоновича Гречко, сменившего на этом посту маршала Малиновского. Вносить коррективы пришлось параллельно с работой над вторым фильмом – «Прорыв». Он был готов с таким расчётом, чтобы вместе с первым выйти на экраны 9 мая 1969 года, но и второй фильм не был принят с первого раза. Тянули и в Министерстве обороны, и в Госкино. Озеров и его соратники понимали – дело не в отдельных «ошибках» или «неточностях», к которым придирались в высоких кабинетах, а в присутствии в картине Сталина. По легенде судьбу «Освобождения» решил Брежнев. Одна версия гласит, что фильм привезли ему на дачу, другая, что наша правительственная делегация застряла в аэропорту из-за непогоды, ехать по домам не было смысла, и «Огненную дугу» картину привезли прямо туда, чтобы время скоротать. Как бы то ни было, 9 мая 1970 года премьера первых двух фильмов эпопеи состоялась. Третью часть показали на следующий год, а две заключительные – в 1972-м.

Николай Олялин в роли Сергея Цветаева

Павел Ротмистров, главный маршал бронетанковых войск записал после премьеры: «Смотрел на экран – словно вновь пережил то, что никогда не забывается… Словно снова в окулярах бинокля те же места. И кажется, что даже люди те же – товарищи, боевые друзья. Нет, это другие проявляют выдержку, смекалку, готовы проявить и бесстрашие, как когда-то их отцы. На экране сейчас сыновья, достойные славы отцов!»

В том же году на Всесоюзном кинофестивале в Тбилиси «Освобождение» получило главный приз. Через несколько месяцев создатели цикла были удостоены Ленинской премии. Эпопею показали в 125 странах мира, её увидело  более 400 миллионов человек. Впоследствии фильмы перевели в телевизионный формат, а к 75-летию Великой Победы на «Мосфильме» была создана цифровая версия. Карен Шахназаров сказал тогда, что таким образом выполнил свой долг перед самоотверженными людьми, настоящим профессионалами.

Военная тема станет для Юрия Озерова темой всей жизни. Отойдёт от неё он только ради Олимпиады-80, сняв три документальных фильма о спорте, в том числе и «Прощание с Олимпиадой», тот самый, где в синее московское небо улетает на воздушных шарах ставший всем родным олимпийский Мишка. В остальном же Юрий Николаевич остался верным своему призванию – говорить о войне правду, только правду и ничего, кроме правды. В 1977 году он снимет ещё одну масштабную эпопею – «Солдаты свободы». В 1985-м «доснимет» то, что ему не позволили снять в «Освобождении» – «Битву за Москву», в 1989-м – «Сталинград», а последней его работой станет художественно-документальный фильм «Великий полководец Георгий Жуков».

А нам остается только повторить вслед за Юрием Васильевичем Бондаревым: «Какие бы непристойные слова не произносили убогие политики, лжедемократы, псевдореформисты, ослеплённые ненавистью к советскому прошлому, та наша Победа – это блистательная победа ума, таланта и характера нашего самоотверженного народа, спасшего весь мир. И никому не дано ни властью, ни силой, ни клеветой исказить истину, утверждённую кровью миллионов незабвенных моих соотечественников».