«Я в старом парке дедов рос…»

Местная легенда утверждает, что кто-то из владельцев имения имел несчастье проиграть его в шахматы, вот новый хозяин и дал ему такое название. Документы же свидетельствуют, что сельцо это в XVII столетии именовалось Шихматово: вроде бы где-то поблизости сделал привал посланник хана Тохтамыша — некий Ших-Ахмад. Самое прозаическое и достоверное толкование предлагают лингвисты с историками: согласно словарю Даля, слово «шахма» на вятском диалекте имеет значение «след», «колея», а по здешним местам некогда пролегал старинный торговый путь из Москвы в Нижний Новгород, а оттуда — в Вятку.   

В 1874 году Шахматово приобрёл известный учёный-ботаник Андрей Бекетов, профессор, а впоследствии ректор Императорского Санкт-Петербургского университета. Имение в 120 десятин (около 130 гектаров) обошлось ему в 5 тыс. рублей серебром. А «подбил» профессора на такое солидное приобретение давний друг — Дмитрий Менделеев, прикупивший несколькими годами ранее соседнее Боблово. Дед Александра Блока был натурой деятельной — член-корреспондент многих, в том числе иностранных, научных обществ, один из редакторов знаменитого Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, инициатор создания Высших женских курсов в Петербурге. Среди его питомцев выдающиеся естествоиспытатели — Владимир Вернадский, Иван Шмальгаузен и Климент Тимирязев, назвавший своего наставника «отцом русских ботаников». Неутомимый исследователь и просветитель, Андрей Николаевич нуждался в тихом уголке, где он мог бы летом отдыхать от трудов праведных. Таким «местом силы» и стало для него Шахматово, которое его гениальный внук назовёт «благоуханной глушью». Гостей сюда Бекетовы звали редко, и лишь самых близких друзей.

Первой в только что купленное имение прибыла Елизавета Григорьевна, жена Андрея Николаевича, и принялась обустраивать семейное гнездо: обставляла комнаты, следила за покраской, побелкой и поклейкой, разбивала цветники. Бабушка поэта была мастерицей на все руки — шила, вышивала, умела обить диван, но любимым её коньком была… варка варенья. Занималась она этим, как вспоминали домочадцы, «со страстью и редким прилежанием, делала это артистически и тратила на это целые дни». В саду перед верандой раскладывали костерок, ставили треногу с огромным медным тазом, распространявшим вокруг себя упоительные ароматы, а над всем этим возвышалась Елизавета Григорьевна с деревянной лопаткой в одной руке и новым французским или английским романом в другой — она была одарённым переводчиком. Вальтер Скотт, Уильям Теккерей и Чарльз Диккенс, Оливер Голдсмит, Фрэнсис Брет-Гарт, Жорж Санд, Оноре де Бальзак, Виктор Гюго, Гюстав Флобер... Кого только не открывала она русскому читателю! А европейцы благодаря ей погружались в мир нашей классики. Елизавета Григорьевна была знакома с Николаем Гоголем и Фёдором Достоевским, Иваном Тургеневым и Михаилом Салтыковым-Щедриным. Антон Чехов благодарил её за переводы его рассказов на французский и немецкий языки.

Бекетовы жили в Шахматове только летом, но никогда не относились к нему как к даче. Само это понятие в их семействе считалось пошлостью. И, хотя здесь никогда не было ни регулярного парка, ни стриженых газонов, ни беседок, ни фонтанов, это была исконная старорусская дворянская усадьба со своим стилем жизни и незыблемыми традициями. Недаром Корней Чуковский величал Блока «последним дворянским поэтом». Свою духовную родословную Александр возводил к деду, «идеализм и гуманизм которого я впитал с молоком матери». А литературный дар — «наследство» бабушки, щедро наделившей им и своих дочерей: Екатерину, Софью, Александру и Марию. Все они, как и мать, занимались переводами, а некоторые даже писали неплохие стихи.

На попечении родни матери Сашура, как называли его домашние, оказался неслучайно. Брак третьей из сестёр — Александры — сложился несчастливо. Александр Львович Блок, профессор права Императорского Варшавского университета, отличался деспотичным характером. Вскоре после свадьбы супруги приехали в Петербург, и родственники были поражены тем, как сникла их красавица Саша: бледна, подавлена, дурно одета. Оказалось, что муж не только ревнив и скуп, но ещё и не сдержан — в гневе мог поднять руку на беременную жену. Андрей Николаевич, опасаясь за жизнь дочери и ещё не рождённого внука, предложил Александре вернуться под отчий кров.

По мнению младшей из сестёр — Марии, летописца семейства Бекетовых и первого биографа Блока, самые ранние стихи, сочинённые Сашурой лет в пять — о сером зайчике и припасённой для него на огороде капустке, — были навеяны шахматовскими впечатлениями мальчика. В мемуарах она писала: «Мать, дедушка, бабушка, тётки, вся бекетовская семья с её литературностью, идеализмом, наивным отношением к жизни, замкнутостью тогда ещё крепкого семейного начала, с налётом романтизма — всё это влияло на Блока с раннего детства, всё это он воспринял полностью в детские, отроческие и юношеские годы. Летом собиралась в Шахматове вся семья, составляя некую сгущённую атмосферу, особенно сильно влиявшую на Блока». Похоже, так оно и было, свидетельствует сам поэт:

В туманах, над сверканьем рос,
Безжалостный, святой и мудрый,
Я в старом парке дедов рос,
И солнце золотило кудри.

Это строки из неоконченной поэмы «Возмездие», начатой Александром сразу по возвращении с похорон отца. При жизни отношения у них были довольно натянутыми, однако когда Александра Львовича не стало, сын пусть с опозданием, но всё же осознал кровную связь между ними. Отцовское наследство Блок потратил на любимое Шахматово: выкупил у Софьи Андреевны её долю в имении и полностью предоставил его в распоряжение матери и её младшей сестры Марии, а затем затеял ремонт дома и возвёл над пристройкой второй этаж. Получилась «башенка», где внизу была комната его жены Любови Дмитриевны, а наверху — кабинет с двумя огромными окнами, которые, садясь за работу, Александр открывал настежь. А в мезонине с цветными «венецианскими» стёклами, где он обитал в гимназические годы, устроили библиотеку.

Последний раз Блок приедет в Шахматово летом 1916 года, чтобы проститься с близкими перед отправкой на фронт. Привычной мирной жизни останется чуть больше, чем на год. После революции усадьба опустеет — слишком уж неспокойно было вокруг, чтобы немолодые женщины могли себя чувствовать здесь в безопасности. В 1921-м она разделит участь сотен тысяч таких же «дворянских гнёзд» по всей России: сначала её разграбят, а после сожгут, не оставив камня на камне. Для Александра Александровича это станет страшным ударом, ускорившим его уход из жизни: «От этих родных мест, где я провёл лучшие времена жизни, ничего не осталось...»

Больше чем на четыре десятилетия блоковские места погрузятся в небытие. Время от времени сюда будут приезжать исследователи творчества поэта — собирать воспоминания, разыскивать вещи из усадьбы и книги из обширной бекетовской библиотеки, но холм, на котором некогда стоял серый дом под зелёной крышей, будет пуст и безмолвен. Только в сентябре 1965 года Пётр Резник, директор солнечногорской средней школы № 1, вместе со своими учениками отыщет точное место, где он находился. В 1976-м, в год столетнего юбилея поэта, Шахматово ожило: предполагалось за четыре года восстановить главный дом и флигель, часть парка, пруд и колодец, но вскоре всё снова заглохло. В 1984 году был создан музей-заповедник, располагавший скромной экспозицией в бывшей земской школе соседнего села Тараканова (в тамошней церкви Блок венчался с Любовью Менделеевой).

Восстановительные работы начались лишь в 1997 году. Воспроизводилось всё максимально близко к «первоисточникам»: сохранился рисунок главного дома, выполненный рукой самого Александра Александровича, фотографии, сделанные Владимиром Бекетовым, двоюродным братом его матери, обширная фамильная переписка, но главное — бесценные воспоминания тётушки Марии Андреевны, главного «историографа» семейства. Так что сегодня в Шахматове всё выглядит так же, как сто лет назад…