Зимний штурм

Ёрничать по поводу славы русского оружия время от времени становится модным среди той, без сомнения, лучшей части нашего общества, которая относит себя к элите. Но кто знал, что относительно безобидная реплика нарисованного крупными мазками на фоне сонного московского истеблишмента Чацкого, героя комедии «Горе от ума», буквально приговорит одну из лучших и вместе с тем кровавых побед России к забвению? Взятие Очакова!

Ян Суходольский, художник-баталист и патриот независимой Польши, был талантливым самоучкой. Однажды его картины увидел Николай I и подарил автору свою украшенную драгоценными камнями табакерку. Впрочем, царский подарок ушёл на нужды восстания против российского гнёта, начавшегося в 1830 году и жестоко подавленного в 1831-м, после чего Польша лишилась Конституции, армии и сейма и окончательно стала частью Российской империи. Суходольский же поступил в 1837 году в Императорскую академию художеств, нарисовал множество батальных полотен и отказался только от одного заказа: когда его попросили нарисовать картину, посвящённую польским событиям.

В 1853 году им было выполнено батальное полотно «Штурм Очакова». На картине, которая сегодня висит в Центральном музее артиллерии, бывшем Воспитательном доме, детище Екатерины Великой, изображён момент штурма цитадели, когда внешние земляные укрепления уже подались усилиям русских. Два знамени — одно против другого. Две группы людей на фоне пылающей крепости. Снег, холод, ослепительное пламя и ярость: штурмующих — с одной стороны, защитников — с другой.

Весь XVI, XVII и XVIII век для нас главным оставался юг. Стояние на Окском рубеже против крымских набегов сменилось борьбой за Украину, а затем — войной за Крым. Однако Османская империя цеплялась за побережье Чёрного моря, которое продолжала считать своим личным владением. Очередной Кючук-Кайнарджийский мирный договор от 1774 года оговаривал независимый статус Крыма и давал России ряд крепостей, а главное — возможность выхода к морю и строительства Черноморского флота.

Но угрозу крымским коммуникациям создавала крупная турецкая крепость Ачи-Кале («ачи» — угол), контролирующая выход из Днепро-Бугского лимана. Тут же располагался турецкий флот.

Русские по схожести звучания назвали её «Очаков».

Турецкие стены и башни стояли на древнем основании: ещё в XIV веке здесь была Генуэзская крепость. После этого укрепления перестраивала крымская династия Гиреев. В 1737 году фельдмаршал Христофор Миних брал Азов, правда, потом крепость вернули туркам. Затем укрепления подверглись значительной модернизации при помощи французов, которым совсем не улыбалось видеть сильную Россию. Лучшие европейские фортификаторы давали советы и делали чертежи.

Вторая русско-турецкая война оказалась вполне ожидаемой. Турки не смогли смириться с потерей Крыма, с помощью которого они оказывали влияние на весь российский юг.

Турки планировали высадку десанта в Крым, уничтожение русской флотилии в Днепро-Бугском лимане, уничтожение Херсона и вторжение на Украину. Ачи-Кале, турецкий форпост в Причерноморье, была важным фактором в этом конфликте.

Это понимали и русские, поэтому взятию Очакова отводилось первостепенное значение.

Пока светлейший князь Григорий Потёмкин формировал армию в 50 тыс. солдат, пока подводил её к Очакову, турки успели нарастить гарнизон до 20 тыс. человек и поставить на валах до 300 орудий. Потёмкин, не торопясь, начал обустройство лагеря и осадные мероприятия: он собирался штурмовать крепость по всем европейским правилам. К слову, правила те гласили, что гарнизон должен сдаваться при невозможности дальнейшей обороны.

Всю картину ему чуть не испортил генерал-аншеф Александр Суворов: разгромив отряд, вышедший из крепости, у него на плечах он ворвался внутрь охраняемого периметра и взял несколько полевых укреплений. Казалось, для взятия крепости настал подходящий момент. Трижды Суворов просил помощи, но Потёмкин не прислал подкреплений, а раненый в шею генерал-аншеф более не мог руководить боем, и русским пришлось отступить. Разъярённый Потёмкин отстранил Суворова от осады. Князь Михаил Кутузов также получил ранение в этой войне: пуля вошла в щёку, а вышла из затылка. Тем не менее будущий победитель Наполеона остался жив.

Бои и попытки штурма шли до самого декабря. «Очаков — не Троя, чтобы осаждать её десять лет», — едко замечал по этому поводу генерал Пётр Румянцев. «Я на камешке сижу, на Очаков всё гляжу», — вторил ему отстранённый Суворов. Уже к ноябрю ударили жестокие морозы, и в холодной, продуваемой ветрами степи в убогих землянках солдаты умирали от холода до шестидесяти человек в день. Тянуть далее было нельзя. В 23-градусный мороз, на Николу Зимнего, 6 декабря, с утра после молебна русские пошли на штурм. Шесть колонн с разных сторон обрушились на крепость, изрядно разрушенную пушечным огнём. Пушки тащили по льду лимана и сразу пускали в дело. Бой шёл отчаянный. К полудню по полуразрушенной стене русские прорвались в цитадель. Ещё несколько часов страшного штыкового боя — и заваленная трупами защитников и осаждающих крепость была взята. Потёмкину подвели коменданта — трёхбунчужного Гуссейн-пашу, и тот начал кричать на него, требуя объяснить, почему паша не сдавал крепость, находясь в безнадёжном положении.

— К чему слова, — спокойно отвечал паша, щурясь на многочисленные пожары, охватившие развалины Ачи-Кале. — Ты исполнил свой долг, а я — свой.