Февральский пролог в драме русской истории

Одна из узловых тем истории ХХ века — Октябрьская революция, но без изучения Февраля 1917 года  её понять невозможно. К сожалению, не прекращаются попытки покрыть все деяния Февраля Октябрём.

Позволим небольшое отступление. Мне давно хотелось задать вопрос в произвольной уличной толпе: «А кто арестовал царскую семью?» В ответе сомнений не было. За меня это сделали организаторы мультимедийной выставки из цикла «Моя история» «1914–1945. От великих потрясений к Великой Победе» в октябре 2015 года, курируемой тогда ещё архимандритом Тихоном Шевкуновым. В рамках выставки был продемонстрирован ролик с тем самым так и не заданным мною вопросом первому встречному. И действительно, люди давали предполагаемый ответ: почти все считали, что арестовали семью императора коммунисты или большевики. Кто такие февралисты, в большинстве своём наши соотечественники, живущие в необременённое качественным образованием время, практически не знают. А те, кто решил спросить, знали. И спасибо на том, что уже оформилась серьёзная потребность разобраться в ключевых событиях прошлого. 

В постсоветской России для поддержания инерции распада и разрыва с «проклятым коммунистическим прошлым» немалыми усилиями СМИ, экспертов и, к сожалению, немалой части научного сообщества был сформирован, а во многом позаимствован из арсенала советоведческих институтов Запада, работавших против СССР, сконструированный миф  о том, что большевистская революция уничтожила Российскую империю, разрушив все основы государственности, и привела Россию к цивилизационной катастрофе. Эта очень уязвимая позиция опровергается массой серьёзной литературы,[1] однако продолжает искусственно поддерживаться финансовыми и даже бюджетными проектами: дорогостоящими, далёкими от исторической правды фильмами с омерзительными коммунистами, заказной литературой и бесконечными выступлениями самоуверенных людей, плохо знающих историю, но искренне не ведающих об этом благодаря твёрдо усвоенным перестроечным мифам. Однако мы всё меньше хотим быть Украиной и Прибалтикой с их программами десоветизации. И, несмотря на политический заказ, становиться, если употребить современный сленг, немодным (простите) трендом.

Отметим, что методологической опорой многих современных исследований стали работы Вадима Кожинова, ярчайшего явления в истории современной общественной мысли (пусть никого не смущает это определение). Данная работа также во многом опирается на предложенную им структуру исторического анализа сложных явлений указанного периода. В рамках небольшой статьи тем не менее трудно обозначить множественные аспекты событий, ведущих к трагической развязке крушения империи. Остановимся лишь на некоторых из них.

Несмотря на заинтересованность внешних сил в ослаблении и колонизации России, важнейшее значение имела организация сил внутренних. Самодержавие мешало свободному обогащению крупного капитала. И закономерно, что пришествие капитализма в Россию закончилось Февралём. И это было торжество либерального проекта. Но за Февралём шёл Октябрь, как ни парадоксально, преодолевший иноземный капитализм — это порождение протестантской этики, чужеродной и неприемлемой для России.

Исследователь Святослав Рыбас подробно описывает «экономическое основание» для «великих потрясений», приводя свидетельства «о финансировании всеобщей забастовки крупным капиталом». В тот период «процесс смены управленческой модели перешёл в экстремальный режим. Банкиры, нефтепромышленники, металлурги, текстильщики и все прочие обладатели реальных финансовых средств участвовали в политической жизни» [2]. 

Вот свидетельство более чем известного аналитика, прекрасно разбиравшегося в перипетиях мировой политики и наблюдавшего за ситуацией из-за границы. Речь идёт о Владимире Ульянове-Ленине: «…связь англо-французского финансового капитала, англо-французского империализма с октябристско-кадетским капиталом России явилась фактором, ускорившим этот кризис путём… организации заговора против Николая Романова. Эту сторону дела, чрезвычайно важную, замалчивает по понятным причинам англо-французская пресса и злорадно подчёркивает немецкая» [3].  

Наиболее мощными экономико-политическими группировками были октябристы и кадеты. Несколько в стороне от них находились «прогрессисты», за которыми стояли выдающиеся крупные московские промышленники.[4] Свои резоны в заговоре против самодержца видели военные, генералитет. Большая роль в февральских событиях отводилась действующим втайне как вне, так и внутри страны масонским организациям, поставившим под своё влияние практически все заметные политические структуры кануна Февраля. Были и нити, которые тянулись к финансово-промышленным и политическим группам Запада, заинтересованного как в продолжении войны русскими руками, так и в бесконтрольном доступе к богатейшим ресурсам страны и, разумеется, в ослаблении или даже политическом уничтожении геополитического соперника — России. Наличествовали и другие силы, критически взирающие на самодержавную власть в России. Всё это — опоры Февраля. В целом можно говорить о либеральном проекте для Российской империи. На исходе ХХ века он вновь  сработает, но уже в России — СССР. Итак, мы можем вывести одну из закономерностей прошлого столетия: пришествие носителей либерализма к власти всегда связано с глубокими разрушительными процессами для русской государственности. Всё это проверено, что называется, эмпирически.

Итак, развитие капитализма в России не в последнюю очередь спровоцировало первую русскую революцию 1905 года, плодами которой стали Манифест 17 октября с его вожделенными свободами и созыв Государственной думы, резко активизировавший деятельность прозападных, либеральных сил в обществе. В России спешно стали создаваться инструменты влияния. В связи с чем остановимся на масонском колорите Февраля. Тайные пружины были. Самой влиятельной оказалась организованная в России масонская ложа (под названием «Великий восток народов России» по аналогии со стоящей над ней масонской организацией «Великий восток Франции»). Она поставила изрядную долю руководителей в срочно создаваемые общественно-политические структуры как в центре, так и на местах.   

Рассмотрим поближе трагические перипетии Февраля. Итак, 25 февраля (10 марта) 1917 года высочайшим указом деятельность IV Государственной думы была приостановлена. И вскоре появились органы февралистов, олицетворяющие собой власть. Отметим, что император так и не сумел вернуться в Петроград. Единственно легитимная власть фактически была блокирована во Пскове.

Сложились устойчивые стереотипы, когда в массовом сознании любое упоминание Советов как органов власти автоматически увязывается с большевиками, и в этом отнюдь не повинна советская историография.[1] В то же время сегодня известно немало исследований, где подчёркивается, что «так называемое "двоевластие" Февраля было весьма  относительным, в сущности, даже показным: и в правительстве, и в Совете заправляли люди "одной команды"» [2]. Чтобы привлечь простой народ — солдат, рабочих, крестьян, которые не поняли бы, что от Февраля выиграли верхи, в один день было создано два органа власти — Временное правительство и Петросовет. Из 11 членов Временного правительства первого состава девять (участие Павла Милюкова не доказано) были масонами[3]. В общей сложности на постах министров побывало за почти восемь месяцев существования Временного правительства 29 человек, и 23 из них принадлежали масонству. Схожая ситуация складывалась и в Петросовете. Все три руководителя Петросовета были масонами (председатель — Николай Чхеидзе, заместители — Александр Керенский и Михаил Скобелев). Они представляли разные партии — кадетов, меньшевиков, эсеров, но их принадлежность к масонству была приоритетной и объединяющей [4].

Много стенаний раздавалось по поводу разрушения армии пропагандой большевиков. Однако вернёмся в реалии прошлого: главным и сокрушительным основанием для уничтожения армии — оплота любой государственности — стал Приказ № 1 ЦИК Петроградского совета рабочих депутатов от 2 (15) марта 1917 года. Фактически в армии ликвидировался основополагающий принцип единоначалия. Остальное было лишь делом времени. Существенная деталь: до осени 1917 года влияние большевиков в Петросовете было ничтожно малым.

Характерно, что Приказ № 1 был напечатан, по свидетельству современников, огромным тиражом в 9 млн экземпляров — и всё это накрыло уже и без того взбудораженную армию. Отметим негативную реакцию на этот приказ (с его  появлением в утренних газетах) председателя Военной комиссии Временного комитета Александра Гучкова, который в тот же день, когда обнародовали этот документ, назвал его «немыслимым» и тогда же отправился в Псков, где разыгралась драма фактически принудительного отречения Николая II от престола. Таким образом, события разворачивались молниеносно, как по сценарию, практически в одно и то же  время. Исполнители, казалось, были разные, но все эти действия фактически явились звеньями одной цепи. Во Пскове армия лишалась своего главнокомандующего, а Приказ № 1 закономерно продолжал заданный вектор.

Первоначально предназначенный Петроградскому гарнизону, этот приказ быстро распространился и в армии. Уже существовавшее брожение в войсковых соединениях получило легитимное подкрепление, что привело к  резкому падению дисциплины и боеспособности русской армии — дезертирство с фронта, уже дававшее о себе знать, вскоре стало массовым. И это в условиях тяжелейшей мировой войны, основную тяжесть которой практически несла на себе Россия. Всё это означало крушение институтов власти и являлось прологом к анархии. Напомним, что, как только Керенского утвердили военным министром, он фактически подтвердил приказ Петросовета, издав так называемую декларацию прав солдата.  Позднее Антон Деникин заявил: «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно…» [5]

В Первую мировую войну Россия оказалась в компании своего старого и коварного врага — Англии. Союз с Германией для Российской империи был бы куда более естественным. Но вожди Антанты и их известная колонна внутри страны делали всё, чтобы Россия не пошла на сепаратный мир с Германией. В прессе и позднее со стороны новых властей постоянно муссировалась тема верности союзническому долгу, что было необходимо Западу, в то время как фронт практически распадался.

Приведём высказывания Ленина по этому поводу: «Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольства с их агентами и "связями", давно делавшие самые отчаянные усилия, чтобы помешать "сепаратным" соглашениям и сепаратному миру Николая Второго (и будем надеяться и добиваться этого…) с Вильгельмом II, непосредственно организовывали заговор вместе с октябристами и кадетами, вместе с частью генералитета и офицерского состава армии и петербургского гарнизона»[6].

Парадоксально, но многие из  политических и общественных деятелей того времени прогрессистского либерального толка мнили себя спасителями Отечества. Тем более что с Запада в прорубленную петровскую форточку давно и небезуспешно дули «ветры перемен», принося иноземные вирусы вековой традиционной России. Открывшиеся шлюзы либеральных реформ разрушали весь уклад русского жизнеустроения. И в нач. ХХ века российская интеллигенция (термин «интеллигенция» появляется в 50-е годы ХIХ века), совсем недавно осознавшая себя как особый социальный субъект, получила, наконец, вожделенный парламент, сильно ограниченный монаршей волей, но, в свою очередь, потеснивший и императорскую власть в России. Итак, страну наводнили либеральные и революционные прогрессисты: все ратовали за радикальную переделку через реформы или полное переустройство общества. Именно поэтому февральские события в большинстве своём в столице Российской империи были встречены с ликованием. 

Симптоматично, что министр внутренних дел «пламенный реакционер» Николай Маклаков после своей отставки ещё в 1915 году (на которую Николай II пошёл под влиянием общественных настроений) в письме к Ивану Щегловитову прозорливо  отреагировал на происходящее: «Вместо самодержавия воцаряется олигархия»[7].  Добавим: под камуфляжем демократии.

Император пока оставался действующим главой государства, но въезд в Петроград для него уже был недоступен. Новой власти — Временному правительству — стали массово присягать воинские чины. Вот характерная картинка того времени, свидетельствующая о степени вовлечённости персон самого высокого уровня в процесс всеохватной жажды перемен: «Удивление и восторг собравшихся вызвало появление кузена Николая II великого князя Кирилла Владимировича, который с красным бантом на груди привёл находившийся под его командованием гвардейский экипаж и встал на сторону победителей»[8]. И далее: «Со всех концов города стали привозить арестованных царёвых слуг и наиболее заметных[9] помещали в министерском павильоне Таврического дворца. К вечеру 1 марта здесь находился цвет сановной иерархии»[10]. 

 Характерно, что люди, в том числе и правой ориентации, служившие опорой трона и не проявившие ярко выраженного стремления к переменам, предварительно подвергались арестам. Многие из них были названы «черносотенцами»[11]: это «Союз Михаила Архангела» и прочие организации, которые уже давно и небезуспешно демонизировались либеральной прессой и так называемой публикой. Итак, идёт процесс поляризации, в том числе и высших сановников, всё расколото. Одни примыкают к революции (видимо, вполне искренне, оставим пока за скобками нравственный аспект и родственные связи), другие, склонные к поддержке императора, срочно изолируются.

Ещё ранее в событийном хаосе наступившего ХХ века с церковного амвона на всю страну звучал упреждающий глас знаменитого пастыря отца Иоанна Кронштадтского, прозревающего грядущие потрясения. Как известно, отец Иоанн  открыто выступил против новых веяний в защиту веры и престола. Став почётным членом «Союза русского народа», он торжественно благословил его знамёна. Пламенную проповедь слышали, в Кронштадт к известному священнику тянулись огромные массы простых людей, но не те, кто собирался творить историю по своему разумению. Заражённое бациллой либерализма российское общество в массе своей неспособно было воспринять святость. Называвшие себя светскими журналисты, писатели, чиновники, интеллигенция, представители высшего света не только не слушали, но позволяли себе шельмовать горящего пламенем веры угодника Божия.  «…его выставляли посмешищем… писали специальные пьесы, в которых все понимали, что это про него, и он, таким образом, был подвергаем насмешкам и напастям. Одним словом, видели в нём большую опасность, и он нёс крест такого массового поношения накануне революций. Это не было удивительным в тогдашней больной и готовой к трагедии России»[12]. Свой крест порицания со стороны значительной части общества несла и царская семья.

Как видим, к принуждению самодержца к отречению от власти большевики отношения не имели. Широко известное — «Кругом измена, трусость и обман» — касалось других адресатов.

Вот впечатления современников по поводу событий того времени. Слово Василию Розанову: «Даже “Новое Время” нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей... Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска и не осталось рабочего класса. Чтó же осталось-то? Странным образом — буквально ничего».[13]  И даже если сделать скидку на эмоциональное потрясение известного философа, ставшего свидетелем разрушения собственной страны, в целом его свидетельство знаменательно.

Страна была готова к распаду, центробежные силы внутри империи получили беспрецедентные возможности, что явилось следствием именно февральского переворота и резким ослаблением российской государственности. Инерция, заданная Февралём в плане дезорганизации империи, продолжалась, естественно, и после Октября. Масонским представителям — февралистам и их попутчикам — удалось быстро раскачать и разрушить основы российской государственности. Широко известно, что большевики просто подхватили эту власть из роняющих её незаконных и презренных рук.    

Позднее кто-то из действующих лиц, вовлечённых в водоворот той грандиозной драмы, будет высказывать сожаления о прошедшем. Однако роль безответственных временщиков ими уже была сыграна. Покаяния и сожаления более чем уместны. Воздержимся, однако, от осуждения известных фигурантов, творивших русскую историю столетней давности. Они воспринимали её в контексте своего времени. И многие из них, одурманенные «ветрами перемен», видели лучшую долю для страны на путях западноевропейских демократий. Между тем для России это была чужеродная модель, повлёкшая за собой катастрофические последствия: разрушение государственности и дезинтеграцию империи. Драма русской истории на этом не закончилась. Тем не менее задача восстановления страны и укрепления её государственности была решена, но уже другими силами.