«Не продавайте мой портрет...»

Среди множества портретов неизвестных моё внимание привлекло полотно кисти Карла Рейхеля «Портрет неизвестной молодой женщины у фортепьяно», которое хранится в Государственном Русском музее. На нём изображена неизвестная молодая девушка лет 20–25 с дорогой шалью у музыкального инструмента. В эпиграф к этой истории мне бы хотелось вынести слова старинного романса:

Не продавайте мой портрет!
Я лишь для вас и для искусства
порою обнажала чувства…
и взгляд светился нежной грустью…
Лишь вам я свой дарила свет…

Не продавайте мой портрет!
Да, вы дарить не обещали,
лишь улыбались и молчали…
Но можно ли продать печали,
продать души моей секрет?

Прошу, сожгите мой портрет!
Отдайте даром в галерею,
о большем я просить не смею…
О, нет, я не себя жалею…
Не продавайте мой портрет!

Обратимся к каталогу ГРМ. В нём сообщается совсем мизерная информация по портрету. Полотно поступило из Ленинградского губернского отдела народного образования в 1924 году. Оттуда же поступило ещё несколько работ художника. Таким образом, можно заметить, что история полотна совсем неизвестна. Атрибутор, обратив внимание на ноты на пюпитре фортепьяно, ссылается на то, что на них написано. А указано там, что: LesPapillons Rondo pour le Piano-Forte composé et dédié à Mademoiselle Delia Dudor par D. Steibelt gravé chez F.A. Dittmar à St Petersbourg. В переводе с французского: «Рондо "Бабочки" для фортепиано, сочинённое и посвящённое мадемуазель Дюдор Д. Штейбельтом. Гравировано у Ф.А. Дитмара в Петербурге».

Благодаря консультации хранителя кандидата исторических наук Елены Столбовой удалось уточнить, что при поступлении с полотна сняли наклейки о том, что оно было какое-то время выставлено на продажу. Однако это никак не раскрывает нам историю бытования данного портрета. Скорее всего, в его поисках придётся обратиться к фондам ЦГИА СПб.

В статье «Три портрета, или Загадка К. Рейхеля» исследователь и музыкант Анна Петрова-Форстер обращает внимание на то, что долгие годы эта ошибка играла злую шутку с музеем, ведь в каталоге подчёркивается, что информации о Делии Дюдор найти не удалось. Впрочем, это неудивительно, ведь такой женщины не существует. Самой Анне я выражаю глубокую благодарность и признательность за моральное и умственное участие в разработке моей версии.

Так кому же посвящены «Бабочки» немецкого пианиста и композитора Даниэля Готлиба Штейбельта, жившего в России с 1809 года? Анна Петрова-Форстер описывает, что, будучи в Париже, в 1807-м он познакомился с Делией Тюдор Стюарт, американкой, приехавшей в Париж с надеждой найти богатого мужа. Именно ей посвящено это произведение, очевидно, в знак признания её таланта (она слыла талантливой пианисткой. — Е.П.). Что же касается Карла Рейхеля, то он писал многих особ, принадлежавших к высшему обществу. Среди них — поясные портреты Веры Вяземской и сестры декабристов Шиповых Марии Леонтьевой. Среди его работ не встречается ни одного портрета иностранца. В 1813 году Рейхель был молодым и ещё недостаточно известным художником. Хотя уже в эти годы виден его талант. Анна Петрова-Форстер в своей статье внимательно отнеслась к биографии Карла Рейхеля, написанной Валентиной Гапоненко. В монографии «Художник Карл Христиан Филипп Рейхель в общественной и культурной жизни России первой половины XIX века» Валентина  Гапоненко пишет, что он был вхож в тот период в семейство Екатерины Муравьёвой, матери декабристов Никиты и Александра Муравьёвых, тёти Михаила Лунина. Гапоненко также высказывала предположение об авторстве Рейхеля портретов Артамона Муравьёва и его жены.

Поговорим о моём предположении, так как я давно занимаюсь декабристом Михаилом Луниным, и по иронии судьбы фотография его потомков оказалась в семейном архиве моих родственников. Дело в том, что моя прабабушка Клавдия Зюлькова (1896–1978) принадлежала к старинному роду дворян Голостеновых. Её тётя Мария Станкевич (1867–1922) была известной в Москве пианисткой. Супруг Марии Алексеевны Алексей Станкевич (1856–1922) был коллекционером и историком, основал библиотеку в Государственном историческом музее. Он доводился племянником литераторам Александру и Николаю Станкевичам. Мария Алексеевна дружила с семейством внука Екатерины Уваровой. Станкевичи сумели сохранить огромное количество книг и фотографий. Часть из них их дочь Мария Алексеевна (1906–1994) передала в фонды ГИМа. Что-то отложилось в домашнем архиве её внуков Натальи Добрыниной (1931–2015) и Николая Калёнова. Любопытными оказались альбомы самой Марии Алексеевны. В основном большую часть фотоальбома занимали фотографии её родственников Голостеновых. К сожалению, фотографий моей прабабушки выявить не удалось, однако большой удачей стало обнаружение и атрибуция фотографии семейства Уваровых.

С учётом этого мне не составило особого труда сделать предположение о портретируемой. У декабриста Лунина была сестра Екатерина Сергеевна. Её супруг Фёдор Уваров (1780–1827) был полковым товарищем декабриста. Известен он тем, что затеял семейную тяжбу с Николаем Луниным, двоюродным братом Михаила Сергеевича, в адрес которого было написано завещание декабриста. 7 января 1827 года Уваров вышел из дома и исчез. В высшем обществе ходили разные слухи, а историк Константин Кудряшов высказал предположение о том, что пропавший камергер и есть старец Фёдор Томский. Согласно моим генеалогическим уточнениям удалось установить родственную связь Фёдора Уварова с графом и министром Сергеем Семёновичем, о чём я делала доклад на Уваровских чтениях в Муроме в 2017 году.

По воспоминаниям друга декабриста Ипполита Оже, сам Михаил Сергеевич рассказывал, что его сестра Екатерина была ученицей Даниэля Штейбельта. Так, например, в «Дамском журнале» издатель князь Пётр Шаликов вспоминал: «…7 декабря 1824 года К.С. Уварова исполняла Большое рондо Штейбельта в Москве в концерте, устроенных в пользу пострадавших от наводнения». Без сомнения, в репертуаре столь хорошей пианистки присутствовали и произведения её учителя Штейбельта. Вот как Екатерина Сергеевна писала брату о своём отношении к музыке: «…Только и шуму, что о моём мнимом таланте, который я называю моим старым грехом... Я пользуюсь славой соединять и приводить в гармонию все враждебные партии в салоне нашего предводителя князя Гагарина на музыкальных вечерах».

Не приходится сомневаться в том, что на портрете могла быть изображена ученица Штейбельта. Трудность при раскрытии данной версии возникла потому, что конкретных имён его учениц не названо, одни фамилии, очевидно, исходя из посвящений и мемуаров. В монографии Любови Золотницкой перечисляются только фамилии семейств, где учительствовал Штейбельт. Нет конкретики в именах, биографических данных и ввиду всего вышеуказанного нет изображений. Более обширные биографические сведения и изображение имелись лишь у Екатерины Уваровой.

Для того чтобы прояснить всю эту сложную ситуацию, я решила обратиться к искусствоведам и хранителям Государственного Русского музея. Мой выбор пал на кандидата исторических наук Елену Столбову. Елена Игоревна — старший научный сотрудник отдела живописи XVIII — первой пол. XIX века, хранитель фонда Русского музея. О ней писали в прессе во время выставки «Картина. Стиль. Мода», где как раз выставлялось данное полотно. Изначально Елена Игоревна весьма настороженно отнеслась к моей версии, но дала задание отыскать репродукцию портрета Екатерины Уваровой, поясняя невозможность иконографического сличения с воспроизведением данной репродукции в книгах Натана Эйдельмана ввиду искажения изображения. Это связано с процессом полиграфической печати в те годы. Впервые портрет Екатерины Уваровой был опубликован в 1973 году в журнале «Наука и жизнь».

Если говорить о визуальном (иконографическом) сличении портретируемых, то можно отметить, что у Делии Тюдор весьма высокий подбородок и близко посажены к носу глаза. Иной овал лица. У Екатерины Сергеевны же, напротив, действительно очень много общего с незнакомкой с портрета. Вполне возможно, как пишет Анна Петрова-Форстер, что художник сознательно исказил имя. Оно не было важным в данном портрете. Более вероятно, что само произведение Штейбельта «Бабочки» дополняло общую картину девичьего портрета. Оно указывает нам на молодость и лёгкость, с какой, вероятно, жила изображённая в те годы. Мною получена частная консультация старшего научного сотрудника отдела ИЗО фондов Государственного музея А.С. Пушкина Т.Г. Дмитриевой, по мнению которой, «фрагменты двух портретов демонстрируют значительное сходство (сходны форма и высота лба, линия роста волос, широкие скулы, форма глаз, даже учитывая разное направление взгляда портретируемых, слегка втянутая верхняя губа и др.)». Было рекомендовано выяснить историю бытования двух изображений.

Я просмотрела портал «Государственный каталог» Музейного фонда РФ, где содержится информация о коллекции Государственного исторического музея, куда данный портрет предположительно был отправлен правнучкой Екатерины Сергеевны Татьяной Михайловной (1896–1982). Оригинал репродуцируемой Элеонорой Павлюченко акварели любезно предоставила племянница правнучки Екатерины Уваровой — Т.В. Макарова. На данный момент и он утрачен, в распоряжении осталась лишь заранее сделанная с него цифровая копия. Удалось отыскать портрет Екатерины Луниной. В инвентарных книгах это полотно раскрывается именно как портрет Екатерины Сергеевны Луниной. По воле случая удалось обнаружить ошибку в исходной атрибуции. Произошла путаница в написании имён и отчеств с тётей Екатерины Сергеевны Евдокией (в источниках чаще как Авдотьей. — Е.П.) Семёновной Луниной, урождённой Хвостовой, матерью певицы Екатерины Луниной-Риччи. По мнению специалиста по костюмам М.А. Пастуховой, дамы в пожилом возрасте носили тёмные тона платьев. И потому невозможно говорить о том, что на данном полотне изображена сестра Михаила Лунина, так как она была в те годы молодой девушкой 25 лет. Вероятно, человек принимавший портрет в фонды ГИМ, ошибся в атрибутиве. Сдававшая полотно убедительно сказала, что на нём изображена тётя декабриста. В свободном доступе в Интернете имеется репродукция с портрета Авдотьи Семёновны предположительно кисти Фёдора Рокотова. Оригинал её портрета так же представлен в фондах музея.

Мне ещё предстоит сделать некоторые уточнения для подкрепления версии. Об этом портрете написал и исследователь А.В. Смирнов. Он считает, что на портрете изображена Делия Тюдор Стюарт.

Выражаю благодарность за консультации и содействие Т.Г. Дмитриевой (ГМИИ имени А.С. Пушкина), Е.И. Столбовой (ГРМ), Г. Голдовскому (ГРМ), А.К. Левыкину (ГИМ), А. Петровой-Форстер, Л. Золотницкой, Н.А. Переверзенцевой (ГИМ), Е. Букреевой (ГИМ), доктору технических наук Н.Е. Калёнову (внук А.И. Станкевича), Т.В. Макаровой (племянница Т.М. Уваровой), а также заместителю директора по научной работе Н.Ф. Мусабирову и всему коллективу Иркутского музея декабристов.