За нашу Победу!

29 июля замечательному советскому актёру Павлу Кадочникову исполнилось бы 107 лет. В его послужном списке  — несколько десятков ярких ролей, но для поклонников советского кино он навсегда останется майором Алексеем Федотовым из «Подвига разведчика», поднимающим тост за нашу Победу.

Терпение — и ваша щетина превратится в золото

Киевская кинофабрика была первой большой киностудией Советского Союза, построенной с нуля. Проектировалась она с таким расчётом, чтобы снимать несколько десятков фильмов в год. В реальности всё обстояло куда скромнее: в 1929 году, едва ли не самом удачном в довоенное время, там было снято всего 10 картин. В начале войны студию успели эвакуировать в Ашхабад, в 1944-м она вернулась под родной кров, по счастью, не слишком пострадавший от бомб и снарядов. Однако средств на восстановление кинопроизводства у государства было в обрез. Фильмов снималось мало, от силы два десятка на всю страну, и Госкино приходилось очень экономно распределять средства между студиями. На находившемся в лучшем положении «Мосфильме» кинематографистам работалось легче, но картину о деятельности советской разведки на оккупированной фашистами Украине решили снимать в Киеве.  

Идея сюжета принадлежала Михаилу Маклярскому, человеку одарённому и незаурядному, судьба которого сама могла бы стать основой для остросюжетного приключенческого фильма. Во время войны он работал в 4-м Управлении НКВД, отвечавшем за диверсионно-разведывательную деятельность, в том числе и на захваченных немцами территориях СССР, имел репутацию отменного тактика. Когда война закончилась, ему стало ясно, что большая часть того, что совершили его друзья — многих уже не было в живых, — так и останется неизвестным для людей, за счастье которых они отдали свои жизни. Михаилу Борисовичу это казалось несправедливым, и он решил попытаться хотя бы отчасти устранить эту несправедливость. И набросал черновой вариант сценария с рабочим названием «Подвиг останется неизвестным».

Набросок вызвал интерес в Госкино, и там к работе над сценарием подключили Михаила Блеймана и Константина Исаева. Блейман к тому времени считался успешным сценаристом. На его счету было несколько фильмов о войне: «Непобедимые», «Небо Москвы», «Это было в Донбассе». Его соавтор во время войны писал сценарии для «Боевых киносборников». Оба неплохо разбирались в приключенческом жанре, но о сути и принципах военной разведки имели, естественно, самое смутное представление. Поэтому доводить сценарий до ума пришлось самому Маклярскому: усложнять интригу, тщательнее прописывать характеры персонажей.

Авантюрная жилка в Михаиле Борисовиче была очень сильна. Как профессионал, он прекрасно отдавал себе отчёт, что большая часть придуманных им сюжетных поворотов в реальной жизни разведчика совершенно невозможна. Однако понимал он и то, что кино всё-таки не жизнь и обязано быть увлекательным. Не будем забывать: жанра военных приключений в советском кино на тот момент не существовало, а идти по непаханой целине труднее, чем по столбовой дороге. Это из нашего сегодня, когда есть «Семнадцать мгновений весны» и «Мёртвый сезон», «Вариант "Омега"», «Щит и меч» и «Адъютант его превосходительства», легко упрекать «Подвиг разведчика» в наивности и неправдоподобии. Тогда, в 1946-м, жанровый канон только-только начинал складываться. Впрочем, все претензии, предъявленные в своё время фильму-первопроходцу, потом с завидным постоянством и энергией, достойной лучшего применения, адресовались и его «потомкам» с лейтмотивом «такого не было и быть не могло!» Ревнители жизненности и реалистичности и по сию пору упрямо пытаются обкорнать фильмы о разведчиках по мерке социально-производственной драмы, а ведь именно условность происходящего на экране и делает этот жанр жанром.

Маклярский оказался далеко не бесталанным литератором. Когда в 1947 году по состоянию здоровья ему пришлось уволиться из органов, Михаил Борисович всерьёз взялся за перо. По его сценариям было снято полтора десятка фильмов, как шпионских вроде «Секретной миссии» (1950) и «Заговора послов» (1967), так и милицейских, включая полюбившуюся зрителям дилогию «Инспектор уголовного розыска» (1971) и «Будни уголовного розыска» (1973) с Юрием Соломиным в главной роли. Однако первым шагом сценариста на этом пути стал именно «Подвиг разведчика». Такое название дал фильму режиссёр Борис Барнет, откомандированный в мае 1946 года на Киевскую киностудию снимать первый в истории советского кино фильм о разведчиках.

Барнета порой называют известным неизвестным. Для большинства поклонников советского кино он остаётся режиссёром одной картины. Между тем одна из ранних его работ — «Окраина» — в 1934 году получила приз на Втором Венецианском кинофестивале. В конце 1980-х Анджей Вайда в одном из интервью утверждал: «Работающий в жанре соцреализма слеп на один глаз… Если бы советское кино развивалось естественным путём, то, думаю, "Окраина" Барнета определила бы эпоху больше, чем фильмы Эйзенштейна».

Профессиональный боксёр — статный, мускулистый, с пудовыми кулаками, в 1924 году Барнет попал в кино лишь потому, что режиссёр Лев Кулешов искал атлетичного актёра на роль ковбоя в одном из первых советских вестернов под названием «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков». Дебют оказался довольно успешным. Будущее, как казалось, сулило заманчивые перспективы, ведь Кулешов собирался и дальше снимать приключенческие фильмы с большим количеством трюков в расчёте не только на советского, но и на заокеанского зрителя, так что работы у молодого спортсмена было бы в избытке. Но одного актёрства для широкой натуры Барнета оказалось явно недостаточно, и он ворвался в режиссуру, получив первую постановку ещё толком ничего в кинопроизводстве не понимая. Зато он умел видеть то, чего не замечали другие.

Почему съёмки «Подвига разведчика» поручили именно Борису Барнету? Да, у него за плечами было две новеллы для «Боевых киносборников» и снятый в 1944 году фильм о подпольщиках «Однажды ночью». Однако мастером героико-патриотического жанра его можно было назвать с большой натяжкой. Его интересовал не героизм на пределе человеческих сил, а повседневная жизнь обычных людей со всеми присущими ей маленькими радостями и горестями. Похоже, в этом решении не последнюю роль сыграл Маклярский. Если судить по его последующим сценариям, их с Барнетом творческие приоритеты практически совпадали, и Михаил Борисович рассудил, что именно этот режиссёр сумеет сделать суперразведчика не картонной фигуркой, а живым человеком. У киноначальства имелся свой расчёт: лёгкий на подъём, не имевший своей постоянной киногруппы, но быстро сходившийся с людьми и умевший заражать окружающих своим энтузиазмом, Барнет гарантированно сможет выиграть этот «бой на чужом ринге». Что ж, не ошиблись ни тот, ни другие. Проблема с доработкой сценария решилась достаточно просто. Барнет, пока на студии шёл подготовительный период, просто вызвал Маклярского, являвшегося и консультантом картины, в Киев.

А вот добывать в незнакомом, полуразрушенном городе всё необходимое для съёмок было задачей почти запредельной сложности. На студии не хватало специалистов, декораций и реквизита. Свет давали в основном по ночам, когда не работали предприятия и не нужно было освещать жилые дома. Топили едва-едва. В огромном павильоне это ощущалось особенно сильно, ведь на улице уже стояла зима. Однако бороться с внешними обстоятельствами Борису Васильевичу было легче, чем с самим собой. Будучи человеком эмоциональным и ранимым, он, пришедший в кино, что называется, с улицы, время от времени впадал в глубокое уныние, сомневаясь в том, что правильно выбрал дело жизни. В таком тягостном состоянии он пребывал и в начале съёмок. «Сегодня только второй день, как я начал выбираться из очередного периода душевного мрака, упадка, тупости, сонливости и прочих мерзостей, — писал Борис Васильевич жене 6 декабря 1946 года. — Почему это со мной происходит, я не знаю. Тут всё очень сложно даже для изощрённого фрейдиста, и всего очень много. Думаю, что всё же главная причина — это то, что я выбрал профессию неверно. Не тем бы мне заниматься». 

На помощь присланному из Москвы режиссёру пришёл руководивший тогда студией Амвросий Бучма, замечательный артист и благороднейшей души человек. Знавший в Киеве всех и вся, он умудрялся добывать грим, краски для декораций, ткани для костюмов, канделябры и скульптуру для «генеральских» апартаментов. Амвросий Максимилианович очень хотел, чтобы вверенная ему киностудия не просто ожила, но чтобы здесь действительно снимали настоящее кино. А в его лице режиссёр нашёл не «начальника», а друга и соратника. Именно Бучма пригласил в съёмочную группу выдающегося оператора Даниила Демуцкого, работавшего ещё с Александром Довженко. Натурные съёмки в Киеве 1946 года были практически неосуществимы — невозможно оказалось обеспечить электричеством передвижные осветительные установки, поэтому большая часть картины снималась в павильонных декорациях, и даже сегодня эти сцены не могут не восхищать мастерством, с каким Демуцкому удавалось их выстраивать. Выразительные крупные планы — ни до, ни после в фильмах Барнета таких не было — тоже в значительной мере его заслуга.

Ещё одной несомненной удачей фильма стала художник по костюмам Юния Майер. Она работала на Киевской студии ассистентом художника ещё до войны, а во время оккупации нанялась туда… уборщицей. Гитлеровцы использовали студию по прямому назначению: снимали хронику и агитки, а неприметная женщина со шваброй внимательно наблюдала за происходящим и передавала сведения киевским подпольщикам. А параллельно запоминала в мельчайших деталях, кто во что одет. Она знала, что рано или поздно вернётся к любимому делу. Благодаря Юнии Григорьевне даже у экспертов по военной форме времён Второй мировой практически не возникает вопросов к тому, как экипированы в кадре актёры. 

У вас продаётся славянский шкаф?

«Шкаф» и в самом деле отсутствовал. Соглашаясь на постановку, Барнет рассчитывал, что роль майора Алексея Федотова сыграет Николай Крючков. Режиссёр открыл его для себя ещё на «Окраине», а потом пригласил на главные роли в фильмах «У самого синего моря» (1935) и «Ночь в сентябре» (1939). Однако худсовет не согласился с режиссёром: у немецкого офицера благородных кровей не могло быть лица советского парня с заводской окраины. Второго кандидата — замечательного мхатовца Бориса Добронравова — подвёл возраст: с такой представительностью ему пора не майоров, а генералов играть.

Времени на придирчивый отбор уже не оставалось, и Барнет засел в актёрском отделе «Мосфильма» отсматривать студийные альбомы. Хотя и на эту работу требовалась уйма времени. Понимая, что увязает всё глубже, Борис Васильевич отобрал десяток фотографий 30-летних актёров, ни один из которых особого впечатления на него не производил. Режиссёр разослал сценарий претендентам. На подготовку к пробам у них было всего несколько дней. И, пока длилась эта вынужденная пауза, Барнет поделился своими проблемами с Сергеем Эйзенштейном, который очень тепло к нему относился. И Сергей Михайлович порекомендовал младшему коллеге Павла Кадочникова, который снимался у него в «Иване Грозном». Барнет посмотрел картину и отправил актёру сценарий. Кадочников вошёл в кадр и… «переиграл» всех конкурентов. Павел Петрович обладал редким талантом мгновенно погружаться в самые глубины образа. Он даже трюки рвался исполнять без дублёров, и остановить его могла лишь железная воля режиссёров. В старинных романах о таких, как Кадочников, писали: с печатью благородства на челе. Глядя на Павла Петровича, легко было поверить, что он потомок древнего рода. Между тем как детство его прошло в глухой деревне, а трудовая жизнь началась с одного из ленинградских заводов, где юноша работал слесарем.

Влезая в шкуру своего персонажа, Кадочников убеждал даже консультанта картины Михаила Маклярского. Во время съёмок они много общались, и цепкая актёрская память Павла Петровича фиксировала малейшие нюансы — и профессиональные, и бытовые, начиная с того, каким жестом нужно вытаскивать сигарету из портсигара и заканчивая тем, как правильно отставить стул от стола в ресторане. Перед Кадочниковым стояла весьма непростая задача — сыграть советского человека, буквально сросшегося с формой, которую ему приходится носить в тылу врага. Советский кинематограф предпочитал чёткую дихотомию: враг — это враг, свой — это свой. Приём, когда враг выдаёт себя за своего, использовался достаточно часто, а вот обратный «маскарад» освоен ещё не был. И, чтобы его «оправдать», сценаристы рассыпали по сюжету сцены, в которых Алексей Федотов словно выглядывает из-под маски Генриха Эккерта, подмигивая зрителю. Фразы «двойного назначения» моментально ушли в народ. «Мы с вами рассчитаемся», брошенная предателю Медведеву, «Надо очень любить свою родину» в ответ Поммеру, «Как разведчик разведчику» и «Вы болван, Штюбинг!» и, конечно же, самая знаменитая — тост «За нашу Победу!» на именинах генерала Кюна, неизменно вызывавшая в зале бурю восторга.

За роль майора Федотова артист будет удостоен Сталинской премии. В семействе Кадочниковых сохранилось предание о том, как вождь народов, посмотрев картину, сказал, что Кадочников показал на экране настоящего советского разведчика. На банкете по случаю награждения Иосиф Виссарионович поинтересовался у актёра, что он может для него сделать. Кадочников перевёл всё в шутку, попросив, чтобы эта высокая оценка была закреплена на бумаге. Через некоторое время ему передали свидетельство за подписями Иосифа Сталина и Климента Ворошилова, гласившее, что артисту присваивается звание почётного майора всех родов войск Советского Союза. 

Сергею Мартинсону роль Вилли Поммера предложили без всяких проб, и тот с радостью согласился. Правда, о столь любимой актёром эксцентриаде, «вирус» которой Мартинсон подхватил от своего учителя Всеволода Мейерхольда, пришлось забыть. Ну пусть не забыть, а очень аккуратно дозировать, ведь наследник семейного дела Поммеров — большой любитель сидеть на двух стульях. С одной стороны, он — адъютант Руммельсбурга, особы, приближённой к самому фюреру, и ему льстит это достаточно заметное положение. Но денег он жаждет куда сильнее, чем славы и почёта, а значит, коммерсант (или, скорее, торгаш, ведь щетинная империя отнюдь не процветает) в нём одерживает верх над служакой. 

Сложности возникли и с поиском актрисы на роль связной Фёдорова Лизы. Барнету непременно хотелось, чтобы она была красавицей: вот, мол, какие женщины рисковали собой ради нашей Победы! Борис Васильевич уже почти смирился с тем, что нужный типаж так и не сыщется. Однако за пару часов до отхода киевского поезда ему пришлось срочно ехать на студию подписывать какие-то документы по смете на картину, и в коридоре он увидел её — Елену Измайлову — пленительную миссис Уэлдон из недавно вышедшего на экраны «Пятнадцатилетнего капитана». 

Неутомимый Амвросий Бучма в то время руководил Киевской киностудией, не переставая быть главным режиссёром и ведущим артистом Киевского драматического театра имени И. Франко. Из своего театра он привёл Дмитрия Милютенко, сыгравшего предателя Бережного, и Виктора Добровольского, которому досталась роль советского генерала, из Театра имени Леси Украинки — Михаила Романова, идеально вписавшегося в образ Руммельсбурга. Однако знаменитому актёру и самому хотелось поработать с Барнетом. По словам всех, знавших Бориса Васильевича, он замечательно — подробно и вдумчиво — репетировал с артистами, добиваясь максимальной точности в любой мелочи. В кино Барнет работал, как в театре, с застольным периодом: «Сначала разберёмся в логике поведения наших героев, а затем уже поищем мизансцену», — любил повторять режиссёр. В итоге Бучма сыграл небольшую, но довольно драматичную роль подпольщика Григория Лещука. Не удержался и сам режиссёр, взяв на себя самую уязвимую роль в сценарии — генерала Кюна, за сверхсекретными документами которого охотился главный герой. Даже в переделанном сценарии этот персонаж получался не слишком убедительным: если его так легко переиграть, то как такому могли доверить архиважные планы рейха? И Барнету, и Маклярскому, и Кадочникову хотелось, чтобы Федотов и Кюн были достойными противниками. В противном случае победа нашего разведчика едва ли не обесценивалась. Не найдя нужного по фактуре и глубине актёра, Барнет сам сыграл эту роль. 

Борис Барнет

То, что начиналось так тяжело, через несколько месяцев превратилось в практически круглосуточный творческий круговорот. Барнет спал всего несколько часов в сутки: ночью снимал, днём сидел за монтажным столом. И умудрялся выкраивать время для дневника. «Картина получается интересная. Было два просмотра. Был большой успех. Смотрел Луков (режиссёр легендарной картины «Два бойца». — В.П.) — рычал от удовольствия…» — написал Борис Васильевич жене после одного из предварительных просмотров. Но, как это обычно и бывает, на генеральном просмотре в Госкино на Барнета посыпались упрёки в том, что картина якобы разглашает государственные секреты, что финал с похищением генерала должен быть переработан. Тактики «как бы чего не вышло» киночиновники придерживались чётко. Неизвестно, как сложилась бы судьба картины, если бы не Михаил Маклярский. Он позаботился о том, чтобы фильм посмотрели его коллеги, и лента получила одобрение. Так что его выступление оказалось решающим. Михаилу Борисовичу пришлось на пальцах объяснять киношникам, что операции, аналогичные похищению генерала Кюна, проводились нашими разведчиками достаточно часто. И практически всегда для тех, кого они похищали, независимо от должностей и званий собственная шкура оказывалась дороже верности присяге и долгу.

Подвиг разведчика не остался неизвестным. Фильм вышел на экраны 19 сентября 1947 года, а уже 1 октября «Вечерняя Москва» сообщила, что в столице его посмотрело больше миллиона человек. Только за первый год проката картина собрала почти 23 млн зрителей и была удостоена Сталинской премии. Фильм нашёл тёплый приём и за рубежом. Рецензенты не скрывали своего восторга: «Павел Кадочников проводит роль работающего среди врагов майора блестяще. Этот высокий и интересный парень играет мужественно и одновременно чутко. Он такого рода типаж, который обратил бы на себя внимание даже в Голливуде».

Уже в наше время известный критик Майя Туровская, анализируя причины невероятного успеха картины, писала: «Если в довоенных картинах имидж опирался на таких актёров, как Борис Чирков, Крючков или Борис Андреев — простонародный тип, то в послевоенном кино появился совершенно новый тип героя. Он был продиктован реальностью, потому что молодые лейтенанты, которые пришли на войну мальчиками, а покидали поля сражения уже капитанами и майорами, представляли собой совершенно новое поколение, и это были в основном интеллигентные люди. И в кино появились интеллигентные лица, которых раньше не наблюдалось: Павел Кадочников, Владимир Дружников. Вот такие актёры стали новыми героями советского кино. И это были уже люди не физического, а так сказать, умственного труда. И если посмотреть картину сейчас, то можно сказать, что Кадочников в роли Федотова в этом фильме был предшественником знаменитого и всеми обожаемого Штирлица».

Разведчиком нужно родиться

Одна из самых ярких сцен в картине — диалог между Федотовым — Эккертом и Поммером о разведке. Разбухающий от гордыни Вилли разглагольствует о том, что разведчиком надо родиться: «У разведчика должен быть особый талант. Особое чутьё. Особый нос. Особые глаза. И злость...» Эккерт добавляет: «И нужно очень любить свою родину». Однако Поммер считает это сентиментальностью и уверяет, что и по этой причине Эккерт никогда не сможет быть разведчиком. Тот, с кого сценаристы списывали образ Алексея Федотова, похоже, разведчиком именно родился. И талантом особым обладал, и родину любил больше жизни.

На титульном листе сценария стояло предуведомление: «Всё, что вы увидите, случилось не так давно. По понятным вам соображениям имена героев изменены. Места действия иногда названы неточно». Предназначалось оно, конечно же, не столько зрителям, сколько первым читателям из Госкино. Михаил Маклярский, консультировавший картину, всегда подчёркивал, что у Алексея Федотова есть реальный прототип, однако имени никогда не называл. Принято считать, что им был Николай Кузнецов. Разумеется, акции, подобные показанным в фильме, осуществлял не он один, и в известном смысле образ аса-разведчика действительно собирательный. Хотя одна явная «подсказка», указующая на то, что именно Кузнецов стал для создателей фильма первым среди равных, в картине есть. Это сцена между Руммельсбургом и Бережным. Генерал спрашивает своего агента, нравятся ли ему русские песни, на что тот отвечает: «Нет. Я — украинец. У Москвы свои песни, у нас — свои». А свой последний бой Николай Кузнецов и его товарищи дали не фашистам, а головорезам из Украинской повстанческой армии* (*организация, запрещённая в РФ. — Ред.). Виктор Добровольский, сыгравший руководителя советской разведки, неспроста был утверждён на эту роль. И обликом, и мягким южным говором он походил на человека, которому в реальной жизни подчинялся прототип главного героя. В НКВД особой группой по организации разведывательно-диверсионной работы в тылу у немцев руководил уроженец Мелитополя генерал-лейтенант Павел Судоплатов.

В детстве любимой книжкой Никанора — да-да, Николаем он стал много позже — Кузнецова была «Песня о Соколе». Не потому ли, что в ней оказалась «зашифрована» и его собственная судьба? Деревенский парнишка из богом забытой деревеньки в Пермской губернии (ныне Свердловская область), повзрослев, превращается в суперагента с аристократической внешностью и изысканными манерами, аса диверсионной работы. В поле зрения компетентных органов ничем на первый взгляд не примечательный юноша попал, скорее всего, в 1929 году, когда был отчислен из Талицкого лесного техникума и исключён из комсомола как якобы скрывающий своё кулацко-белогвардейское происхождение. В доносе не содержалось ни слова правды, и Николай бросился отстаивать доброе имя отца, которого к этому моменту уже не было в живых. Невероятно, но факт: ему это удалось!

Окончив индустриальный институт в Свердловске, Кузнецов получил назначение на знаменитый завод «Уралмаш», где был привлечён к оперативной разработке иностранных специалистов, главным образом немецких. Безукоризненное знание языка и умение располагать к себе людей сделали его незаменимым сотрудником. По рекомендации Михаила Журавлёва, возглавлявшего Наркомат внутренних дел Коми АССР, ценного специалиста перевели в Москву, внедрив на номерной, как тогда говорили, авиазавод под именем Рудольфа Шмидта, выходца из поволжских немецких колоний. Главной задачей молодого инженера-испытателя являлся не контроль качества узлов и деталей военных самолётов, а установление «дружеских контактов» с приезжающими в столицу немцами и сотрудниками германского посольства. У обаятельного красавца, вхожего в круг артистической богемы, это получалось виртуозно.

В книге «Победа в тайной войне. 1941–1945 годы» генерал Судоплатов писал о своём одарённом сотруднике: «Он готовился индивидуально как специальный агент для возможного использования против немецкого посольства в Москве. Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения. У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве актёра он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека арийской внешности с прочно установившейся репутацией знатока балета…»

Когда началась война, амплуа пришлось сменить. После одной операции за линией фронта Николаю приходится заняться «повышением квалификации» в Красногорском лагере для немецких военнопленных, изучая манеры, привычки, стиль речи офицеров. А заодно он шлифует знание языка, осваивая отдельные диалекты. У него в арсенале их стало целых шесть. «Кузнецов, — вспоминал Судоплатов, — …произвёл на меня сильное впечатление своей сосредоточенностью и целеустремлённостью. Он обладал мгновенной реакцией на собеседника, буквально подчинял его себе. Всё говорило о том, что он владеет каким-то секретом подхода к людям, умеет их расположить к себе, влюбить в себя. Тогда у меня и возникла мысль о том, что его целесообразнее подготавливать как спецагента-боевика. Такой человек мог своим внешним видом, уверенной манерой поведения проложить себе дорогу к видному представителю немецкой администрации, добиться личного приёма. У меня сразу сложилось впечатление о громадном потенциале этой личности…» Тем временем становится ясно, как можно использовать его многочисленные таланты.

Внедрять Кузнецова в немецкую армию на мало-мальски значимые штабные должности было абсолютно бессмысленно. Тщательной проверки не выдержала бы и самая надёжная легенда, ведь Николай никогда не жил в Германии. А вот в качестве спецагента, совершающего краткие вылазки в тыл врага под личиной офицера, временно прикомандированного к какой-нибудь интендантской части, расквартированной на только что оккупированной советской территории, он явно оказывался на своём месте. Так на свет появился «воскресший» из мёртвых Пауль Зиберт, с которым у Никанора-Николая имелось даже некоторое сходство.

В августе 1942 года Кузнецова забросили на Украину в партизанский отряд «Победители», которым командовал полковник Дмитрий Медведев. Все подвиги этого разведчика могла бы вместить разве что телесага серий на сто, а то и больше. К ленте Бориса Барнета прямо или косвенно имеют отношение несколько эпизодов бурной биографии Кузнецова. Во-первых, пленение курьера рейхскомиссариата Украины майора Гаана, вёзшего карту, где была обозначена секретная ставка Гитлера в окрестностях Винницы под кодовым названием «Вервольф», вокруг которой и разворачиваются события фильма. Во-вторых, добыча сведений об операции «Цитадель» – плане немецкого наступления на Курской дуге. И, наконец, блестяще выполненное задание, которое и легло в основу сюжета фильма, — захват и ликвидация генерал-майора Макса Ильгена, командующего одним из соединений особого назначения, входившего в состав так называемых восточных легионов (Ostlegionen), который разрабатывал план масштабной операции по уничтожению партизанского движения на оккупированной территории Западной Украины.

Из своего последнего задания Николай Кузнецов не вернулся. К весне 1944 года немецкие спецслужбы сбились с ног, разыскивая сверхудачливого советского разведчика. 9 марта в окрестностях села Боратин Бродовского района Львовской области его группу попытался захватить отряд бандеровцев. Силы оказались не равны. Последнюю гранату он оставил для себя. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года Николай Кузнецов был удостоен звания Героя Советского Союза посмертно.

По просторам Интернета до сих пор кочуют разнообразные конспирологические теории обстоятельств гибели Кузнецова, одна абсурднее другой, вплоть до уничтожения суперагента своими же коллегами в ходе некоей подковёрной борьбы внутри разведывательного ведомства. Корни этой вакханалии уходят в послевоенные годы, и остаётся только удивляться, до какой степени можно исказить факты. Некоторое время существовало предположение, что бандеровцам удалось взять Кузнецова и его людей живыми, но, не добившись от них согласия сотрудничать, их расстреляли где-то у деревни Белогородка недалеко от Ровно. Эту версию выдвинул Дмитрий Медведев, командир партизанского отряда, с которым взаимодействовал Кузнецов, на основании обнаруженной в немецких архивах телеграмме, адресатом которой был не кто иной, как группенфюрер СС Генрих Мюллер. Однако шефа гестапо ввели в заблуждение свои же подчинённые: такие, как Кузнецов, в плен не сдаются.

Оккупационное командование, дабы держать бандеровцев в узде, брало в заложники родственников их полевых командиров. Группой, в бою с которой погиб Кузнецов, командовал некто Лебедь. Вот он и придумал, как вызволить своих родных, предложив немцам в обмен на них неуловимого Зиберта. Легенда сводилась к тому, что, поскольку командование слишком долго не могло принять решение, супердиверсанта пришлось расстрелять, чтобы его соратники не отбили пленника. Место «казни» было выдумано, чтобы затруднить проверку, которую педантичные немцы наверняка захотели бы произвести. Обстоятельства гибели Кузнецова и его боевых товарищей в течение нескольких лет расследовал его друг и напарник, сотрудник НКВД-КГБ Николай Струтинский. По его настоянию была проведена судебно-медицинская экспертиза останков. В июле 1960 года они были перезахоронены на Холме Славы во Львове.

24 июля 1943 года, разрабатывая операцию, в которой не рассчитывал уцелеть, Николай Кузнецов оставил предсмертное письмо с просьбой вскрыть только после его смерти. Взволнованное и возвышенное, оно до сих пор берёт за душу: «…Я люблю жизнь, я ещё очень молод. Но потому, что Отчизна, которую я люблю, как свою родную мать, требует от меня пожертвовать жизнью во имя освобождения её от немецких оккупантов, я сделаю это. Пусть знает весь мир, на что способен русский патриот и большевик. Пусть запомнят фашистские главари, что покорить наш народ невозможно так же, как и погасить солнце…»