Почему не стало СССР?

Выдающийся американский советолог Стивен Коэн нашел свой, не совпадающий с западным мейнстримом ответ на этот вопрос

СССР распался, потому что был обречен, и больше нечего об этом говорить! Таков стандартный ответ на вопрос о причинах гибели одной из двух сверхдержав, принятый на Западе и транслируемый прозападным меньшинством в самой России. Стивен Коэн (1938–2020), однако, не считал его правильным. Он проанализировал различные версии причин распада СССР, чтобы понять: а была ли альтернатива?

Могло ли Советское государство выжить или оно действительно было обречено? Вопрос, как ни странно, весьма актуальный, особенно с учетом тех колоссальных человеческих (сотни тысяч жизней) и материальных (до половины ВВП большинства бывших союзных республик) жертв, которые этот распад принес. Итак, почему же СССР был якобы обречен?

Коэн формулирует четыре наиболее распространенных объяснения такой позиции:

– СССР изначально являлся злом, а потому был обречен на исчезновение, и даже удивительно, что продержался так долго;

– СССР был относительно устойчив лишь в своей жесткой (сталинистской) версии, а любое реформирование ему было противопоказано – как только начались настоящие реформы, ему пришел закономерный конец;

– СССР был государством номенклатуры, глубокая реформа грозила подрывом ее господства, поэтому она сопротивлялась реформам до последнего, предпочтя потерям своих руководящих позиций распад государства;

– СССР смела с лица земли народная антикоммунистическая революция, набравшая силу, когда советский режим по разным причинам ослабел и потерял волю к сопротивлению.

Ни одна из этих версий не может считаться удовлетворительной. Так, версия «изначального зла» носит сугубо идеологизированный и пропагандистский характер и не подтверждается никакими историческими аргументами (как минимум она не объясняет, почему СССР пал, а КНР, КНДР, Вьетнам и Куба выстояли). Версия «нереформируемости» просто смехотворна, ибо вся история СССР начиная с нэпа (1921 год) представляет собой череду более или менее радикальных реформ, которые глубоко и неоднократно корректировали характер режима. Версия «сопротивления номенклатуры» еще более безосновательна, ведь все реформы Горбачева разрабатывались и проводились в жизнь при непосредственном участии и руками самой этой номенклатуры, да и состав ее изрядно поменялся благодаря усилиям Горбачева. Наконец, вранье про «народную антикоммунистическую революцию», придуманное Ельциным и его апологетами, не выдерживает абсолютно никакой критики, если не брать в расчет три микроскопические Прибалтийские республики.

Итак, СССР был вполне реформируем, советский народ до последнего поддерживал социалистическую идеологию и не желал развала своей страны (результаты соцопросов и референдума в марте 1991 года – тому свидетельство), номенклатура сопротивлялась реформам без особого успеха. Никакого «неустранимого изначального зла» в советской системе не было (как не было его, к примеру, в американской политической системе, с самого начала пораженной фундаментальным расизмом, но со временем нашедшей силы бороться с ним). К моменту распада Советский Союз уже шесть лет находился в состоянии глубоких реформ – как политико-идеологических, так и социально-экономических. Страна весьма далеко продвинулась по этому пути, хотя еще и не завершила его, так что переходный период продолжался. Но реформировавшийся СССР все-таки распался… По какой же причине?

Коэн констатирует, что уже к лету 1990 года и страна, и реформы оказались в глубоком кризисе, явившемся следствием неэффективного перехода от одной модели социализма к другой: прежние, командные, элементы политики и экономики больше не действовали, а новые, демократические и рыночные, еще не заработали в полную силу. Тем не менее за свою историю СССР неоднократно сталкивался и с более тяжелыми кризисами (1921, 1929, 1941 годы), но преодолел их, выстоял и даже укрепился! Автор рассматривает три приоритетных объяснения того, почему именно этот кризис стал для страны смертельным: основание советской системы было подточено неработающей экономикой, что и привело к ее коллапсу; постепенные реформы Горбачева вышли из-под контроля, пав жертвой национальной традиции максимализма; исчезновение СССР – классический пример роли лидеров в истории.

Экономическую версию историк отметает, указывая, что от экономических кризисов государства исчезают редко. Да и кризис этот не был катастрофическим, сам по себе он не мог привести к краху столь мощного и долговременного государства. В целом эту версию Коэн считает попыткой самооправдания со стороны команды Гайдара, устроившей «шоковую терапию» и нуждавшейся в объяснении, что «другого выхода не было». Сельское хозяйство СССР в 1990 году получило рекордный урожай, но товарный дефицит стал ужасающим. Дело – в кризисе распределения: «В ожидании неминуемого роста государственных цен и потребители, и поставщики припрятывали товары до лучших времен… Недаром прилавки так быстро вновь наполнились товарами, причем не только импортными, стоило Ельцину отпустить цены и девальвировать рубль». Дефицит был обычным состоянием для советской экономики, а пустые полки государственных магазинов не означали массового голода. В любом случае причины кризиса распределения не были экономическими – саботаж общенационального рынка со стороны властей республик являлся сугубо политическим решением.

Радикализм и нигилизм советской интеллигенции, требовавшей всего больше и быстрее, сильно подпортили игру Горбачеву, соглашается автор, но никакой реальной власти, не считая доступа к президенту СССР и Ельцину, у нее не было. «Радикальная интеллигенция пользовалась небольшим авторитетом у простых россиян, недолюбливавших ее», а до провинции ее голос и вовсе не доносился. Так что вне зависимости от самомнения радикальная интеллигенция была второстепенным актором и разрушить Союз не смогла бы. Методом исключения приходим к последней версии: роль личности в истории, точнее, двух личностей – Горбачева и Ельцина. По мнению автора, она наилучшим образом объясняет произошедшее: «Стоит убрать двух этих протагонистов, и становится почти невозможно представить, чтобы события 1985–1991 годов, приведшие к печальному итогу, развивались именно таким образом». Политика Горбачева «предоставила интеллигенции свободу открыто говорить о грехах прошлого и настоящего, позволила общественному недовольству принять легальные и организованные формы, способствовала развитию национализма и формированию националистических движений, а также, ослабив центральный контроль над экономикой, приблизила ее кризис. Что касается Ельцина, то он, как никто другой, выиграл от горбачевских реформ».

Таким образом, важнейшим фактором, ускорившим коллапс Союза, было горбачевское руководство и его драматическое соперничество с Ельциным. Возникает вопрос: кто же из этой парочки стал настоящим могильщиком СССР? Ответ Коэна: это был Ельцин! Судьба страны решилась осенью 1991 года, после провала августовского путча. Именно Ельцин, «словно совершая свой собственный маленький путч, повел наступление на и без того ослабленного противника, систематически, один за другим ликвидируя союзные институты власти и добиваясь передачи в пользу своей РСФСР практически всех политических и экономических полномочий союзного правительства». Кульминацией стал срыв переговоров по новому Союзному договору, которые вел Горбачев. Их торпедировал Ельцин, организовавший сепаратную встречу в Беловежье и подговоривший Леонида Кравчука и Станислава Шушкевича распустить СССР. Это был настоящий антиконституционный переворот, совершенный политическим конкурентом Горбачева, чтобы окончательно сбросить его с арены. Для этого пришлось уничтожить СССР, но влюбленный во власть Ельцин не сильно об этом жалел. А всем другим он подсластил пилюлю созданием «Содружества Независимых Государств», мыслившегося как гарантия дальнейшего мирного, дружеского и равноправного проживания советских людей.

Итак, полагает Коэн, скрещение двух политических воль – Горбачева и Ельцина – привело к концу Союза. Трудно поверить, но «это вполне соответствовало российской традиции лидерской политики». И очевидно, что трагический исход совершенно не был неизбежным! Ключевую роль сыграли, с одной стороны, Горбачев, резко ослабивший Союз ради реформ, и Ельцин, воспользовавшийся этой слабостью, чтобы политически уничтожить ненавистного соперника. «У Горбачева была воля к реформам, а у Ельцина воля к власти», – считает Коэн и отказывает Ельцину в собственных убеждениях, подозревая, что они менялись весьма радикально в зависимости от его текущих политических интересов. Авантюра Ельцина удалась, поскольку в декабре 1991 года никто не вышел в поддержку Горбачева: к тому моменту он был уже настолько непопулярен, что все давно хотели от него избавиться.

Союз пал, но из-за трагического совпадения обстоятельств, а отнюдь не из-за своей обреченности. И если бы этого стечения не случилось, постсоветское развитие, уверен автор, пошло бы намного менее болезненно. В случае сохранения СССР переходный период завершился бы гораздо раньше и с гораздо лучшими результатами. Увы, на самом деле каждая республика оказалась один на один с гигантскими проблемами и сложностями. Лишь три прибалтийских карлика были быстро взяты на буксир Западом, но и они столкнулись с такими катастрофическими последствиями трансформации, что сегодня заслуженно именуются «прибалтийские вымираты».

Стивен Коэн считал, что в распаде СССР свою роль сыграл и радикализм советской интеллигенции, требовавшей всего и сразу

После победы над путчистами в августе 1991-го Борис Ельцин почувствовал свою силу и демонстрировал ее Михаилу Горбачеву при любом удобном случае

Ключевую роль сыграли Горбачев, резко ослабивший Союз ради реформ, и Ельцин, воспользовавшийся этой слабостью, чтобы политически уничтожить своего соперника

Коэн С. Вопрос вопросов: почему не стало Советского Союза? М., 2022