Бегство от царя

В исторической публицистике князь Андрей Курбский давно уже стал главным символом свободомыслия в эпоху Ивана Грозного, чуть ли не «первым русским диссидентом». Но был ли он таковым?

Он бежал в Речь Посполитую по весне – 30 апреля 1564 года. Бегство за границу, перчатка, брошенная в лицо царю Ивану IV в виде обличительного письма, бесстрашное разоблачение тирана и кровопийцы – эти сюжеты всплывают в памяти при имени Андрей Курбский. 

Поступок князя стал воплощением определенной модели отношений личности и государства, о которой говорил еще Николай Карамзин: «Бегство не всегда измена; гражданские законы не могут быть сильнее естественного: спасаться от мучителя». Отсюда и идея, популярная у диссидентов: «На Запад, за границу, по примеру князя Курбского!» Политическая эмиграция рассматривалась и как способ спасения жизни и сохранения свободы личности, и как акт протеста, несогласия с режимом. Правда, Карамзин добавлял к своим словам: «Горе гражданину, который за тирана мстит Отечеству!», но до этого места перебежчики, как правило, не дочитывали.

Однако на деяния Курбского был и иной взгляд. Те, кто его придерживался, акцентировали внимание на факте измены: какими бы мотивами князь ни руководствовался, он нарушил клятву верности, дезертировал из рядов действующей армии и затем воевал в составе войск неприятеля против своих. Для всех времен и народов такой переход на сторону врага всегда расценивался как предательство. В этом контексте обличительная деятельность Курбского начинала дурно пахнуть – получалось, что он искал оправдания своему проступку и был готов возвести на царя и Отечество любые обвинения, лишь бы изобразить собственную эмиграцию вынужденной. Насколько в таком случае его обличения правдивы?

Царственная книга. Летопись царствования Ивана Грозного. Взятие Казани. XVI век 

Князь ярославский, воинник московский

Посмотрим на биографию Андрея Михайловича Курбского и зададимся вопросом: чем он вошел в историю?

Князь Андрей родился в 1528-м в семье Михаила Михайловича Карамыша Курбского и Марии Михайловны Тучковой. Род Курбских происходил из ярославских удельных князей, подчинившихся Москве в 1463–1473 годах. Их родовой вотчиной было село Курба, отсюда и фамилия. Первые сведения о его службе довольно поздние: в возрасте 19 лет (вообще службу начинали в 15–16 лет) он упоминается в свите слабоумного брата Ивана IV Юрия Васильевича. В 1550-м участвует в чине «стольника в есаулах» в походе на Казань. В августе того же года получает первое серьезное назначение – воеводой в Пронск, на южных рубежах страны. 

Личные и командирские качества Курбского в полной мере проявились в Казанской кампании 1551–1552 годов. Князь, что называется, «понюхал пороха»: ставил осадные башни (туры) под стенами крепости, участвовал в штурме и уличных боях. С отрядом в 150 человек он встал на пути множества татар (Курбский говорит о 10 тыс., но это явное преувеличение), пытавшихся вырваться из гибнущего города. Под воеводой убили коня, он был весь изранен. Его нашли без сознания под грудой трупов.

Герой «Казанского взятия» был отмечен царем. Новые воеводские назначения Курбского с 1553 года – на южных рубежах, но теперь уже первым воеводой. Несколько лет он сражался в покоренной Казанской земле, приводя к покорности татар и черемисов. В 1556-м Курбский стал боярином, то есть был введен в состав высшего совета при царе. Правда, заседал в Боярской думе немного, продолжил нести службу на разных направлениях. В 1560-м его назначили первым воеводой большого полка, то есть командующим крупной войсковой группой в Ливонии. У нас нет сведений, что князь чем-то проштрафился, но в карьере его наступил спад: он оказался на воеводских должностях в маленьком Мценске, а потом в Великих Луках. В 1563-м он на скромной должности третьего воеводы сторожевого полка участвовал в походе на Полоцк и контролировал постройку осадных укреплений.

Весной того же года Курбского назначили воеводой в Юрьев Ливонский, то есть фактически он оказался наместником «русской Ливонии», всех русских завоеваний в Прибалтике. Это был пик его карьеры. И именно с этой должности он внезапно бежал к королю Сигизмунду.

Опричники. Худ. Н.В. Неврев. 1888 год

Николай Карамзин писал, что «бегство не всегда измена», но еще и способ «спасения от мучителя». Правда, добавлял при этом: «Горе гражданину, который за тирана мстит Отечеству!»

«И перелез через городскую стену…»

В бегстве Курбского наиболее интригующими являются его причины. Как явствует из реакции Ивана Грозного, оно стало для него неожиданностью. Царь резонно заметил, что если бы против князя готовились репрессии и он был бы лишен доверия, то его бы не отправили воеводствовать над всей Ливонией. При этом какое-то «малое слово гневно» все-таки прозвучало. Чем Курбский мог вызвать недовольство властей?

Корни проблем князя следует искать в его действиях в Ливонии. В Рижском архиве хранится документ, из которого следует, что задачей, поставленной перед Курбским, было проведение переговоров с ливонцами об их мирном переходе под власть русского царя. Миссию он провалил – возможно, не по своей вине, а из-за разногласий среди ливонского дворянства, в хитросплетениях взаимоотношений которого князь не разбирался. Он был хорошим воином, но плохим дипломатом.

В ливонской хронике Франца Ниенштедта приводится свидетельство, что поводом к государеву гневу послужили контакты князя с графом фон Арцем, наместником шведского герцога Юхана III в Ливонии. Тот обещал сдать Курбскому замок Гельмет, но был арестован своими за измену. Русское войско под стенами замка встретили огнем. 

Такого рода промахи Иван Васильевич не жаловал, и Курбскому было о чем беспокоиться. В это время на него вышли тайные посланцы литовского князя Николая Радзивилла. Вопрос о том, по чьей инициативе начались эти переговоры – литовской разведки или самого Курбского, остается без ответа. В письме короля Сигизмунда говорится о некоем «начинании» князя-изменника. Если доверять этому сообщению, инициатором тайных контактов с Великим княжеством Литовским являлся сам Курбский. 

С одной стороны, была непредсказуемость реакции Ивана Грозного на его дипломатические неудачи, перспективы опалы (необязательно смертельной, но могли загнать на воеводство куда-нибудь в Васильсурск, где будешь общаться только с непокорными аборигенами через прицел пищали). С другой – личная безопасность, покровительство короля, земли, деньги, блестящее общество польских и литовских аристократов, Вильно, Краков, Варшава… Юрьевский воевода, убоявшийся царского гнева, дрогнул.

30 апреля 1564 года с тремя лошадьми и 12 сумками с добром, сопровождаемый спутниками из своих дворовых людей (от 12 до 20 человек) Курбский уехал из Юрьева Ливонского. Согласно хронисту Ниенштедту, он бросил беременную жену, чья судьба неизвестна.

Дальнейшие события напоминают переход Остапом Бендером румынской границы. С людьми Радзивилла у Курбского была договоренность, что его встретят в замке Вольмар, но беглецы заплутали и вышли к замку Гельмет, гарнизон которого гостей не ждал. Солдаты страшно обрадовались, когда столь жирная добыча пришла к ним сама. Курбского унизили и ограбили, отобрав 300 золотых, 30 дукатов, 500 немецких талеров и всего 44 московских рубля. Видно, что он готовился к бегству и собирал валюту…

Оказавшись в конце концов в Вольмаре, бывший боярин был под глубоким впечатлением от пережитого. Он взял бумагу, чернила и сочинил знаменитое Первое послание Ивану Грозному, в котором обвинил царя в собственных бедах и несчастьях и несправедливом изгнании из Отечества. Этим Курбский сделал свой шаг в историю.

Портрет польского короля Сигизмунда II Августа. Худ. Л. Кранах Младший. Около 1553 года

Алексей Адашев. Фрагмент памятника «Тысячелетие России» в Великом Новгороде. 1862 год

Загадки переписки с царем

Ученые нередко называют полемику Грозного и Курбского спором слепого с глухим. Лучше всего это выразил Василий Ключевский: «Каждый из них твердит свое и плохо слушает противника. "За что ты бьешь нас, верных слуг своих?" – спрашивает князь Курбский. "Нет, – отвечает ему царь Иван, – русские самодержцы изначала сами владеют своими царствами, а не бояре и не вельможи". В такой простейшей форме можно выразить сущность знаменитой переписки».

Всего писем пять. Три вышли из-под пера Курбского и два – Ивана Грозного. Правда, диалог состоялся только на первом этапе: государь в том же 1564-м ответил на письмо Курбского. Князь написал ответное, Второе послание, однако не отправил его царю. В дальнейшем стороны писали «в стол», без реакции собеседника: в 1577 году в Вольмаре, где началась переписка, царь сочинил свое Второе послание, а в 1579-м под Полоцком, взятым королем Стефаном Баторием, Курбский сочинил Третье. Но отправлялись ли эти тексты адресатам и получили ли они их, нам неизвестно.

В этих текстах есть большая загадка. Мы знаем, что переписка Грозного и Курбского была: она упоминается в посольских документах. Русским дипломатам при случайной встрече с Курбским велено было говорить, что он изменник и «государю грамоту невежливо написал», при этом «много речей не плодить, плюнуть да пойти прочь». Но являются ли дошедшие до нас списки писем, сделанные в XVII–XVIII веках, копиями той самой переписки Ивана Грозного и Андрея Курбского? Какова степень искажения текста в этих поздних копиях? Оригиналов же не существует.

Искажения, несомненно, были. Например, есть краткая (около 10 страниц в современном издании) и две пространные (около 40 страниц) редакции Первого послания Ивана Грозного. Отличия налицо – и по объему, и по содержанию. Какая из них точнее отражает исходное послание 1564 года, которое сочинил сам царь? Ответа нет.

А содержание полемики – самое важное, потому что это был спор о русской истории. В Первом послании Курбский выдвинул два тезиса: царь несправедливо обидел и изгнал его и тот же царь виноват в репрессиях против лучших людей Российского царства, князей и воевод, славных своими победами. Ответ Ивана Грозного неожиданен: в репрессиях и бедствиях страны виноват не царь, а Курбский и его соратники. Именно они – настоящие изменники, обманом захватившие власть в государстве и державшие царя чуть ли не в плену. Без их воли он не мог ни есть, ни пить, ни выбирать одежду, ни решать, что делать с женой. Они правили страной и разоряли ее. Поэтому царь был вынужден освободиться от власти лукавых советников, чтобы извести изменников и спасти государство.

Получив эти обвинения, Курбский в 1564 году не ответил на них ничего, кроме того, что это «неистовых баб басни». И лишь спустя 15 лет, в 1579-м, в Третьем послании он заявил, что все было наоборот. Те, кого Иван называет изменниками, на самом деле герои, сдерживавшие пороки царя. Да, они ограничивали его действия, но во имя общего блага, чтобы гнусные качества тирана не смогли проявиться. А когда он изгнал благих советников, наступило царство террора и репрессий.

Глава из сочинения Андрея Курбского «История о делах великого князя московского». 1580-е годы. Список XVII века

«История о делах великого князя московского» была написана для польского читателя в целях очернения Ивана Грозного, который в 1572–1576 годах выдвигал свою кандидатуру на польский престол

История от Курбского

В начале 1580-х Курбский сочинил свое главное произведение – «Историю о делах великого князя московского». В нем он дал развернутую картину правления Ивана Грозного. Князь согласился с государем: да, были советники, которые фактически отлучили Ивана от власти. Они – святые мужи, их лидер Алексей Адашев был «ангелам подобен». Называлось это фактическое правительство России «Избранной радой» (Курбский здесь использовал польское название совета знати при короле). Князь был к ним близок и писал: пока «мы» были у власти, в стране царили порядок, благоденствие и справедливость. Но царь проявил свою гнусную сущность, расправился с благими советниками, и началась эпоха опал и казней. Далее Курбский поместил перечни репрессированных царем князей, дворян, священнослужителей. 

Собственно, вся история Ивана Грозного под пером Курбского сводилась к злодействам и преследованиям лучших людей Руси. Что интересно, при этом он вообще не упоминал опричнину как террористический режим, а «начало злу» связывал с разгоном придуманной им «Избранной рады» – якобы существовавшего «правительства праведников».

«Историю о делах великого князя московского» можно было бы назвать первой биографией Ивана Грозного, если бы не один нюанс: она осталась только в рукописи и была напечатана историком Николаем Устряловым лишь… в 1833 году. Поэтому круг ее читателей был крайне узок. В 1585-м вышла печатная биография Грозного немецкого пастора Пауля Одерборна, которая и стала для современников и потомков первым растиражированным жизнеописанием истории первого русского царя. Правда, об «Избранной раде» в ней нет ни слова, зато тирания государя, как и в других источниках, связывается с введением опричного террора.

Николай Радзивилл Черный. Гравюра. Худ. Й. К. Вейгель. 1735 год

Кадр из фильма «Иван Грозный». В роли Андрея Курбского Михаил Названов. Режиссер Сергей Эйзенштейн. 1944 год

Под конец жизни Курбский и его слуги одновременно проходили по пяти уголовным делам, связанным с грабежами, убийствами, денежными тяжбами

На службе польскому королю

В эмиграции Курбский вел активную жизнь. Он неоднократно участвовал в военных походах на Россию: в 1564 и 1579 годах воевал под Полоцком, в том же 1564-м – под Великими Луками. В Ливонии действовала «рота Курбского», то есть отряд, снаряженный на его деньги. В 1580-м он руководил отрядом в районе Озерища. Князь также выступил в Псковский поход, но заболел и вернулся в имение. Однако его отряд под командованием другого перебежчика, Кирилла Зубцовского, в 1581-м в составе королевской армии осаждал Псков. В те годы Курбский служил на Волыни в войсках, посланных для обороны Речи Посполитой от крымских татар. Кроме того, он занимал должности старосты Ковеля и Крево, участвовал в сеймах. Его приглашали ко двору для консультаций по «московскому вопросу». Например, советовались, кого из бояр можно подговорить повторить поступок Курбского – перебежать на сторону противника. Король предлагал послать в Московию агентов, которые должны были «убеждать главных людей к вольности и свободе вместо неволи и господства тиранов». При этом особая роль отводилась Курбскому – «человеку, принадлежащему к этому народу». Она заключалась в том, что князь мог бы склонить москвичей призвать Сигизмунда на русский трон. Некоторые ученые считают, что «История о делах великого князя московского» была написана для польского читателя в целях очернения Ивана Грозного (напомним, в 1572–1576 годах царь выдвигал свою кандидатуру на польский престол).

За свой побег Курбский получил от польского короля на Волыни Ковельское имение: замок в Ковеле, замок в Вижве, дворец в Миляновичах и 28 деревень. В Великом княжестве Литовском князь столкнулся с явлениями, на Руси уже подзабытыми: насильственным уводом крестьян, самовольным захватом земель, вооруженными нападениями на соседей. Курбский, вспомнив боевое прошлое, в долгу не остался. Его люди чинили нападения на округу, сопровождавшиеся грабежом и насилием. Недаром соседи о них говорили: «А хотя бы и вся Москва, которая при князе Курпском есть, сгинула, нехай злый много на свете не живет!» (слова Настасьи Вороновецкой, у которой слуги князя в 1582 году убили мужа).

Курбский усвоил литовские правила игры по захвату чужих имений, безнаказанному насилию над слабыми. В 1569-м его слуга урядник Иван Келемет выбивал долг из ковельских евреев Юшки Шмойловича, Аврама Яковича и других, посадив их в яму с пиявками во дворе замка. Вопли несчастных раздавались на всю округу. Король издал в адрес Курбского специальный указ – жертв отпустить. Указ исполнили, хотя и с некоторым недоумением, почему так не дозволено. В ходе разбирательств из уст урядника Келемета и прозвучала знаменитая фраза, что он действует по приказу своего господина, а тому вольно наказывать подданных, как ему вздумается. Несомненно сходство данного высказывания с политическим афоризмом Ивана Грозного: «Своих холопов хочу – жалую, хочу – казню». Как видим, в переписке с «тираном» князь исповедовал одни принципы, а по отношению к зависимым от него людям – совсем другие.

След в истории

Осенью 1570 года князь решил снова жениться и посватался к Марии Юрьевне Козинской, урожденной Гольшанской. Невеста была богатой, но богатство ей принесли два предыдущих замужества. Курбский стал третьим супругом, это его и подвело: сыновья Марии от прошлых браков, Андрей и Ян Монтолты, вовсе не собирались мириться с тем, что маменькины богатства перейдут какому-то москалю. По завещанию Гольшанской все земли доставались Курбскому, а дети получали три села, дюжину серебряных ложек, посуду, старые доспехи и 19 лошадей.

Они пытались подать на Курбского донос, что тот избивает жену и держит ее в заточении, а неправильное завещание выбил силой, судились с ним и нападали на его поместья. Мария постепенно перешла на сторону сыновей и пробовала похитить у князя документы на владение землями. Тогда Курбский обвинил жену в колдовстве: якобы он нашел в ее вещах мешочек «с песком, и з волосьем, и з ыными чарами». Он в самом деле посадил супругу под домашний арест, она из заточения призывала сыновей ее выкрасть, но штурмовать дом Курбского братья не отважились.

В 1578 году Курбский развелся, но не извлек из произошедшего никаких уроков и вскоре женился в третий раз, на Александре Петровне Семашке. Для Гольшанской это означало, что в случае смерти князя его оставшееся после развода имущество и земли отойдут новой жене и ее детям. И Мария заявила, что развода не было, а Курбский – подлый обманщик и двоеженец. На суде в 1581-м князь предъявил свидетелей, что Мария сама виновата в прелюбодеянии: со своим слугой Жданом Мировичем «лежала на кровати и делала мерзость». Чтобы затянуть процесс, Курбский сказался больным и не выезжал из имения. Под конец жизни он и его слуги одновременно проходили по пяти уголовным делам, связанным с грабежами, убийствами, денежными тяжбами и т. д.

Князь умер в мае 1583 года. Перед смертью он просил короля Стефана в знак признания его заслуг перед новым отечеством – Речью Посполитой – оставить его владения жене, Александре Семашке. Но следующий король Сигизмунд III уже забыл о перебежчике: в 1590-м вышел декрет об изъятии его собственности в казну. В бывшее имение Курбского ворвались гайдуки, которые вышвырнули на улицу вдову князя и ее слуг. Позже ее арестовали по обвинению в хищении в Ковеле оружия и церковной казны. 

Историческое значение Курбского – не в его биографии, местами ординарной, иногда экзотической, и даже не в самом факте побега за границу (в XVI веке перебежчиков было немало). Князь вошел в историю своими сочинениями, которые стали основополагающими источниками при написании истории Ивана Грозного. Он изобразил русское прошлое очень тенденциозно, обеляя себя и своих друзей и всячески очерняя Ивана Васильевича. Он придумал схему «двух Иванов» – хорошего царя под влиянием ангелоподобных советников, «Избранной рады», и жестокого тирана, проявившего свою истинную дьявольскую сущность. 

Эта схема русской истории есть только у Курбского. Но парадокс в том, что именно она, начиная с «Истории государства Российского» Николая Карамзина, легла в основу изображения истории правления Ивана IV и до сих пор присутствует во всех школьных учебниках. 

Князь исторически выиграл спор у Ивана Грозного и этим отомстил в веках своему оппоненту. Потомки поверили перебежчику, а не царю. Более 200 лет мы смотрим на русский XVI век через очки, надетые на нас беглым боярином и ненавистником «московского тирана» Андреем Курбским.

Руины средневекового замка Вольмар в центре латвийского города Валмиера