Дорога добрых намерений

Как и почему рухнули радужные надежды России на возможность стратегического сближения с западным военно-политическим блоком?

Эпоха, пришедшая на смену холодной войне, уже привычно рассматривается нами как торжество некой наивной воодушевленности со стороны России и самоуверенного (и, как оказалось, не менее наивного) оптимизма на Западе. Действительно, мирное достижение финала военно-политического противостояния, которое продолжалось почти полвека (с 1946 по 1990 год), не могло не оказать самого сокрушающего эмоционального воздействия по обе стороны в одночасье рухнувшего «железного занавеса». Тем более что период холодной войны был только частью весьма длительной – многовековой – истории противоборства России и Запада, когда на кону стояла способность так или иначе воздействовать на развитие друг друга. С момента реального появления нашей страны на европейской сцене в середине XVIII века она, пользуясь определением канцлера екатерининского времени Александра Безбородко, претендовала на то, чтобы быть «арбитром Европы». А идеей Европы, в свою очередь, являлось «приручение России», предполагавшее экспроприацию у нее тех атрибутов, которые этому объективно препятствовали, – огромных пространств и военной силы.

Президент РФ Борис Ельцин и президент США Билл Клинтон на встрече в Стамбуле в 1999 году

Новые горизонты

Завершение холодной войны открыло для обеих сторон новые горизонты. Поэтому в наступивших после 1991 года условиях любое проявление пессимизма или неуверенности в выбранном пути выглядело абсурдным – что с российской, что с европейской точки зрения. В этом смысле наше сегодняшнее восприятие той исторической эпохи как периода собственной политической наивности, конечно же, неверно. В том, что Россия рассчитывала на равноправное сотрудничество с Западом ради общего блага, не было ничего наивного. Наоборот, добровольное завершение военно-политического противостояния представлялось с нашей стороны вполне рациональным основанием для того, чтобы не сомневаться: новая система безопасности в западной части Евразии должна быть выстроена при нашем полноправном участии.

Такая уверенность в том, что НАТО, эта важнейшая структура Запада с точки зрения мировой политики, может перестать быть для нас противником и окажется на определенном этапе даже другом, во многом обуславливалась нашим тогдашним пониманием логики исторического процесса. На протяжении нескольких столетий европейская история определялась разными вариантами противостояния России и Запада. А раз так, то наступившее наконец прекращение вражды должно было открывать возможности для реализации целей обеих сторон мирными способами и в рамках взаимовыгодного сотрудничества. Тем более что само примирение произошло в наименее травматичной форме – без военного поражения одной из сторон, как это было в 1812 или 1945 годах. Все эти обстоятельства создавали с нашей стороны мощные поводы для оптимизма, поскольку ни один из партнеров, как представлялось тогда, не оказывался в итоге заинтересован в геополитическом реванше.

Косвенным свидетельством того, что все было всерьез, является восприятие отношений, возникших между Россией и Европой после окончания холодной войны, в Соединенных Штатах. За океаном прекрасно понимали, что историческое примирение двух полюсов Старого Света стало бы наиболее рациональным решением и для тех и для других. Однако при этом такое примирение, с точки зрения США, в значительной мере угрожало бы их собственным позициям как гегемона всей Западной Европы. Серьезность оценки Вашингтоном этой угрозы явилась важным фактором того, что там осознанно противодействовали даже самой гипотетической вероятности вступления России в НАТО.

Было бы несколько поверхностно думать, что поведение России на протяжении 1990-х и начала 2000-х годов объяснялось исключительно ее слабостью, и ничем иным. Допустить это в качестве весомого аргумента значило бы фактически встать на позиции тех на Западе, кто сейчас убеждает нас в безальтернативности принимавшихся тогда ошибочных решений. Да и наивности особенной не было – поэтому отношения России и Запада не оборвались вдруг, а медленно деградировали под грузом накопленных отрицательных ответов на самые важные вопросы, обращенные друг к другу. Эта деградация сопровождалась некоторыми достижениями, в большей мере по линии Россия – Евросоюз, и общей уверенностью сторон в том, что каждое противоречие можно компенсировать прогрессом в другой области. Но только до определенного момента.

Подписание генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым и президентом США Ричардом Никсоном Договора об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО). Москва, 26 мая 1972 года

Точка невозврата

Бомбардировки Югославии в 1999 году, как и предшествовавшее им решение о расширении НАТО на восток, само собой, заставили нас серьезно усомниться в принципиальной возможности нового типа отношений с Западом. Именно тогда произошел серьезнейший интеллектуальный перелом, именно тогда мысли о вероятности возвращения (рано или поздно) к конфликтности наших отношений с Западом стали все больше овладевать умами элит, а те, в свою очередь, постепенно начали транслировать эти идеи населению. Однако агрессия НАТО на Балканах и вступление в блок стран российского периметра безопасности (бывших членов Организации Варшавского договора, а затем и бывших прибалтийских республик СССР) не могут рассматриваться в качестве точки невозврата. Международная политика – это настолько нелинейная и возлагающая столь серьезную ответственность на плечи своих исполнителей сфера деятельности, что исключать вероятность внезапного «политического изменения», по выражению британского историка и политолога Эдварда Халлетта Карра, в лучшую сторону было бы странно. Россия, собственно, к этому «изменению» всячески и стремилась вплоть до последнего времени, а точнее, до самого конца 2021 года.

Между тем медленно, шаг за шагом Европа, да и «коллективный Запад» все больше убеждались в том, что завершение холодной войны в действительности не означало долгожданного поражения исторической России. А мы настолько же постепенно приходили к пониманию: Европа и Запад в целом в том состоянии, которое им было свойственно после окончания холодной войны, не могут вести политику, представлявшуюся, с нашей точки зрения, наиболее рациональной. Запущенный с середины 1990-х процесс экспансии НАТО на восток, являвшийся расширением территориальной базы США и стран Западной Европы на случай конфликта, единственным противником в котором могла быть Россия, стал самым ярким тому подтверждением. Примерно в то же время в российском экспертном сообществе и среди структур, отвечающих за безопасность страны, началось достаточно активное обсуждение природы данного явления и возможных встречных мер…

При этом Соединенные Штаты шли своим собственным путем, который не мог нас не настораживать. В 2002 году по инициативе Вашингтона прекратил свое действие Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО), заключенный еще в далеком 1972-м. После завершения военной фазы операции США и их союзников в Афганистане все чаще ставился вопрос о необходимости решения «иракской проблемы», и уже к лету 2002 года было ясно, что Вашингтон будет менять режим в Багдаде военным путем. Саму операцию в Ираке Штаты провели весной 2003-го в обход позиции ООН и несмотря на протесты значительной группы государств – не только России, но и их союзников, Германии и Франции. Новому российскому руководству стало очевидно (это подтверждают официальные заявления того времени), что республиканская администрация Джорджа Буша – младшего начала пересмотр целого ряда важнейших аспектов возникшего после холодной войны международного порядка, которые и позволяли России чувствовать себя относительно комфортно и безопасно. Таким образом, рамочные условия, в которых реализация взаимных ожиданий России и Запада была еще возможной, исчезли не вчера, а 20 лет назад. И инициатором этих решений была отнюдь не Москва.

Зарубежные наблюдатели на пункте утилизации советской бронетехники в рамках Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ). Февраль 1993 года

Судьба ДОВСЕ

Параллельно с этим Запад предоставлял новые поводы убедиться в том, что и в сфере обычных вооружений НАТО не собирается придерживаться каких-либо ограничений. А значит, и на этом направлении создавались потенциалы, рассчитанные на возможное столкновение с Россией. Главной жертвой стал Договор об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ), заключенный на исходе холодной войны. Адаптированный в 1999 году под «новые реалии» (именно такой эвфемизм употреблялся применительно к экспансии НАТО на восток) договор так и не был ратифицирован западными участниками. До конца процесс ратификации довели только Россия, Белоруссия, Казахстан и Украина. США же и их союзники отказались это делать, ссылаясь на присутствие российских миротворческих контингентов в Грузии и Молдавии. Впрочем, к тому времени никакого практического смысла поддерживать ДОВСЕ у государств НАТО уже не было: в результате вступления в их ряды бывших союзников СССР суммарное количество вооружений членов блока явно превышало установленные договором лимиты.

Таким образом, уже к концу 1990-х, когда отношения России и Запада были еще далеко не конфликтными, страны НАТО начали рассматривать даже самые важные соглашения, касающиеся вопросов европейской безопасности, в качестве инструмента давления на Москву, а вовсе не как механизмы взаимодействия и сотрудничества. Смысл этой политики уже тогда состоял в том, чтобы всячески сокращать возможности России для эффективного противостояния НАТО в случае прямого военного конфликта. После того как Москва выступила против агрессии США и их союзников в отношении Югославии, возникновение такого конфликта в будущем уже считалось на Западе делом неизбежным. Штаты и Евросоюз приступили к планомерному расширению территориальной базы, которую они могли бы использовать в борьбе с Россией.

Самой Россией решение о приостановке исполнения ДОВСЕ было принято только в 2007 году. Здесь важнейшим фактором стало исчерпание возможностей договориться с Западом в рамках его собственной системы правил. А для создания новых требовалось восстановление нашего военного потенциала и способности к проведению самостоятельной внешней политики. В реальных условиях любая самостоятельность на мировой арене автоматически означала конфликт с США, не терпевшими никакой воли, кроме своей. В итоге Москва ввела мораторий на исполнение ДОВСЕ, но еще до марта 2015-го участвовала в деятельности главного органа договора – Совместной консультативной группы (СКГ). И лишь в конце 2023 года, уже после начала специальной военной операции, Москва приняла решение о денонсации договора.

Глобальная игра

Как видим, самым важным препятствием, о которое разбились надежды на то, что Россия и НАТО смогут создать общее пространство безопасности, оказалась специфика внутреннего устройства самого Запада – в том виде, в каком оно сложилось к моменту завершения холодной войны. Во-первых, «коллективный Запад» уже тогда базировался на принципах внутреннего единства и необходимости единой воли всех участников. Такая большая страна, как Россия, не могла стать частью подобного сообщества, а его члены были совершенно не способны выйти за рамки блоковой дисциплины. Во-вторых, после того как завершилась холодная война, НАТО осталось организацией, подчиняющейся исключительно воле и политическим устремлениям США.

Для Вашингтона соображения мира в Европе всегда были вторичными по отношению к возможностям реализации его глобальной игры. И по мере того как европейцы в первой половине 1990-х все чаще заговаривали о необходимости собственной оборонной идентичности, США делали все, чтобы повысить их зависимость от НАТО. Окончательный слом произошел в 2009 году, когда Франция вернулась в военные структуры альянса и тем самым поставила свое оборонное планирование под контроль Соединенных Штатов. Это решение окончательно закрыло вопрос о европейской оборонной автономии.

При этом Россия совершенно не собиралась вести себя как держава, потерпевшая полное поражение. Хотя именно этого ждали от нее в НАТО и именно такое позиционирование Москвы в Вашингтоне и Брюсселе считали единственным основанием для подлинного и безграничного примирения Востока и Запада. Расхождение взглядов оказалось диаметральным, превентивные приготовления Запада к сдерживанию новой, постсоветской России не могли не обеспокоить Москву, которая, в свою очередь, начала иначе осмысливать последствия произошедшего в 1991 году краха биполярного мира. Дорога, вымощенная добрыми намерениями и благими надеждами, постепенно разошлась на множество более мелких тропок, ведущих к новому витку конфронтации между бывшими участниками холодной войны.

«Конец альянса»

Почему Россия не вступила в НАТО в 1990-е годы, когда отношения Москвы и Запада были, пожалуй, самыми дружелюбными за всю историю? 

Ответ на этот вопрос можно найти в изданной в 1999-м книге «Годы в большой политике», принадлежащей перу бывшего премьер-министра России Евгения Примакова. В 1996–1998 годах он возглавлял российский МИД и о дискуссиях, вспыхивавших вокруг судьбы отношений России и НАТО, знал не понаслышке. Предлагаем вашему вниманию фрагмент из этой книги.

*** 

Хотелось бы все-таки остановиться на возможности приема России в НАТО. Этот вопрос приобретал все большее значение, так как сторонники расширения Североатлантического союза в качестве чуть ли не главного аргумента в пользу своей позиции говорили: а почему бы самой России не вступить в НАТО? <…> Характерно при этом, что идея присоединения России к НАТО обозначалась в нарочито аморфной форме и тут же вполне конкретно подчеркивалось: подавайте заявку на вступление, определяйтесь, дескать, уже сейчас.

Мне очевидно, что никто из западных политиков не думал, да и не думает всерьез о возможности принятия России в НАТО. <…> Как мне сказал один из западноевропейских коллег, руководство НАТО исходит из того, что гипотетический прием России в эту организацию будет означать конец альянса. НАТО было создано для коллективной защиты своих членов от угрозы на европейском театре, и оно абсолютно не приспособлено к тому, чтобы давать гарантии России – а это будет необходимо при ее членстве – от возможных угроз и с азиатского направления. Да и вообще, несоизмеримо огромная Россия, расталкивающая плечами другие европейские страны, участвующие в НАТО?! Кстати, министр обороны ФРГ Ф. Рюе прямо призывал «понять ту простую истину, что Россия никогда не сможет стать членом НАТО. Она сама – мировая держава, причем и европейская, и азиатская одновременно, которая просто не может быть интегрирована в альянс…».

Нет, никто и никогда всерьез не помышлял о приеме РФ в эту организацию. Можно в этой связи процитировать и З. Бжезинского, который высказался в свойственной ему манере вполне определенно, отвечая на вопрос корреспондента французской газеты «Фигаро»: «НАТО является альянсом стабильных демократий, разделяющих одни и те же ценности. Я с трудом представляю себе Россию, которая будет отвечать этим критериям в ближайшие десять лет. НАТО является также интегрированным военным командованием при доминирующей роли США еще на долгое время. Я с трудом представляю себе, каким образом Москва могла бы ему подчиниться, не жертвуя тем представлением, которое Россия имеет о себе. Было бы ошибочно просто утверждать, что для России нет места в НАТО. Достаточно дипломатично объявить, что кандидатура Москвы будет рассмотрена тогда, когда она подаст заявку на вступление и когда она выполнит необходимые условия».

Совершенно очевидно, что предлагался «ход», который имел целью облегчить расширение НАТО. Уж если Россия подает заявку на вступление, то как она может возражать против приема в альянс любого другого государства?