«Он пробьет головой потолок»

Как создавался самый известный портрет светлейшего князя?

Василий Суриков

Александр Меншиков вроде не должен был входить в число любимых исторических деятелей художника Василия Сурикова. Свободолюбивый сибиряк, он, признавая величие Петра I, сочувствовал бунтовавшим стрельцам, воспевал Стеньку Разина и Ермака Тимофеевича – вольных людей, которые мало чем напоминали искушенного в придворных интригах петровского соратника. Но, продолжая тему своего первого крупного полотна «Утро стрелецкой казни», тему драматического становления Российской империи, художник обратился к горемычной судьбе светлейшего князя. Несмотря на сочувствие к стрельцам, Суриков симпатизировал и Меншикову: он считал его последним истинно русским, коренным характером среди важных имперских сановников.

Лето 1881 года художник с женой и детьми провел в деревне Перерве неподалеку от железнодорожной станции Люблино (ныне на юго-востоке Москвы). Там он снимал небольшую избу. Беспрестанно шли дожди, семья часто собиралась в тесной комнате, у стола. Суриков давно вынашивал идею картины о ссыльном Меншикове, но сюжет подсказала ему именно эта перервинская изба. Он представил себе, как тесно и бесприютно было недавнему вершителю судеб в крестьянской лачуге.

Художник стал изучать все, что связано с Александром Даниловичем. В то же лето он отправился в Клинский уезд, в имение петровского фаворита, разыскал там полузабытый бюст Меншикова работы старшего Бартоломео Растрелли. Сделал несколько зарисовок. С бюста сняли маску. Но Суриков понимал: все это мало чем поможет картине. Ему требовался человек, в котором можно было разглядеть Меншикова – конечно, в понимании художника. И он увидел такого человека промозглым вечером на Пречистенском бульваре в Москве. Усталый пожилой господин шел домой, Суриков незаметно последовал за ним – и остановился перед дверью, на которой увидел табличку: «Преподаватель математики Е.И. Невенгловский». Художник постучал, ему открыли. Однако в тот вечер Невенгловский наотрез отказался от разговора.

Суриков повеселел: перед ним раскрывался своенравный человек, живущий, быть может, воспоминаниями. И стал приходить к нему снова и снова, пока не удостоился аудиенции. «Кого же вы хотите с меня писать?» – спросил старик. Тут художник решил схитрить: у Меншикова сложилась не лучшая репутация в исторической памяти. И он ответил: «Суворова!» Отставной гимназический учитель, ворчливый одинокий вдовец согласился позировать – за небольшие деньги. «В халате, перстень у него на руке, небритый – совсем Меншиков», – победно рассказывал Суриков друзьям о своем натурщике. Именно такой Данилыч и требовался художнику – одновременно и жалкий и гордый, и неудачник и баловень судьбы, которому есть что вспомнить. С тех нескольких этюдов и началась картина, в которой он представил своего Меншикова – в приглушенных, грязноватых тонах, в композиции, о которой много спорили друзья и недруги художника.

Премьера полотна состоялась в 1883 году на XI передвижной выставке: в марте – в Петербурге, в апреле – в Москве. Суриковский Меншиков вызывал споры – к такой исторической живописи еще не привыкли. Сложный психологический подтекст открывался не каждому даже из коллег Сурикова. «Картина мне непонятна – или она гениальна, или я с ней еще недостаточно освоился. Она меня и восхищает, и… оскорбляет своей безграмотностью. Ведь если ваш Меншиков встанет, то он пробьет головой потолок», – недоуменно говорил приятелю Иван Крамской. А Суриков и добивался такого эффекта, показывая, что недавно еще могущественный князь теперь просто не помещается в своем опальном жилище.

Молодых живописцев «Меншиков в Березове» увлекал и притягивал. «Типы, характеры, их трагические переживания, сжатость, простота концепции картины, ее ужас, безнадежность и глубокая, волнующая трогательность – все, все нас восхищало тогда, а меня, уже старика, волнует и сейчас» – так на склоне лет Михаил Нестеров вспоминал успех картины, которая рассказывает о Меншикове-изгнаннике, быть может, точнее и глубже книг и документов.

Меншиков в Березове. Худ. В.И. Суриков. 1883 год