Загадочные портреты

Как выглядел светлейший князь? Об этом мы судим прежде всего по его прижизненным изображениям. Однако с ними не все так просто, как может показаться.

А.Д. Меншиков на коне на фоне сражения при Калише. Гравюра П. Пикарта. Около 1707 года

Считается, что известно тринадцать прижизненных портретных изображений Александра Даниловича Меншикова: три живописных, одно скульптурное, семь гравированных и две миниатюры. Некоторые из них стали почти хрестоматийными, как, например, бронзовый бюст работы Бартоломео Карло Растрелли. Другие также создали знаменитые мастера, такие как живописец Иоганн Готфрид Таннауэр, граверы Питер Пикарт и Алексей Зубов. Но среди изображений петровского фаворита есть и те, что практически незнакомы широкой публике. Одно из них выполнено малоизвестным в России западным художником, а авторство второго пока остается загадкой. Возможно, их разделяют три десятилетия и они являются первым и последним прижизненными портретами Меншикова.

Портрет сержанта

В свое время автор книги «Русское искусство Петровской эпохи» Нинель Калязина высказала предположение, что самым ранним изображением ближайшего сподвижника Петра I можно считать гравюру Пикарта «А.Д. Меншиков на коне на фоне сражения при Калише», которая датируется 1707 годом. Эту работу отличает характерная манера западноевропейского парадного портрета. Герой сражения изображен в рыцарских латах на вздыбленном коне. Исследовательница признавала, что «гравюра исполнена мастерски и выразительна во всех деталях, за исключением лица Меншикова, данного довольно условно». Она связывала это с тем, что Пикарт, который к тому времени был уже достаточно опытным мастером, либо плохо знал князя (что, на наш взгляд, невероятно), либо не писал его с натуры.

Однако в иконографии Меншикова есть другой портрет, несомненно выполненный с натуры и, что удивительно, созданный десятилетием ранее упомянутой гравюры. Он относится к тому времени, когда фаворит Петра в составе Великого посольства посетил Голландию. Впервые этот портрет был атрибутирован и опубликован сотрудником Государственного Эрмитажа Сергеем Лётиным в 2005 году. Работа имеет сопроводительную табличку: «М. Мюсхер. Портрет сержанта Преображенского полка А.Д. Меншикова. 1697 г.».

Таким образом, полотно принадлежит кисти голландского портретиста Михила ван Мюсхера. О живописце известно немного: родился в 1640-х годах в Роттердаме, скончался в 1705-м в Амстердаме. Вероятно, в Амстердаме и состоялась встреча Меншикова и художника, который по заказу русского царя выполнил изысканный портрет его ближайшего сподвижника.

Молодой Меншиков изображен в полный рост у стола, покрытого темно-зеленой скатертью. Поверх стеганого атласного зипуна с богато украшенным поясом восточной работы на него накинута так называемая польская шуба, на ногах – изящные красные сапоги, на шее – завязанный узлом дорогой батистовый платок с кружевами. На левой руке виден перстень. Фаворит царя представлен в горделивой позе. Легкая улыбка, играющая на тонких губах, и выразительные глаза приковывают взгляд зрителя. Художник удивительно точно передал самоуверенность будущего князя, которая чувствуется в каждой его черте.

К сожалению, сегодня сложно восстановить историю создания этого красочного полотна. Поскольку оно хранится в частном собрании в Германии, пока затруднено и дальнейшее изучение этого, по всей видимости, самого раннего портрета Меншикова.

Портрет сержанта Преображенского полка А.Д. Меншикова. Худ. Михил ван Мюсхер. 1697 год

Англичанин из Березова

Последние полтора года, проведенные соратником Петра в Сибири, – наиболее темные страницы его жизни. Этот трагический период неизменно привлекал художников, которых, как и нас, не может не поражать превратность человеческой судьбы: поднятый из нищеты и безвестности на недосягаемую высоту, Меншиков неожиданно был лишен свободы, титулов, должностей, орденов и имущества и, по его собственным легендарным словам, низведен в свое «первобытное состояние».

Неудивительно, что эта часть его биографии нашла отражение в творчестве многих мастеров, работавших в более позднее время. Самое знаменитое произведение на эту тему – картина Василия Сурикова «Меншиков в Березове», написанная в 1883 году. Ссыльный князь сидит в окружении своих детей в тесной крестьянской избе. Существуют и другие, менее известные «березовские» изображения петровского фаворита. На одной из гравюр мы видим Меншикова, стоящего с заступом в руках у могилы своей дочери. Здесь есть историческая неточность: его дочь Мария умерла месяцем позже отца. «Бог смирил меня!» – так называется другая гравюра, где недавний «полудержавный властелин» изображен с топором в руках около построенной им березовской церкви. Известна и гравюра француза Жана Мишеля Моро, представившего Меншикова на смертном одре. Художник видит его в образе иссохшего бородатого старика, благословляющего своих детей и дающего им последние наставления. На переднем плане Моро поместил массивный топор и пустое блюдо – все, что осталось от имущества некогда богатейшего вельможи страны…

Обратимся к еще одному любопытному и даже загадочному произведению, которое (с умыслом или по ошибке?) выдавалось за изображение Меншикова в Сибири. Оно хранится в Государственном историческом музее (ГИМ) в Москве. По описанию известного художника Василия Перова, к которому в 70-х годах XIX века попал этот портрет, на нем изображен старик с длинной седой бородой, одетый якобы в арестантский халат. На жестяной пластинке, расположенной на раме, было начертано: «Князь Александр Данилович Меншиков в ссылке в Березове в 1728 году». На оборотной стороне холста сохранилось следующее пояснение: «Светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Списан с портрета, имеющегося у Дениса Ивановича Чичерина, генерал-губернатора Тобольска и всей Сибири. <…> Писал сосланный живописец и иностранец Карл Иванович Фрок. Тобольск в 1770 году».

Перов рассказывал, что это полотно купил у него некий господин Ценкер, который вскоре передал его в Румянцевский музей. Первым, кто обнаружил подложность «тобольского» портрета, был сам художник. «По прошествии времени», по его словам, он обратил внимание, что в Эрмитаже есть картина «Голова старика» кисти Антониса Ван Дейка, идентичная работе неизвестного Фрока.

«Допустить, чтобы Вандик писал портрет Меншикова, невозможно уже потому, что между их существованиями разница почти в целое столетие, – отмечал Перов, – так как Меншиков умер в 1729 году, а Вандик – в 1641 году. Да к тому же если б они жили в одно время, то вряд ли бы Вандик поехал в Березов писать портрет князя».

Дальнейшие изыскания искусствоведов немного прояснили этот вопрос. В 1902 году хранитель Картинной галереи Эрмитажа Андрей Сомов предположил, что это портрет известного английского долгожителя Томаса Парра, родившегося якобы в 1483-м и умершего в 1635 году. Интересно, что, согласно эрмитажным инвентарям XVIII века, «Голова старика» считалась работой Питера Пауля Рубенса, а с 1838-го стала атрибутироваться как произведение Ван Дейка. И хотя мнения специалистов впоследствии разделились, вероятно, ближе всех к истине подошла Мария Варшавская. Она определила, что схожий портрет кисти Ван Дейка под тем же названием есть в частном собрании в Антверпене. Сходство изображенных лиц и манера живописи привели исследовательницу к мнению, что эрмитажная картина могла быть подготовительной работой к антверпенскому портрету. Известны и другие версии и повторения этой картины.

Кто же все-таки изображен на эрмитажном портрете и кто (Ван Дейк или Рубенс) является его автором? Эти вопросы еще ждут своего исследователя. Но вполне очевидно, что к ссыльному русскому вельможе XVIII века это произведение не имеет ни малейшего отношения. Перед нами обычная мистификация: на портреты Меншикова, особенно «березовские», был хороший спрос, а потому нетрудно предположить, что кто-то из антикваров решил подзаработать на этом, написав легенду на оборотной стороне холста. Так никому не известный в России седобородый англичанин превратился в знаменитого березовского узника.

Портрет А.Д. Меншикова. Скульптор Бартоломео Карло Растрелли. 1717 год

Тайна щукинского портрета

Впрочем, возможно, один из прижизненных портретов Меншикова того периода все же дошел до нашего времени. По иронии судьбы он тоже хранится в ГИМ. Это произведение принципиально отличается от уже знакомой нам иконографии светлейшего князя.

Перед нами поясное изображение зрелого человека в темной одежде и рубашке с белым воротником. Его голова слегка наклонена вправо, а волосы неопрятными длинными локонами спускаются на плечи. Правая рука как бы указывает на сердце. От жилистой руки взгляд зрителя невольно возвращается к лицу изображенного – в нем поражает странная смесь благородства и запущенности… Небритые щеки, резко очерченные губы, тонкий нос и проницательные, полные боли глаза… Глаза, которые буквально электризуют все полотно. В этом горящем и одновременно потухшем взоре чувствуется неподдельная тревога. Слегка приподнятые брови подчеркивают сосредоточенное выражение лица. Кажется, что изображенный не позирует – он просто не замечает художника.

Но кто же этот небритый человек с аристократическими чертами лица и как этот портрет попал в ГИМ? Произведение происходит из московского собрания известного купца Петра Щукина, которое он вместе со всей своей коллекцией и зданием, где она размещалась, в 1905 году пожертвовал Императорскому Российскому историческому музею. Это любопытное портретное изображение было впервые опубликовано в 1902 году (под № 7) в книге «Русские портреты собрания П.И. Щукина в Москве». Пояснение к нему звучит так: «Портрет князя А.Д. Меншикова, писанный на холсте масляными красками. Вышина портрета – 15 верш., шир. – 11½ верш.».

Еще одно свидетельство об этом портрете мы обнаружили в книге Щукина «Краткое описание нового владения Императорского Российского исторического музея имени императора Александра III в городе Москве» (1906). Размещенная там фотография позволяет увидеть, что картина висела в зале, именуемом «Кабинет», в третьем ряду, причем рядом с портретом Петра I.

Таким образом, можно утверждать: Щукин считал, что на этом полотне изображен Меншиков. Почему он так полагал и как попала к нему эта картина – ответить пока невозможно. Изучение мемуаров коллекционера, к сожалению, ничего не дает: там нет упоминаний об этом портрете. С другой стороны, вряд ли Щукин не знал, о чем писал, когда давал пояснение к картине в своем каталоге. Знаменитый собиратель «российских древностей» отличался особой щепетильностью и не спешил приобретать вещи сомнительного происхождения. Видимо, он имел основания считать портрет № 7 изображением Меншикова.

В самом деле, в огрубевшем облике человека, на долю которого выпали немалые испытания, можно различить черты первого губернатора Санкт-Петербурга: те же тонкие поджатые губы, тот же овал лица, высокий лоб и, конечно, те же глаза. Но только взгляд стал более серьезным и трагичным. 

Портрет из книги «Русские портреты собрания П.И. Щукина в Москве» (1902), имеющий сопроводительную надпись: «Портрет князя А.Д. Меншикова, писанный на холсте масляными красками.
Вышина портрета – 15 верш., шир. – 11½ верш.»

«Из глубины сибирских руд…»

Однако если допустить, что на щукинском портрете действительно изображен ссыльный Меншиков, возникает вопрос: где и кем мог быть выполнен этот портрет?

Известно, что по прибытии к месту ссылки бывший князь отпустил бороду, которую уже никогда не брил. Значит, портрет мог быть написан либо сразу по приезде Меншикова в Березов, либо, что более вероятно, во время его двухдневного пребывания в Тобольске. В пользу второй версии нас склоняет мысль о том, что вряд ли в таком глухом селении, каким был Березов в 1720-е годы, нашелся иностранный художник. Дело в том, что манера живописи неизвестного портретиста выдает руку мастера западноевропейской школы.

Но при каких обстоятельствах мог появиться этот портрет? Ведь Меншикова препровождали в Березов со всеми предосторожностями – на это караул имел специальную инструкцию, предусмотренную Верховным тайным советом. Впрочем, можно предположить, что в Тобольске для ссыльного было сделано некоторое послабление. Например, мы знаем, что именно там Меншиков попросил соизволения по своему усмотрению распорядиться средствами, выданными для его жизни в Березове. И это было разрешено. Возможно, сибирский губернатор князь Михаил Долгоруков, пойдя в этом финансовом вопросе навстречу ссыльному, сам проявил некоторое участие в его судьбе и предложил списать с него портрет. Хотя, следует признать, времени на это было немного: бывший князь провел в Тобольске всего два дня – 15 и 16 июля 1728 года.

Существует расхожее и ошибочное мнение, что в ссылке Меншикова окружали только враждебно настроенные люди, мечтавшие припомнить ему при случае все свои обиды. Такие, безусловно, были, но были и те, кто проявлял неподдельное сочувствие и с риском для себя даже оказывал бывшему петровскому фавориту посильную помощь. Поэтому нельзя исключать, что кто-то пожелал иметь у себя портрет знаменитого сподвижника первого российского императора. С некоторой долей вероятности это мог быть сам сибирский губернатор или какое-то другое высокопоставленное лицо. До нас не дошли воспоминания Михаила Долгорукова о встрече с Меншиковым в Тобольске: его личный архив затерялся после падения Долгоруковых и ссылки бывшего губернатора на Соловки…

Интерес к Меншикову угас после его смерти почти на столетие и возник снова только в XIX веке. Тогда-то и появились гравюры и картины, рассказывающие о жизни знаменитого фаворита в Сибири. А в коллекции Щукина оказался странный, непохожий на другие изображения Меншикова портрет небритого человека с длинными локонами – наиболее реалистичное, на наш взгляд, изображение попавшего в опалу светлейшего князя.

Почти как Петр

«Они были почти одинаких лет, одинакого роста», – писал о Петре Великом и Александре Меншикове один из первых биографов светлейшего князя, историк и администратор Дмитрий Бантыш-Каменский в книге «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов», вышедшей в 1840 году. По его утверждению, рост царского фаворита составлял 196 см: «Князь Александр Данилович Меншиков был ростом двух аршин двенадцати вершков, двумя вершками менее Петра Великого; стройный собою». Бантыш-Каменский так представил генералиссимуса: «Ум и честолюбие яркими красками изображались на лице его. Он имел язвительную улыбку; отличался остротою; вставал обыкновенно в шесть часов и ранее, ужинал в девять, спать ложился в десять часов; никаких дел не отлагал до другого дня; любил давать пышные обеды; украшал себя орденами». Историк Сергей Соловьев также находил, что «наружность фаворита была очень замечательна: он был высокого роста, хорошо сложен, худощав, с приятными чертами лица, с очень живыми глазами; любил одеваться великолепно и, главное, что особенно поражало иностранцев, был очень опрятен, качество, редкое еще тогда между русскими».