Государство-цивилизация

Появление в официальном документе понятия государства-цивилизации возвращает нас к фундаментальным вопросам нашей идентичности. Кто мы? В чем природа нашего государства? Каково наше видение будущего для себя и для остального мира? Вопросы идентичности принципиальны для внешнеполитического мышления. От выбора понятий, в терминах которых мы определяем себя, зависит и ответ на поставленные вопросы.

Выход из чужой колеи

Нужно иметь в виду, что теоретическая и практическая работа в этом направлении осложняется несколькими факторами. Первый из них – колея идентичности России последних полутора столетий. В конце XIX века западники и славянофилы достаточно четко обрисовали картину конфликта нашей идентичности. Для западников проблема России – в незавершенной вестернизации. Со времен Петра I и даже до него мы перенимали отдельные западные образцы (организация армии, бюрократии и отчасти промышленности), но по разным причинам избегали более масштабных политических, экономических и общественных реформ. Соответственно, западники видели задачу в завершении модернизации страны по западному лекалу и достижении ею надлежащего уровня западной цивилизации. Славянофилы, наоборот, в реформах Петра усматривали начало искажения цивилизационной идентичности России, извращение ее культуры и образа жизни, раскол общества и элиты. Первостепенной задачей они считали возвращение страны к своему культурно-цивилизационному наследию.

Победа революции в России в 1917 году представляла собой на первый взгляд торжество западничества, поскольку социализм имел западное происхождение. Однако противоборство с Западом привело Советский Союз к опоре на собственные силы, на национальные традиции. В терминах западничества крах СССР можно считать результатом незавершенности советского модернизационного проекта, подмены современных институтов их архаичными имитациями, сосуществующими с беспрецедентными и прогрессивными достижениями. Соответственно, реформы конца 1980-х проходили под лозунгом модернизации, а стремление интегрироваться с Западом отражало видение причин кризиса того времени в незавершенном или искаженном модернизационном проекте.

На протяжении всего ХХ века Запад или его части были политическими противниками России. Но с точки зрения взглядов на организацию общества и его институтов Советский Союз развивался под влиянием западных идей. Тридцать лет истории постсоветской России тоже прошли в логике западничества. Консервативный поворот, начавшийся в конце 1990-х годов, вполне сочетался с ним. Другое дело, что подобное движение не снимало конкретных политических проблем в отношениях с рядом западных стран, а иногда и усугубляло их. Но причины таких проблем крылись главным образом в конфликте интересов, а не в разнице цивилизационной идентичности. Внешнеполитическое мышление в терминах государства-цивилизации возвращает нас к восприятию России как отдельной цивилизации, для которой Запад является «значимым другим». Это разрыв с традицией как минимум одного столетия, и выйти из такой колеи будет непросто.

Заседание Совета народных комиссаров под председательством В.И. Ленина (Последнее заседание Совнаркома с В.И. Лениным). Худ. Д.Н. Кардовский. 1927 год

В поисках опоры

Второй фактор определяется спецификой развития российского общества. У славянофилов XIX века был серьезный и реально существующий аргумент в виде огромных слоев населения, остававшихся в системе традиционной культуры и ее ценностей. Они еще не были затронуты модернизацией, урбанизацией, индустриализацией и прочими атрибутами современности. Полтора века коренных перемен сильно изменили российское общество. Оно стало значительно менее религиозным, его традиционный уклад был разрушен.

Современный россиянин радикально отличается от своего предка позапрошлого века. И если у целого ряда развивающихся государств сегодня есть человеческий ресурс для опоры на культурно-цивилизационные скрепы, то у нашей страны такой ресурс намного скромнее. Последние тридцать лет несколько уменьшили советские перегибы, но не вернули, да и не могли вернуть, Россию в прошлое. Более того, она превратилась в полноценное капиталистическое государство со всеми вытекающими отсюда последствиями для культуры и образа жизни. Безусловно, у России есть колоссальный исторический опыт, который может и должен быть одной из основ ее идентичности. В этом направлении за последние пару десятилетий сделано много. Однако непосредственная связь с традицией непрерывно сужается вместе с сокращением пространства традиционного общества.

Россию можно вообразить как государство-цивилизацию, но гораздо сложнее поставить его на реально существующую цивилизационную платформу. Впрочем, такой же вызов стоит и перед многими другими.

Стремление руководства позднего СССР к сотрудничеству на Западе было воспринято как проявление слабости, и этой слабостью Запад поспешил воспользоваться. На фото: Михаил Горбачев и президент США Рональд Рейган. Рейкьявик, октябрь 1986 года

Между Западом и не Западом

Третий фактор связан с тем, что остальные государства-цивилизации, да и просто большое число других государств, сохраняют тесные связи с Западом и не собираются их терять, даже если политические отношения с ним «искрят» по отдельным вопросам. Многие выступают за многополярный мир и конструктивные отношения с Россией, но не спешат отказываться от тех или иных продуктов западной цивилизации. Китай остается социалистической страной, пусть и со своей спецификой. Индия культивирует демократические институты, пусть они и не считаются некоторыми западными наблюдателями либеральными. Многочисленные страны Азии, Африки, Латинской Америки вообще дистанцируются от выбора между Западом и не Западом, прагматично используя те элементы западной духовной и материальной культуры, которые считают для себя приемлемыми и выгодными. С таким же успехом могут в будущем впитываться и элементы, например, китайской культуры. Цивилизации в более или менее чистом виде становятся абстракциями.

В сухом остатке, понятие государства-цивилизации дает возможности конструировать нашу политическую идентичность, достраивать ее новыми элементами. Но это потребует огромной теоретической работы как над самим понятием, так и над более широким кругом тем. Создать новую полноценную политическую теорию, альтернативную «большой тройке» (либерализм, национализм, социализм), будет непросто. Российская действительность и сами международные отношения пронизаны понятийным аппаратом этих трех «больших» теорий. Время покажет, в какой степени понятие государства-цивилизации получит свое развитие в теории и на практике. Новая Концепция внешней политики РФ оставляет пространство для маневра. Пока же реализм внешней политики сохраняет свою актуальность.