После Второй мировой

Беседовал Владимир Рудаков

После стольких войн и взаимной вражды ХХ столетие внесло в отношения между двумя странами новые дружественные нотки, а XXI век и вовсе дает надежду на выстраивание более прагматичных и вполне добрососедских отношений. Так ли это на самом деле?

Павел Шлыков

Недружественный нейтралитет

– Почему Турция, до Второй мировой тесно сотрудничавшая с Советским Союзом, оказалась среди его противников в годы холодной войны?

– Охлаждение в отношениях двух стран началось раньше. В годы Второй мировой войны позиция Анкары была очень неоднозначна. Турки мобилизовали колоссальное число резервистов в свою армию и держали гарнизоны на советско-турецкой границе, вынуждая нас отвлекать серьезные силы от линии советско-германского фронта, где шли ожесточенные бои. При этом пропускали через Черноморские проливы в нарушение Конвенции Монтрё немецкие военные корабли. Не только Москву раздражал такой лукавый нейтралитет. Турция фактически годами водила за нос и Иосифа Сталина, и Уинстона Черчилля. В войну на стороне антигитлеровской коалиции она вступила уже после Ялтинской конференции – 23 февраля 1945 года, когда исход Второй мировой был предрешен. И то лишь для того, чтобы обеспечить себе право быть страной – учредителем Организации Объединенных Наций.

– То есть по факту это был вполне недружественный по отношению к СССР нейтралитет…

– В реальности – да. И Сталин это учел. В марте 1945-го, когда наступала дата продления советско-турецкого Договора о дружбе и нейтралитете от 1925 года, он выставил ряд новых условий для его пролонгации. Прежде всего речь шла о передаче СССР Северо-Восточной Анатолии – Карса, Ардагана и ряда других территорий, то есть того, что Россия приобрела по итогам Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, но затем, после Первой мировой и в рамках урегулирования отношений с кемалистской Турцией, вернула ей обратно. Другое условие – организация совместной системы обеспечения безопасности зоны Черноморских проливов. Поначалу предложения Москвы даже нашли определенное понимание со стороны Лондона и Вашингтона. Но это длилось недолго: начиналась холодная война. В новой ситуации Турция, которая изначально не хотела соглашаться с условиями Сталина, обратилась за поддержкой к США и их союзникам. Уже в августе 1946-го Анкара официально отвергла предложения Москвы, впрочем, сделала это максимально корректно и неконфронтационно. А в 1950-е годы Турция стала очень быстро встраиваться в систему блокового противостояния, в геополитические проекты Запада. В рамках одного из них она приняла участие в корейской войне, где на стороне южан, то есть против КНДР, поддерживаемой Советским Союзом и коммунистическим Китаем, в общей сложности воевало около 10 тыс. турецких военнослужащих. Где Корея и где Турция, казалось бы? Но это была плата за солидарность с Западом.

Часть альянса

– После этого прямая дорога привела Турцию в НАТО?

– В общем и целом да. Она вступила в альянс в 1952 году. Но здесь я бы еще хотел обратить внимание на одно обстоятельство. После смерти Сталина, у которого явно был личный антагонизм в отношении Турции, СССР направил в Анкару примирительную ноту, где заявил об отсутствии территориальных претензий. С этого времени можно отсчитывать период некоего размораживания советско-турецких отношений.

– Тем не менее через десять лет после вступления Турции в НАТО возник Карибский кризис, в котором Анкара играла вроде бы незаметную, но на самом деле значимую роль…

– Да. В 1961 году американцы, не особо это афишируя, разместили в Турции ракеты средней дальности «Юпитер».

– С чем было связано решение о размещении ракет? Тем более на фоне потепления, о котором вы говорили?

– Это решение подавалось под благовидным предлогом обеспечения безопасности Турции. И это находило определенное понимание в Анкаре. И, наоборот, абсолютно не нашло понимания то, как, договорившись с Никитой Хрущевым, что Москва уберет ракеты с Кубы, Соединенные Штаты в ответ на это убрали свои «Юпитеры» с территории Турции. Здесь мнение Анкары американцами не учитывалось (равно как и мнение Гаваны не учитывалось Москвой), и это дало повод к серьезной трещине в американо-турецких отношениях. Они вошли в фазу турбулентности, а советско-турецкие, напротив, получили новую динамику. Начался обмен визитами на высшем уровне, Советский Союз посетили известные турецкие ученые, писатели, поэты. Балетная труппа Большого театра побывала в Турции на гастролях и имела огромный успех у публики; классиков турецкой литературы стали переводить на русский язык…

– Насколько успешно в годы холодной войны развивались экономические отношения между СССР и Турцией?

– Мне вспоминается одна фраза из турецкой газеты 1966 года (тогда Анкару посетил председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин): «Турции надо избегать роли Дон Кихота холодной войны». Нормальные деловые отношения с Советским Союзом, договоренности о кредитах и помощи в развитии промышленности – в этом проявился прагматизм Анкары. В 1967-м мы заключили знаменитое межправительственное соглашение, по которому в Турции в последующие годы были построены такие промышленные гиганты, как металлургический завод в Искендеруне, нефтеперерабатывающий в районе Алиага провинции Измир, алюминиевый в Сейдишехире, сернокислотный в Бандырме, деревообрабатывающий в Артвине. В 1984 году мы подписали с Анкарой договор о долгосрочных поставках природного газа. Это было сделано после нефтяного кризиса и скачка цен на энергоносители, за которые Турция платила в валюте, что очень больно отражалось на ее экономике, переживавшей в 1970-е, прямо скажем, не лучший период. Следует добавить, что тогда в отношениях Турции и Запада возник новый надлом из-за Кипрского кризиса 1974 года, когда и США, и Западная Европа выступили против вторжения турецких войск на Кипр и установления контроля над значительной частью – 36% – острова. Но Турция от своих планов не отказалась, и в итоге Кипр был разделен на греческую часть (Республика Кипр) и турецкую (признанная только Анкарой так называемая Турецкая Республика Северного Кипра). Тогда же возникли трения Турции с НАТО, поскольку Греция, с которой у нее чуть не вспыхнула война, тоже является членом этой организации.

Военная авиабаза Инджирлик в Турции, совместно используемая ВВС США и турецкими ВВС

PGM-19 «Юпитер» – одна из баллистических ракет средней дальности, размещенных США на территории Турции в 1961 году

После распада

– Какой была реакция Турции на разрушение СССР?

– Определенная инерция сотрудничества сохранялась с советских времен. Действительно, мы заложили основу промышленного развития Турции – уже упомянутые металлургические гиганты в Искендеруне, Сейдишехире и так далее обеспечивали 40% производства стали и 100% алюминия в стране. Это был фундамент, на котором выстраивались хорошие отношения. В то же время с распадом Советского Союза произошли серьезные изменения. В конце 1980-х президентом Турции был избран Тургут Озал, ставший не только отцом турецкой рыночной экономики, но и тем человеком, который внедрил идею объединения тюркского мира под эгидой Анкары. Озал и его преемник Сулейман Демирель в начале 1990-х проводили активную политику по продвижению турецких интересов на постсоветском пространстве. Сыграло свою роль и движение «Хизмет» Фетхуллаха Гюлена, которое с 2016 года в Турции именуют террористической организацией. Оно открывало университеты, школы, финансировало разнообразные стипендиальные программы. Началось продвижение турецкой «мягкой силы». СССР к тому времени распался, новая Россия уже не была сверхдержавой масштаба Советского Союза, она столкнулась с серьезными проблемами – и Анкара стремилась воспользоваться ситуацией. Но в тот момент у самой Турции не хватило ресурсов, чтобы реализовать все, что было задумано. В середине 1990-х наступил жесточайший финансово-экономический кризис, и многие проекты на постсоветском пространстве были свернуты.

Франклин Рузвельт, президент Турции Исмет Инёню и Уинстон Черчилль на Второй Каирской конференции, посвященной вступлению Турции во Вторую мировую войну. 4–6 декабря 1943 года

– Какова, на ваш взгляд, роль Турции во время конфликта в Чеченской Республике? Она ведь там тоже как-то поучаствовала.

– Турки долгое время портили нам нервы на этом направлении. Достаточно сказать, что боевики так называемой Ичкерии вольготно чувствовали себя на территории Турции. Там давали возможность чеченским полевым командирам и пропагандистам выступать на площадках средств массовой информации с комментариями, содержащими осуждение политики России и так далее.

– Зачем Турции нужна была поддержка чеченских сепаратистов? Это была солидарность по конфессиональному принципу или какой-то геополитический расчет?

– Здесь играла немалую роль кавказская (черкесская) диаспора в Турции – несколько миллионов человек. В условиях, когда на выборах шла борьба за каждую долю процента, это, конечно, было важно. Внешняя политика Турции и сегодня во многом является производной от внутриполитических коллизий.

– Однако впоследствии Анкара скорректировала свою позицию по Чечне?

– Да. Дело в том, что в Турции в конце 1980-х обострилась курдская проблема, и правительству требовалась помощь, поддержка – прежде всего современным оружием – для того, чтобы вести военное противостояние с боевиками Рабочей партии Курдистана. И опять союзничество с Западом дало сбой: военно-промышленный комплекс Турции не мог обеспечить потребности страны, но европейцы и американцы сказали, что для войны с курдами оружия не дадут. Россия вошла в положение и заключила с Анкарой соглашение о военно-техническом сотрудничестве. В тот момент возникла ситуация, когда туркам потребовалось пересмотреть и свою позицию по Чечне.

Но в целом, несмотря ни на что, 1990-е годы – это время нового формата отношений, прежде всего торгово-экономических. Мы сейчас уже забыли: тогда возникло такое явление, как челночная торговля, – мощнейший локомотив российско-турецких отношений. Если официально цифры двусторонней торговли исчислялись сотнями миллионов долларов, то челноки, деятельность которых в статистике не учитывалась, торговали на сумму от 5 до 15 млрд долларов в год. Это означало и поступление валюты в крупных масштабах, и занятость тысяч небольших цехов, мастерских и так далее. И это, безусловно, сыграло очень важную роль в переформатировании двусторонних отношений. Тогда в авангарде оказались простые люди, а потом уже подтянулись политики.

Премьер-министр Турецкой Республики Сулейман Демирель и председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин (слева направо) во время переговоров. 1967 год

В 1990-е годы челночная торговля стала мощнейшим локомотивом российско-турецких отношений. Тогда в авангарде оказались простые люди, а потом уже подтянулись политики

Время Эрдогана

– Нынешний турецкий лидер – непростой человек. Можно ли назвать его фигурой, сопоставимой с Мустафой Кемалем Ататюрком и по масштабу тех трансформаций, которые произошли в Турции в период его правления, и по масштабу его амбиций?

– Сам Эрдоган считает себя достойным продолжателем Ататюрка. Появилось даже такое понятие, как «эрдоганизм», – по аналогии с кемализмом как идеологией реформ 1920–1930-х годов. Часто эрдоганизм характеризуют как хрестоматийный пример политики правого популизма. С именем Эрдогана связывают изменения, которые произошли в Турции. Это и экономический рост 2000-х, и улучшение благосостояния граждан, и успехи во внешней политике. Эрдоган анонсировал и уже отчасти реализовал весьма амбициозные проекты – самый большой в мире аэропорт, названный просто – Стамбул, третий мост через Босфор, тоннель под Мраморным морем, мост через Измитский залив. Стоит упомянуть и о проекте строительства канала Стамбул, параллельного Босфору. Правда, пока неясно, как это будет реализовано с учетом тех трудностей, с которыми столкнулась сейчас Турция.

Напомню, что официальные показатели инфляции в 2021 году составляли 36%, а в 2022-м достигли 85,5% – рекордного за последние 24 года уровня. Неофициально же, если считать в реальных цифрах, изменение цен на основные продукты питания, по экспертным оценкам, составило более 180%. Это связано с девальвацией лиры – в пять раз за последние пять лет (еще в 2018-м за евро давали около 4 лир, сейчас – более 20), чрезмерным внешнеторговым дефицитом, с тем, что Эрдоган проводил очень специфическую политику на фоне пандемии – боролся с инфляцией, снижая ключевую ставку, проводил дедолларизацию. Это даже назвали «неортодоксальной экономикой». Между прочим, проблемы с лирой начались в 2018-м, когда американцы стали вводить санкции против Турции на фоне скандала с задержанием пастора Эндрю Брансона, обвиненного в связях с организаторами путча 2016 года, а потом еще из-за того, что турки закупили российские С-400. Евросоюз, кстати, тоже ввел санкции против Турции из-за ее активности в Средиземном море.

– Странная ситуация: санкции членов НАТО в отношении члена НАТО…

– Странная, конечно, но не удивительная. Турция всегда была enfant terrible для альянса. Кипрский конфликт и отношения с Грецией в целом; оружейное эмбарго, которое неоднократно вводилось в отношении Анкары по разным причинам и даже сейчас используется целым рядом западных стран; жесткий торг по вопросу согласия на вступление в НАТО Швеции и Финляндии – список обширный. Да и у европейцев богатый опыт санкционного давления на Анкару. Еще в 1981 году они приостанавливали членство Турции в Совете Европы после очередного госпереворота в стране.

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, президент США Джо Байден, генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг и премьер-министр Великобритании Борис Джонсон на саммите НАТО в Мадриде. 29 июня 2022 года

– Верно ли представление об Эрдогане как о своего рода реваншисте, который если и не мечтает восстановить Османскую империю, то явно выходит в своих амбициях за рамки нынешней территории Турции?

– Я бы это разделил на два аспекта. Первый – это ностальгия по Османской империи и то, что многие называют неоосманизмом. Второй – собственно внешнеполитическая стратегия и позиционирование Турции самим Эрдоганом. Он говорит о Турции как о глобальной державе, которая хоть и не обладает сопоставимым с топ-10 стран мира экономическим и военно-политическим потенциалом, но может так именоваться в силу того, что проводит активную внешнюю политику. Если брать сухие цифры, конечно, турки не на первом месте, как Соединенные Штаты, по объему трат на помощь развитию других стран. Но если мы возьмем процентное отношение к ВВП тех 80 млн долларов, которые Турция расходует на помощь странам Африки или Палестине, то здесь она – лидер. И Эрдоган это всегда с гордостью повторяет.

Ну а с точки зрения неоосманизма важно увидеть полифонию самого этого понятия. Для кого-то Османская империя – колыбель современной цивилизации. Это еще кемалистский тезис 1920–1930-х годов – о том, что все произошли от тюрок и все языки произошли от тюркского. А для кого-то важен миф об Османской империи как о великом исламском халифате. Отсюда идеи о превращении Турции в одного из лидеров мусульманского мира, и Эрдоган тоже нередко об этом говорит. Наконец, для кого-то огромную роль играет миф об Османской империи как о средоточии либерализма и мультикультурализма. В сегодняшней турецкой политике можно проследить воплощение всех трех этих трактовок неоосманизма, и в зависимости от того, в каком контексте они звучат, мы можем видеть разные интерпретации этой османской мифологии.

– Насколько сильны сейчас антироссийские настроения в Турции?

– Там есть националистические силы, в том числе ультранационалистические. Мы видели это в 2015 году, когда началась семимесячная холодная война между Россией и Турцией после сбитого нашего самолета, и в 2016-м, когда в Анкаре был застрелен наш посол Андрей Карлов. Но в условиях позитивной фазы развития российско-турецких отношений все-таки это не является мейнстримом. Негативное отношение к России не получает широкого распространения. 

Британский The Economist давно уже подозревает Эрдогана в диктаторских амбициях

На своей стороне

– Год назад мир изменился. На чьей стороне Эрдоган и кем для нас является сегодняшняя Турция? Как пел Высоцкий, «и не друг, и не враг». А как?

– Если одной фразой ответить на этот вопрос, Реджеп Тайип Эрдоган всегда старается быть на своей стороне. Его позиция по Украине, очевидно, по многим параметрам не совпадает с российской, но также абсолютно не эквивалентна западной, что часто вызывает в европейских столицах и в Вашингтоне раздражение и желание надавить на Турцию. Однако, на мой взгляд, черно-белая картина – «враг – друг», «союзник – противник» – вообще не очень релевантна нашему времени, когда возникают ситуативные альянсы, приобретающие очень разные комбинации и формы, и ожидание того, что союзник – это значит поддержка во всем, наверное, как ни грустно констатировать, уже прошлый век.

Турция не присоединилась к антироссийским санкциям, но при этом с середины 2010-х она последовательно придерживалась достаточно прозападной позиции по украинскому кризису. Анкара не признала присоединение Крыма к России в 2014 году и независимость Донецкой и Луганской Народных Республик и демонстративно укрепляла политико-экономические отношения с Киевом, развивала военно-техническое сотрудничество с ним. Вспомним поставки украинской армии современных средств связи, различных беспилотников, планы турецкой компании Baykar Makina открыть на Украине завод по производству дронов и создать турецко-украинский центр аэрокосмических технологий, контракты на постройку корветов для военно-морских сил Украины и так далее.

При этом Анкара постаралась извлечь для себя максимальную пользу из ситуации с экономическими санкциями против России. И 2022 год ознаменовал собой фактически второе пришествие Турции на российский рынок. За это время страны в два раза с лишним увеличили товарооборот – с 33 до более чем 70 млрд долларов, по оценочным данным. В конце прошлого года Турция, таким образом, вышла на позиции второго после Китая торгового партнера РФ. Свое географическое положение она удачно использовала для того, чтобы, по сути, стать для России связующим звеном с Европой в плане решения транспортно-логистических, товарных и энергетических вопросов. И замена турецкими товарами ушедших брендов, и авиалогистика, и зерновая сделка – во всем этом Турция пытается действовать активно и получать максимально возможные дивиденды от санкционной войны, которая ведется против России.

Кто с кем в этой мировой войне: итальянская газета Libero в своей инфографике «расфасовала» всех на два лагеря и только с Турцией не смогла определиться. 6 февраля 2023 года

– Все-таки чего ждать от Турции? Как выстраивать отношения?

– Турция – это соседняя, близкая к нам страна, отношения с которой так или иначе необходимо выстраивать как партнерские. Я надеюсь, что именно в этом ключе они и будут развиваться в дальнейшем. В них хватает и точек сопряжения, и зон, где наши интересы не совпадают. Нас сближают энергетическое сотрудничество, взаимная заинтересованность в реализации крупных инфраструктурных проектов, в диверсификации экономической деятельности (чтобы не только российские туристы наполняли турецкий бюджет, а мы продавали в Турцию не только свои энергоресурсы). Определенные совпадающие интересы просматриваются и с точки зрения военно-технического сотрудничества. По вопросам геополитики у нас тоже взгляды часто совпадают. Россия многократно заявляла о необходимости построения полицентричного мира, и власти Турции также сделали это частью своей риторики. Сходные позиции нетрудно заметить и в неприятии американской экспансии на Ближнем и Среднем Востоке. Этот список можно продолжать, и очень важно, что совместное видение крупных геополитических проблем мы стараемся капитализировать и конвертировать в общие проекты. Для Турции Россия, как и многие другие страны, выступающие против безапелляционного доминирования Запада, является ситуативным союзником, и здесь многоаспектное партнерство с Москвой – при всей его сложности и нелинейной динамике развития – важно для Анкары. Оно обеспечивает ту самую стратегическую автономию, которую Турция ставит во главу угла своей внешней политики. 

Встреча президентов России и Турции Владимира Путина и Реджепа Тайипа Эрдогана в Сочи. 2017 год