Настройки

Французские бусурмане

№96 декабрь 2022

Варвара Рудакова

В декабре 1812 года войска Наполеона были изгнаны за пределы России. Как русским удалось победить лучшую армию мира? Об этом в интервью журналу «Историк» рассказал главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, доктор исторических наук, профессор Александр ЧУДИНОВ

Многонациональная европейская армия («двунадесяти языков») во главе с французским императором Наполеоном Бонапартом вторглась на территорию России 24 июня 1812-го (здесь и далее даты приведены по новому стилю. – «Историк»), а уже через полгода, 26 декабря, ее жалкие остатки едва смогли спастись бегством. «Французская армия перестала существовать, а вся кампания завершилась полным успехом русских за исключением того, что им не удалось взять в плен самого Наполеона и его ближайших сотрудников» – так писал о триумфе России воевавший с Бонапартом на стороне русских выдающийся военный теоретик Карл фон Клаузевиц. Одной из главных причин победы над врагом стало то, что на борьбу с «бусурманами» встала не только регулярная армия, но и весь народ. Недаром эта война вошла в историю как первая Отечественная…

Предупреждал, но не послушали

– Какую цель преследовал Наполеон, начиная войну с Россией?

– Цель была достаточно ограниченная: речь не шла о завоевании России, как это иногда представляют. Наполеон хотел нанести поражение русской армии и заставить императора Александра I подписать мирный договор, которым бы тот подтвердил свое участие в Континентальной блокаде Англии и взял на себя более строгие обязательства по ее соблюдению.

– То есть он не планировал далеко заходить вглубь России?

– Нет, он хотел в нескольких приграничных сражениях разбить русские войска и затем заключить мир. У него были все основания рассчитывать на успех этого плана, поскольку его Великая армия намного превосходила нашу. Причем половину армии Наполеона составлял контингент европейских стран, а потому можно сказать, что она была общеевропейской. За исключением Англии и Швеции, другие государства так или иначе были представлены в ней своими соединениями. По экономическим возможностям Французская империя также намного превосходила Российскую. Поэтому Наполеон рассчитывал на быструю победу. Хотя справедливости ради надо отметить, что Александр I еще в 1811 году сказал французскому послу Арману де Коленкуру, отъезжавшему тогда на родину, что в случае наполеоновского вторжения Россия прибегнет к так называемой скифской войне, то есть использует собственное огромное пространство. В свое время подобная идея была предложена как раз французским практиком и теоретиком военного искусства Морицем Саксонским. Он говорил, что природа гораздо сильнее человека и лучшим полководцем будет тот, кто сумеет взять ее себе в союзники. Кстати, перед самым началом военных действий российский император предупредил посетившего его под Вильно графа Луи де Нарбонна, генерал-адъютанта Наполеона, что русская армия будет отступать, но не сдастся. И если у границы перевес будет за французами, то дальше их возможности станут только сокращаться. Но его не послушали…

а нортон 1851 наполеон отступает от москвы 1.png

Отступление Наполеона из Москвы. Худ. А. Нортен. 1851 год

– Вслед за Александром Пушкиным задам главный вопрос: кто нам больше помог – «остервенение народа, Барклай, зима иль русский Бог»?

– Я думаю, все эти факторы имели место. Михаил Барклай де Толли, конечно, сыграл выдающуюся роль. Он был военным министром, и они с Александром I заранее предполагали возможность стратегического отступления, понимая, что любое сражение у границы неизбежно закончилось бы победой французов.

За исключением Англии и Швеции, все страны Европы так или иначе были представлены в армии Наполеона. Поэтому можно сказать, что она была общеевропейской

Генерал Голод и генерал Мороз

– А что касается зимы?

– Зима, безусловно, ускорила катастрофу для наполеоновской армии. Но и лето в тот год тоже доставило проблемы. Стоял зной, у французов происходил массовый падеж лошадей. А что означали такие потери? В то время лошади – это разведка, легкая кавалерия, это артиллерия и транспорт. К тому же войска Наполеона вторглись в Россию, не рассчитывая на долгую кампанию и не сделав серьезных запасов провианта и фуража. Ситуацию усугубляла неразбериха со снабжением. Солдаты недоедали. Их также изнуряли ежедневные длинные марши по жаре, иммунитет людей снижался. А поскольку воду пили где придется, началась дизентерия. Еще до главных сражений армия понесла большие санитарные потери.

Надо сказать, что после того как враг вступил на русские земли, местное население стало уходить в леса, угоняя скот, пряча хлеб, прихватив с собой все, что можно было унести. В деревнях французам приходилось довольствоваться тем, что осталось, так как регулярное снабжение отсутствовало. Они останавливались в пустых домах: избы деревянные, печки русские, которые еще нужно было суметь затопить, – и деревни начали гореть. Вспыхнул один дом – сгорела вся деревня. Всюду была только выжженная земля, что потом серьезно затруднило французам отступление.

Так что свою роль сыграли и Барклай, и климат, и расстояния. К Бородинскому сражению армии почти сравнялись по численности. И еще один момент: русские войска умели организованно отступать, а это гораздо труднее, чем наступать. При отступлении обычно дисциплина ослабевает, люди бросают оружие, амуницию. А тут полки в полном порядке прошли на восток многие сотни километров. У французов все было наоборот: хотя их армия умела хорошо наступать, при серьезном отступлении она начинала сыпаться.

– Почему Наполеону не удалось придать отступлению организованный характер?

– Дисциплина в армии рухнула, когда Бонапарт был еще в Москве. Месяц грабежей, пьянства и мародерства разложил солдат. К тому же возникли проблемы с транспортом. У французов, как я говорил, и летом с лошадьми обстояло плохо, а уж когда выпал снег, потери их увеличились. Во многом потому, что в наполеоновской армии кони не были подкованы, а если лошадь упала и сломала ногу, ее оставалось лишь пристрелить. Подковы поставили только поляки: они знали, что зимой в России большие снега и скользко, и, в отличие от остальных корпусов Великой армии, практически не потеряли ни лошадей, ни артиллерии. Так что нараставшие лишения – снег, холод, голод – сыграли свою роль. Захватчики перед отступлением не обеспечили себя необходимым количеством провианта, хотя в Москве, когда Наполеон в нее вошел, было достаточно припасов. Однако тогда никто их не взял под контроль и охрану, многое оказалось разграблено, сожжено, пущено на распыл. Позднее французы, уже отступая, так же хаотично растащили продовольствие, подготовленное их тыловиками в Смоленске. В итоге, покинув Москву 19 октября, неприятель очень быстро столкнулся с генералом Голодом – даже раньше, чем с генералом Морозом, подоспевшим уже в ноябре.

Впрочем, своих боевых качеств французские корпуса не утратили. Когда под Красным наша армия попыталась перехватить отступающую гвардию Наполеона и его самого, они достаточно организованно развернулись, чтобы дать сражение. Главнокомандующий Михаил Кутузов, увидев, что напротив него сам Наполеон, приказал задержать наступление. Считалось, что присутствие императора на поле боя усиливает его армию, как 40 тысяч дополнительных солдат. Зато потом, когда основные силы французов проследовали дальше и на русские позиции вышел арьергард маршала Мишеля Нея, от его корпуса мало что осталось.

Дубина народной войны

– А что народ?

– Таких больших партизанских отрядов из крестьян, о которых у нас одно время писали даже профессиональные историки, особенно после Великой Отечественной войны, в тот период не было. Да и партизанами в 1812 году называли не людей из народа, взявших в руки оружие, а отряды легкой кавалерии, которые действовали в тылу неприятеля. Однако тема народного партизанского движения возникла еще в XIX веке и оказалась весьма мифологизирована. К примеру, в 1812 году журнал «Сын Отечества» написал о старостихе Василисе Кожиной, которая, взявшись конвоировать пленных супостатов, зарубила одного из них косой за неповиновение. Вот в общем-то и всё. Но история эта пошла гулять по литературе, обрастая все новыми подробностями. В конце концов бравой Василисе приписали командование целым партизанским отрядом, хотя ничем подобным она на самом деле не занималась.

И все же народ сыграл в этой войне огромную роль. С приближением французов селяне, как я уже сказал, уходили со всеми припасами в леса, лишая неприятеля возможности снабжения на месте, к чему тот привык в Европе. Фуражиров, отдалявшихся от армии в поисках продовольствия, убивали показательно жестоко. Это было суровое традиционное крестьянское общество. Русские люди иноземного врага на своей земле не видели 200 лет, со Смутного времени, и вот он пришел. По их представлениям, чем сильнее опасность, тем более жестоким должен быть ответ на нее – чтобы напугать противника. Если мы возьмем русский фольклор, вместилище исторической памяти народа, то в былинах увидим следующие способы обращения с недругами:

Тут Илья взял-сломал ему [Калину-царю] белы руки,

Еще сломал собаке резвы ноги,

Другому татарину он сильному

Ломал ему белы руки,

Выкопал ему ясны очи…

И те свидетельства, которые есть у нас об обращении крестьян с пленными, содержат такие же примеры былинной жестокости: их заживо жгли, в землю живьем закапывали, на кол сажали... Французы пытались жаловаться на их действия русскому командованию. Когда в конце сентября генерал Жак Лористон из Москвы прибыл к Кутузову на переговоры, он заговорил об ужасном обращении крестьян с пленными. Но поскольку претензий к русской армии у него не было – со стороны наших военных проявлялось как раз рыцарское отношение к пленным, – главнокомандующий ответил, что невозможно «за три месяца цивилизовать нацию, которая почитает неприятеля худшим врагом, нежели грабительская орда Чингисхана». Лористон возразил, что «все-таки здесь есть некоторое отличие». «Может, оно и так, – ответил Кутузов, – но отнюдь не в понятиях народа».

– Эта война отразилась в русском фольклоре как религиозная…

– Совершенно верно, как война против врагов веры. Есть свидетельства русских дворян, которые пытались объяснить крестьянам, что французы тоже христиане, но те им не верили. Характерно, что по отношению к войскам Наполеона стали использовать слово «бусурмане». До этого так называли преимущественно мусульман, а теперь и французов. У Михаила Лермонтова в стихотворении «Бородино», где очень хорошо показаны исторические реалии, есть строчка: «Вот затрещали барабаны – и отступили бусурманы». Она отражает широко распространенное в 1812 году среди простого люда мнение, что французы – враги христианства и пришли для того, чтобы уничтожить веру православную. Именно поэтому с ними поступали так, как с христианами, то есть с себе подобными, поступать бы не стали.

Французы в оставленной жителями Москве в сентябре 1812 года ДКардовский 1913 1.png

Французы в оставленной жителями Москве в сентябре 1812 года. Худ. Д.Н. Кардовский. 1913 год

– Власть пыталась что-то с этим делать?

– Командование армии и сам Александр I старались прекратить истребление пленных: царь платил золотой за каждого из них. Была надежда, что желание крестьян заработать таким образом позволит сохранить кому-то из несчастных жизнь. И кому-то, наверное, в самом деле позволило. Но известно также, что селяне сами платили казакам, чтобы получить пленных в свое распоряжение. Они покупали французов именно для того, чтобы жестоко с ними расправиться, ибо, как объяснял один из них состоявшему при русской армии английскому генералу Роберту Томасу Вильсону, так надо, иначе «бог возмездия» разгневается.

Впрочем, такая безжалостность была характерна для народной войны не только в России. То же самое было в Испании и Италии, странах с доминировавшей традиционной культурой. Там народ тоже воспринимал французов как врагов веры. И для этого, надо признать, были основания: они разоряли монастыри, глумились над святынями, монахинь насиловали, монахов убивали. Простой люд на это отвечал соответствующим образом. К счастью, в России они пробыли недолго, а вот в Испании и Италии – продолжительное время. И ценности, утвердившиеся во Франции в результате революции, они внедряли повсеместно железом и кровью, причем своими делами попирая те самые принципы, которые провозглашали на словах. Так, официально в революционной Франции пытки были запрещены, но в Италии, Испании и Египте они французами активно применялись, включая самые что ни на есть бесчеловечные – людей и распинали, и сажали на кол.

9 1.png

Крестьянин Иван Долбила. «Вот и вилы-тройчатки пригодились убирать да укладывать. Ну, мусье, полно вздрагивать». Худ. А.Г. Венецианов. 1812 год

– Насколько жестоко французы обходились в России с местным населением?

– Поскольку сельское население в большинстве своем с приближением неприятеля бежало в леса, в деревнях контакты с оккупантами не носили массового характера. В городах же завоеватели, конечно, грабили, мародерствовали, но до таких крайностей, как, скажем, в Испании или Египте, дело не доходило. Тем не менее в соответствии с архетипическими представлениями о неизменно присущей врагам Руси экстремальной, избыточной жестокости французам в русском фольклоре приписывали немыслимые в XIX веке деяния: «Француз силу нашу бьет, во полон живых берет, да с живых кожу дерет». Крестьяне были уверены, что раз недруг должен так поступать, значит, он так и поступает.

Былинные враги

– Как сложилось представление, что католики-французы – бусурмане, враги христианской веры?

– Представление об исходящей от иноземного неприятеля угрозе святой вере тоже связано с традиционным архетипом врага, ведь французов в фольклоре изображали по тем же калькам, что и супостата в былинах, исторических песнях. Там враги не имели четко выраженной этнической принадлежности: это одновременно могли быть и «татары», и «паны», и «литва», и «турки», и другие народы, с которыми на протяжении своей истории приходилось воевать русским. В наших былинах и исторических песнях запечатлен синкретический образ врага. Например, их герои нередко спрашивают незнакомца: «Ты из какой орды, из какой литвы?» Получается, что «орда» и «литва» здесь выступают синонимами. Или к вражескому предводителю могут обратиться: «Вельможный пан, турецкий султан!» В исторической же песне «Александр Невский» ее герой защищает Новгород от пришедших с севера (!) «крымских (!) татар». То есть фольклорные «крымские татары» тут подменили исторических шведов. В разных версиях одной и той же песни могут без ущерба для смысла упоминаться то «татары», то «паны», то «турки».

Для всех врагов русского народа неизменно характерны в фольклоре общие черты. Еще раз отметим, иноземный неприятель – всегда гонитель веры. Все враги приходят на Русь для того, чтобы уничтожить православную веру, все они глумятся над святынями, все мечтают превратить храмы в конюшни. А французы, сами того не подозревая, поступали на русской земле именно в соответствии с таким архетипом. По уставу армия Наполеона не пользовалась палатками: солдаты либо разбивали бивуак у костра, либо, если было холодно, располагались на ночлег в каком-нибудь большом общественном здании. Чаще всего им оказывалась церковь или монастырская постройка. А поскольку для военных, как писал Стендаль, тоже участвовавший в этом походе, обладание лошадью повышало шансы выжить, животных старались держать рядом с собой. Вот почему, подобно былинным врагам, французы вводили коней в русские храмы.

– Это выглядело как сознательное кощунство…

– В глазах русских крестьян – да, но не в глазах самих агрессоров. Не будем забывать, что армия Наполеона выросла из революции; она к религии в лучшем случае была равнодушна, а в худшем – враждебна. И безопасность своей лошади, а стало быть, и собственная для захватчиков была несравнимо более значима, чем уважение чьих-либо религиозных чувств. Но, с точки зрения русских крестьян, французы, вводившие лошадей в храмы, поступали в полном соответствии с синкретическим образом врага.

Еще одна черта архетипа иноземного неприятеля – стремление к грабежу. И французы ей тоже соответствовали – грабили как могли. Армия Наполеона, рожденная в революционное время, слыла наиболее грабительской в Европе. Вооруженные силы европейских монархов – «коронованных деспотов», как их называли в годы Французской революции, – состояли из хорошо вымуштрованных профессиональных солдат, а революционная армия стала результатом массового призыва. Солдат обучали перестроениям, штыковому бою, чуть меньше стрельбе и сразу отправляли на фронт. На то, чтобы привить им строгую субординацию и дисциплину, времени уже не оставалось. А потому самое оголтелое мародерство было едва ли не визитной карточкой наполеоновской армии.

– Образ врага в глазах русского солдата и офицера отличался?

– Солдаты с пленными обращались так, как положено: военная дисциплина в русской армии была на высоте. Что касается офицеров, не будем забывать: в то время еще существовала традиция рыцарской войны, поэтому вели они себя так, как было принято в XVIII–XIX веках – «по-джентльменски». Да и в русской пропаганде не было расчеловечивания врага. Правда, в первые дни войны, когда французы наступали, Синод рекомендовал священникам использовать в проповедях воинственные образы Ветхого Завета, однако когда армия Наполеона начала отступление, предлагалось обращаться уже к образам Нового Завета и, соответственно, темам прощения, гуманности, любви к ближнему.

в Успенском соборе верещагин 1.png

В Успенском соборе. Худ. В.В. Верещагин. 1887–1895 годы

Крестьяне считали, что все враги приходят на Русь, чтобы уничтожить православную веру, и поэтому глумятся над святынями. Французы, сами того не ведая, поступали именно так

Антирусская пропаганда

– Как французы воспринимали русских?

– Французская пропаганда рисовала Россию в негативном ключе еще со времен революции. Интересно, что Российская империя реально никак не участвовала в войне первой антифранцузской коалиции, но, если судить по карикатурам тех лет, французы хуже всего относились именно к англичанам и к Екатерине II. И в наполеоновской пропаганде накануне войны 1812 года использовали все те же образы: Россия дикая, опасная, там живут варвары. Русофобия, как сейчас говорят, – само это понятие появилось в XIX веке уже после Наполеоновских войн, – присутствовала в печати в полной мере. Нашу страну изображали своего рода анти-Европой, как убедительно показали в монографии «Россия во французской прессе периода революции и Наполеоновских войн» Андрей Митрофанов, Евгения Прусская и Николай Промыслов.

– Пребывание армии Александра I во Франции после поражения Наполеона изменило отношение французов к русским?

– Наши военные в Париже стояли относительно недолго, короткий период в 1814 году. Туда ввели самые дисциплинированные части, в том числе лейб-гвардии Казачий полк – личную охрану императора. Да, солдаты купались в Сене – и парижанки ходили смотреть на такую диковинку, – но вели себя по отношению к местному населению вполне лояльно. Если бы сами парижане не задирали русских, то и стычек бы не было. Потом, в 1815–1818 годах, на северо-западе Франции стоял корпус Михаила Воронцова. И тот сумел наладить отношения с местными жителями так, что за все три года больших инцидентов не случалось.

В околонаучной литературе можно встретить сообщения о том, что русские солдаты якобы насиловали француженок, но это всего лишь эхо военной наполеоновской пропаганды. Дисциплина в российской армии во время ее пребывания во Франции была жесточайшая. Сейчас в издательстве «Наука» к выходу в свет готовится книга Валентины Болт «Как русские оккупировали Францию», написанная на основе русских и французских архивных документов. Там отмечается, что пока наши войска находились во Франции, лишь однажды было выдвинуто обвинение в изнасиловании, но и то тут же снято.

– Но ничто не смогло сломить представление о России как о дикой стране?

– Да. Об этом рассказывается в недавно вышедшей интересной книге Андрея Гладышева «1814 год: "Варвары Севера" имеют честь приветствовать французов» – в заглавие вынесена фраза, с которой атаман Матвей Платов, иронизируя, обратился к французам на французском же языке. Автор подробно показывает, как складывалось восприятие во Франции русских. Если коротко, то увидели французы то, что и ожидали увидеть. Почему пошли легенды о том, что казаки безобразничали в 1814 году? Во-первых, наполеоновская пропаганда постоянно – особенно с января по март того года – запугивала население байками об ужасах, якобы творимых иноземными «варварами». Таким способом пытались поднять народ на сопротивление войскам антифранцузской коалиции. Во-вторых, казаками обыватели называли всех, кто носил незнакомую им форму и говорил не по-французски. И воевавших за австрийцев хорватов, и прусских гусаров – всех с перепугу считали казаками. Причем пруссаки во Франции действительно вели себя довольно сурово – в отместку за то, как ранее французы вели себя в Пруссии. И их деяния молва потом приписала казакам. А там и соответствующие предания появились. Таковы уж механизмы исторической памяти.

img146 1.png

Казаки в Париже в 1814 году. У статуи Аполлона в Лувре. Худ. Г.-Э. Опиц. 1814 год

«Саркози идет к своей Березине»

– Как французское общество отнеслось к поражению Наполеона в России?

– Во Франции о неудачном исходе русской кампании Наполеона узнали только из бюллетеня, в котором император объяснял, что это плохие погодные условия заставили его войска уйти из России. Там еще не представляли себе истинных масштабов трагедии, не знали, что большая часть французской армии полегла. Наполеоновская пропаганда очень хорошо работала: с первых же дней империи существовал такой порядок, что информация, не прошедшая через фильтры цензуры, в общество не попадала. Внешнеполитические новости сообщала только официальная газета Le Moniteur universel, а всем остальным изданиям позволялось их перепечатывать. Сведения поступали очень дозированно. В 1814 году, по мере приближения союзников к границам Франции, пропаганда убеждала подданных империи, что иноземцы непременно станут грабить и насиловать, а потому всем миром надо подняться на борьбу с ними. Но организовать народную войну у себя на родине Наполеон не сумел. Для этого нужен был очень сильный мотив, например угроза религии или традиционным ценностям, а население такой угрозы со стороны армий коалиции не видело.

– Как французы оценивают свое поражение, если говорить об историографической традиции?

– В разные периоды оценки звучали разные. Были те, кто говорил, что Наполеон выиграл в России все сражения, но проиграл войну. Однако современные историки дают гораздо более взвешенную оценку, считая, что происшедшее в 1812 году было страшной трагедией. Именно так, кстати, – «Страшная трагедия» – называется книга французской исследовательницы Мари-Пьер Рэй – пожалуй, лучшая на сегодняшний день о тех событиях.

– А в массовом сознании русская кампания сохранилась?

– Нет, там в массовом сознании вообще мало что сохранилось о событиях 1812 года, но понятие «Березина» осталось как синоним катастрофы. Так, когда у президента Николя Саркози дела в политике стали совсем плохи, газеты предупреждали: «Саркози идет к своей Березине».