Единственный премьер

«Мемуары неудачника» – так, наверное, можно назвать книгу воспоминаний Валентина Павлова, единственного главы советского правительства в статусе премьер-министра, точку в карьере которого поставил августовский путч 1991 года

В январе 1991-го после отставки первого горбачевского премьера Николая Рыжкова Совет министров СССР был переименован в Кабинет министров, а его глава стал называться не председателем Совета министров, как шло со сталинских времен, а премьер-министром. Почти как в Великобритании. Так сменивший Рыжкова Валентин Павлов оказался единственным советским «премьер-министром»: ни до ни после такой должности не было (вслед за его арестом по делу ГКЧП ее упразднили). Павлов занимал этот пост недолго, меньше девяти месяцев, но зато в ключевой период нашей истории – с января по август 1991 года…

Премьер Павлов запомнился советским людям прежде всего благодаря обмену денег – «павловской реформе», которая, как декларировалось, должна была изъять из денежного оборота значительную часть средств, накопленных подпольными и криминальными структурами. Хотя планы у него были гораздо более амбициозными: остановить деградацию советской экономики, развал хозяйственных связей, финансовый и налоговый кризис, процесс распада Союза. Не удалось! А казалось, что возможности для этого были…

Михаил Горбачев назначил Павлова главой правительства в момент, когда его извилистый и противоречивый политический курс сделал очередной разворот. В терминах тех лет президент СССР от «левой» политики перешел к «правой». От довольно мягкого отношения к сепаратистам из союзных республик, опоры на столичную интеллигенцию и свободную прессу, заигрывания с «демократами», настаивавшими на ускорении политических и экономических реформ, Горбачев развернулся в противоположную сторону – к силовым структурам и тем, кто требовал жестко пресечь центробежные тенденции, остановить реформы, «подморозить» страну. В этом и был шанс Павлова.

Премьер-министр СССР Валентин Павлов на сессии Верховного Совета СССР. 1991 год

Символом того времени можно назвать попытку советских войск взять под контроль Вильнюс – столицу сепаратистской Литвы, несостоявшийся «советский Тяньаньмэнь». Несостоявшийся, потому что в последний момент Горбачев пошел на попятную – и отменил приказ войскам. И процесс распада страны продолжился…

Павлов стал экономическим «мозгом» советских державников, причем вполне реформистским, не консервативным. Его подход к реформам, за неимением лучшего определения, можно, наверное, назвать «китайским».

Как профессиональный финансист он делал ставку на переход от государственного планирования в «штуках» и «тонно-километрах» к планированию в рублях. Поздний СССР нуждался, по сути, в новой индустриализации, смене доминирующего корпуса технологий на «интенсивные, наукоемкие, требующие больших инвестиций». Однако сталинские рецепты индустриализации воспроизвести было уже нельзя: исчезли избыточные резервы рабочей силы и резко ухудшилась экологическая ситуация, дальше строить заводы, игнорируя природные издержки, стало невозможно. Что же делать? «Предполагалось, что сфера государственного регулирования экономики, во-первых, перестанет быть всеобъемлющей, а во-вторых, само это регулирование будет вестись в рамках товарно-денежных отношений». Первым шагом должна была стать реформа ценообразования, в основе своей остававшегося неизменным со сталинских времен. Вторым – реформа системы оплаты труда. Предлагалось сделать ее более дифференцированной, включить денежные стимулы на всю катушку, позволить людям зарабатывать больше – и больше приобретать. Кроме предметов личного потребления необходимо было разрешить покупать и средства производства. Это открывало путь к формированию в экономике наряду с государственным частного сектора, основанного на частной же собственности. Тогда появились бы стимулы для высокопроизводительного труда, которые почти исчезли в позднесоветский период: «Больше половины произведенного национального дохода мы стали распределять бесплатно… чем больше и лучше люди трудились, тем относительно меньше они начинали зарабатывать». Иначе наиболее активные слои общества в условиях научно-технической революции «не смогут, да и не захотят довольствоваться такой перспективой».

Таков был эволюционный путь реформирования, которое нужно было запускать еще в начале 1980-х годов, но которое так и не состоялось ввиду сопротивления самого верхнего эшелона партийной элиты во главе с генсеком. Главное обвинение, которое Павлов в своей книге выдвигает против Горбачева, – тот никогда не думал ни о стране, ни о ее экономике, но всегда пекся только о личной власти. Именно Горбачев многократно блокировал реформу потребительских цен, без которой не могли быть выправлены социально-экономические пропорции, а точнее, диспропорции, упорно тянувшие экономику страны на дно. По мнению Павлова, реформа советского экономического механизма была неизбежна: нужно было менять весь механизм управления! «Исторически Горбачеву выпала лишь роль акушера. Но, увы, он не справился с ней, показал себя… беспомощным политическим "коновалом"». Он раз за разом откладывал и переносил принятие экономических решений, отдавая приоритет политике.

Например, вместо планировавшегося на декабрь 1986 года Пленума ЦК КПСС по экономическим вопросам, где должны были обсуждаться важнейшие преобразования, провел в январе 1987-го Пленум по… политической реформе! А точнее – по проблеме кадров брежневского периода, которые он как политик страстно хотел заменить. И примеров такого стиля – трескучей популистской риторики, прикрывающей узкие политические цели Горбачева, но игнорирующей настоятельную необходимость реальных экономических преобразований, – Павлов приводит немало. Один из таких сюжетов развернулся вокруг проекта нового Союзного договора, который планировалось подписать в августе 1991 года. Знаменуя политический компромисс между советским лидером и руководителями 10 республик, согласившихся остаться в составе обновленного Союза, этот проект, по мнению Павлова, кардинально менял экономические правила игры на пространстве СССР и его «без всякой необходимости крушил, раздирал на части». Его прогноз таков: в случае подписания Союзного договора экономика страны должна была рухнуть в течение ближайших шести месяцев, а за ней последовало бы и государство. И хотя договор так и не был подписан, страна все-таки распалась – и даже раньше. Такой оказалась плата за амбиции лидера, не подкрепленные компетентностью и волей к необходимым преобразованиям. Вероятно, это закономерный итог «отрицательного отбора», характеризующего путь к власти в позднем СССР: в партийную верхушку попадали не самые талантливые, компетентные или патриотичные, а самые лояльные, изворотливые и угодливые. Неудивительно, что в решающий момент такие «вожди» потеряли страну – и даже не поняли, как это произошло…

Павлов В.С. Упущен ли шанс? М., 1995

Павлов стал экономическим «мозгом» советских державников, причем вполне реформистским, не консервативным

Фото: НАТАЛЬЯ ЛЬВОВА, АЛЕКСАНДР ЧУМИЧЕВ, ВАЛЕНТИН СОБОЛЕВ/ТАСС