Объединяющее начало

О причинах принятия христианства и его культурном влиянии на Русь в интервью «Историку» рассказал профессор Московской духовной академии, ведущий научный сотрудник ИМЛИ РАН, доктор филологических наук Владимир Кириллин

Исторический выбор святого равноапостольного князя Владимира среди прочего был обусловлен и вполне рациональными соображениями. Христианская религия призвана была консолидировать раскалывающийся славянский мир, которым правил Владимир Святославич.

От язычества к христианству

– Что послужило причиной поисков веры, предпринятых князем Владимиром? Зачем ему это было нужно?

– Потребность в некоей объединительной вероучительной системе, судя по всему, была осознана Владимиром, как только он вступил на престол. К этому времени единство восточнославянских племен, которое возникло при князе Олеге и отчасти при Игоре, было утрачено. По крайней мере, после гибели Игоря это единство дало мощные трещины. Видимо, понимая это, Владимир Святославич и занялся активным воссоединением территорий и племен. Оттого первая половина его правления, дохристианская, – это сплошные походы: к радимичам, к вятичам, на Волжскую Булгарию, на хазар. Очевидно, он думал не только о военно-политической, но и о религиозной консолидирующей составляющей. Именно этим можно объяснить его попытку создать общеславянский пантеон.

– Языческий, с Перуном во главе…

– Совершенно верно. И Владимир этот пантеон создал. Но, вероятно, эта попытка оказалась неудачной. Автор «Повести временных лет» достаточно внятно пишет о том, что восточнославянские племена очень сильно различались и по характеру своей жизни, и по уровню культуры, поэтому нужно было искать что-то, что в равной степени стало бы общим для всех.

Должно быть, Владимир Святославич пришел к выводу, что надо искать какую-то другую религиозную основу для объединения. Тем более что к тому моменту, когда он это понял, практически вся Европа была уже христианизирована: ближайшие соседи, в том числе правители Болгарии, Чехии, Польши, – все уже приняли христианство. Более того, некоторое число христиан имелось в самом Киеве и, по-видимому, даже в княжеском окружении, так что определенный задел существовал. Не будем забывать, что бабушка князя Владимира, княгиня Ольга, также была христианкой. А еще иногда высказываются предположения (правда, весьма осторожные), что и Ярополк, старший брат Владимира Святославича, симпатизировал христианству.

– Считается, что расчет князя Владимира оправдался: принятие христианства стало консолидирующим фактором. Но насколько быстро оно распространялось?

– Конечно, приняв христианство, князь совершил определенные шаги, чтобы каким-то образом вовлечь в сферу христианской культуры как можно более широкие массы своего народа. Мы знаем из летописи, что он организовал школьное обучение, попытался к нему приобщить боярских и княжеских детей. Школы дали, как видно, достаточно хорошие результаты. Об этом мы можем судить, например, по «Слову о законе и благодати» митрополита Илариона – блестящему литературному произведению, которое было создано всего через несколько десятков лет после Крещения Руси.

Распространялось христианство в первую очередь через города. В сельской среде этот процесс шел значительно медленнее. Во-первых, потому, что трудно было найти достаточное количество священнослужителей. Владимир, безусловно, привез какую-то часть духовенства и учителей из Херсонеса; какая-то часть, судя по всему, прибыла из Греции и какая-то из Болгарии, которая к тому времени вошла в состав Византийской империи, утратив свою самостоятельность. Но этого все равно было мало. Во-вторых, фактором торможения христианизации стало сопротивление подданных. Случалось, что славянские племена, подвластные Владимиру, противились крещению. В летописи есть кое-какие сведения на этот счет, к примеру о новгородском восстании 1071 года.

Так что с распространением христианства были проблемы, хотя, очевидно, процесс этот проходил все-таки довольно гладко, миролюбиво. У историков есть даже такое мнение, что собственно славянское население легче и быстрее восприняло идеи христианства, чем финно-угорские или балтские народы, которые тоже жили на территории Древней Руси. Они крепче держались за свои языческие традиции. Но, видимо, сопротивление преодолевалось относительно легко благодаря тому, что язычество не было единым, если говорить о системе ценностей.

Особенно показательно всегда сравнение: мы знаем, как христианизировалась, скажем, Западная Европа, та же Германия, и как этот процесс шел у нас. Все-таки у нас это был достаточно мирный процесс, без меча и крови.

Преемственность и новация

– В какой мере языческие традиции вплетались в христианскую канву?

– В высокой мере, причем такое сближение характерно не только для славян. Самые первые христианские общины тоже стремились каким-то образом приспособить языческую культуру к новой вере: например, ими перенимались некоторые погребальные традиции язычников. И у нас было так же. Кроме того, из «Повести временных лет» мы знаем, что храмы ставили на местах языческих капищ, тем самым, с одной стороны, как бы утверждая победу христианства над язычеством, а с другой – подчеркивая некую преемственность.

При этом многие народные традиции сохранялись и надолго укоренялись в христианском сообществе. Вплоть до наших дней. Вот на Троицу храмы украшают березовыми ветками или блины едят во время Масленицы – эти обычаи восходят к язычеству. Так что, безусловно, шел активный процесс взаимодействия. Конечно, чем более крепла Церковь, тем активнее она боролась с языческими пережитками.

– Как вы оцениваете культурную составляющую Крещения Руси?

– Приобщение к христианству благотворно сказалось на всей общественной жизни Древней Руси, включая ремесла, искусства, науки. Развернулось широкое градостроительство. Первый каменный храм в Киеве – Десятинная церковь (Пресвятой Богородицы) – был возведен при Владимире Святославиче. Конечно, открылась совершенно новая страница русского зодчества, до этого у нас не было каменного строительства.

Греческий, то есть византийский, вклад в развитие Руси несомненен. Из Византии к нам приезжали школьные учителя, иконописцы, архитекторы, книжники. Монастыри как очаги образованности тоже сыграли свою роль. Есть пример Киево-Печерского монастыря, где велась активная книжная деятельность. Нужно сказать, что христианская культура ко времени Крещения Руси в значительной степени была славянизирована. И здесь нельзя не вспомнить о подвиге святых братьев Кирилла и Мефодия, которые заложили основы для формирования славянского книжного фонда и оставили целую плеяду учеников. Через православных болгар и сербов к христианской культуре приобщались и восточные славяне.

В итоге довольно скоро у нас стали появляться несомненные шедевры архитектуры, иконописи, музыкального искусства. Греческие образцы не только копировались – они адаптировались, редактировались, дополнялись. В них привносились славянские мотивы. Каменные стены киевского Софийского собора возводились как бы в подражание Софии Константинопольской, но в конечном счете был создан иной по архитектурным решениям храм. То же самое происходило и в других сферах творчества.

Прибытие в Киев епископа. Гравюра Ф.А. Бруни. 1839 год

– Вы сказали про строительство Софийского собора в Киеве. Означает ли это, что уже при Ярославе Мудром получила распространение идея, будто Киев является неким подобием Константинополя или, как считают некоторые, даже Иерусалима?

– Да, Киев воспринимался как новый Иерусалим: ощущая свою преемственность по отношению к Константинополю, он через Константинополь связывал себя с Иерусалимом. В древнерусской литературе можно найти немало свидетельств, подтверждающих это. Но, между прочим, подобный ход мысли – не исключительно киевская особенность. Многие европейские столичные города точно так же были связаны через духовную преемственность с Иерусалимом – это была широко распространенная в рамках христианской культуры раннего Средневековья традиция. Христианам, где бы они ни находились, хотелось каждодневно ощущать свою близость к Святой земле. Отсюда образные параллели с нею в архитектурной организации мест их реального проживания, в литературных произведениях, в иконописи. Все это было вполне очевидным способом самоидентификации: мы – чада Христовы, а значит, наследники Священной истории и освященной Его жертвенной миссией земли.

Кстати сказать, потом, когда началось возвышение Москвы, она постепенно осознала факт своей духовной преемственности по отношению прежде всего к Киеву, а через Киев – уже к Константинополю и Иерусалиму. Но на первом месте все-таки была параллель с Иерусалимом. Константинопольская идея стала преобладать с конца XV века – после падения столицы Византии под ударами турок и сосредоточения политической власти в руках московского великого князя. Именно в этот период Москва объявила себя Третьим Римом, подразумевая, что Первый – это собственно Рим, а Второй Рим – Константинополь. При этом разрабатывался другой аспект преемственности, а точнее говоря, наследничества: к московским государям, царям перешла власть римских и византийских императоров.