Временщики и доброхоты

Кем был в действительности фаворит императрицы Анны Иоанновны герцог Эрнст Иоганн Бирон – «злым гением», с влиянием которого связывали разорительное для России всевластие немцев, или «кризисным менеджером», взявшим на себя ответственность за управление страной?

«Бироновщина» стала уничижительным клеймом всего аннинского десятилетия, превратившись в синоним всего самого плохого, что может произойти со страной: бездумного расточения казны, засилья иноземцев во власти и армии, пренебрежения национальными интересами, создания системы шпионажа и доносов, расправ над патриотически настроенной политической элитой и духовенством. Именно поэтому к временам Анны Иоанновны было принято относиться как к самой позорной странице русской истории XVIII века. Шаблоны оказались на редкость живучими. Они проявились и в романистике, и в кино: например, на противостоянии со злокозненными немцами во многом построен сюжет многосерийного телефильма «Михайло Ломоносов» (1986), а образы Анны Иоанновны, Эрнста Иоганна Бирона и даже фельдмаршала Христофора Миниха выдержаны там в карикатурном ключе. Но столь прямолинейная оценка не может быть объективной.

Сын корнета

Беглый взгляд на его биографию не обнаруживает ничего демонического – искатель счастья, отчасти авантюрист, отчасти деятельный управленец, каких немало было в галантном XVIII веке. Бирон – выходец из небогатых мелкопоместных остзейских дворян, хотя всю жизнь ему неумолимо сопутствовала молва о низком происхождении. Сын (по слухам, незаконнорожденный) корнета польской армии, он смолоду пытался найти себе достойное применение в России. В Курляндии – небольшом государстве, существовавшем на юго-западе современной Латвии, – правила тогда Анна Иоанновна, племянница Петра Великого и вдова безвременно скончавшегося вскоре после свадьбы в 1711 году герцога Курляндского Фридриха Вильгельма. Ее дворец в Митаве (ныне Елгава) выглядел полузаброшенным, но влияние растущей молодой России, с которой Анна не теряла связи, притягивало к ее двору честолюбцев. В 1718-м 28-летнему Бирону повезло: он вошел в окружение курляндской герцогини. Скорее всего, протекцию ему составил отец будущего канцлера Петр Бестужев-Рюмин, в то время лицо, приближенное к Анне Иоанновне, по существу – правитель Курляндии. Через несколько лет Бирон, постепенно набиравший вес при дворе в Митаве, переиграл своего благодетеля, став единственным и незаменимым фаворитом Анны – до последних ее дней. С конца 1720-х до 1740 года.

Счастливый случай для них обоих выпал в январе 1730 года, когда Анну Иоанновну призвали на российский трон после смерти юного императора Петра II. Сначала она поостереглась брать с собой в Москву фаворита. Он явился в Россию, когда «затейка верховников», желавших ограничить власть монархини, провалилась и Анна Иоанновна стала полноправной самодержицей. Бирон прибыл к коронации, на которой присутствовал уже в качестве обер-камергера и кавалера высших российских орденов. Его возвышение тут же заметили в Европе: император Священной Римской империи Карл VI немедленно прислал ему диплом графа, саксонский курфюрст Август II – «верховых лошадей необычайной красоты». Искали дружбы Бирона и отечественные сановники.

Шествие в Успенский собор Московского Кремля в день коронации Анны Иоанновны. Гравюра XVIII века

После столь резкого и неожиданного взлета в 40 лет трудно было сохранить хладнокровие, и некоторые ушлые политики полагали в то время, что Бирону долго не удержаться. Но он не стал почивать на лаврах: взял в свои руки дипломатию, регулярно принимал иностранных послов и при этом достаточно умело проводил выгодную для Российской империи политику. Сказывались уроки Бестужева… Недаром уже в опальные дни Бирон признавал: «Иностранные, до государства относящиеся, дела мне известны». Сохранившаяся дипломатическая переписка свидетельствует, что он не принял предложения прусского короля Фридриха Вильгельма I, который пытался сделать Бирона своим союзником. Пруссаки собирались проглотить Саксонию и Польшу, но фаворит Анны Иоанновны считал это невыгодным для России и в торг не вступил. Все-таки он ощущал себя русским подданным куда в большей степени, нежели немцем, хотя так и не принял православия.

Генерал-фельдмаршал Х.А. Миних (1683–1767)

«Немецкая партия»

Известно эффектное высказывание историка Василия Ключевского, что при Анне Иоанновне немцы «посыпались на Россию, как из прохудившегося мешка». Но этот диагноз гораздо больше подходит петровскому времени, а не аннинскому – уже тогда, задолго до появления при русском дворе Бирона, начался ропот против засилья иноземцев. Публицист Иван Посошков в «Книге о скудости и богатстве» за пять лет до воцарения Анны писал: «Верить иностранцам вельми опасно: не прямые они нам доброхоты… Мню, что во всяком деле нас обманывают и ставят нас в совершенные дураки. А иные затейки и прихоти их мочно и приостановить, дабы напрасно на Руси богатство не истощали».

Фельдмаршал Христофор Миних (сам поступивший на русскую службу в 1721 году в чине генерала), правая рука Анны Иоанновны по военной части, понимал, что нужно сглаживать петровские перекосы, и многое сделал на этом пути. К началу бироновщины в русской армии насчитывалось 30 генералов коренного происхождения и 41 – из заезжих. После десятилетия «немецкого засилья» ситуация изменилась. Генералов-великороссов по-прежнему оставалось три десятка, а число иностранцев, носивших в России генеральские звания, сократилось на 10 человек. Красноречивый документ – «Описание российских военачальников», которое составил Миних в 1737 году для императрицы. Там есть как критические, так и комплиментарные характеристики генералов и коренного, и немецкого происхождения. Никакой предвзятости.

Тот же Миних упразднил и финансовые привилегии, которые Петр I предоставил «варягам». До 1731 года, к примеру, полковник иностранного происхождения, поступивший на русскую службу, получал 600 рублей в год, сын иностранца, уже прижившийся в России, – 400 рублей, русский дворянин – 200 рублей. С одной стороны, это объяснялось необходимостью привлечения иностранных знатоков военного дела, а с другой – учитывалось, что русские получают доход со своих поместий. Миних прекратил эту практику, уравняв жалованья. Активно развивалось обучение русских военных кадров в гвардейских полках. Открылся Сухопутный шляхетный кадетский корпус, формировавший будущую военную элиту главным образом из русского дворянства. Все эти шаги вряд ли можно объяснить неким «русофильством» Миниха – скорее он действовал исходя из своих представлений о политической целесообразности. А что до могущественной «немецкой партии», то Бирон был остзейцем, Миних – выходцем из Ольденбурга, выдающийся дипломат петровского призыва Андрей Остерман – из Вестфалии. И каждый из них в Петербурге сам боролся за место под солнцем. Ни культурного, ни религиозного единства среди тех, кого в России называли «немцами», не наблюдалось.

Здание Сухопутного шляхетного кадетского корпуса (бывший Меншиковский дворец). Гравюра XVIII века

Притеснения и расправы

Духовником императрицы был настоятель Троице-Сергиева монастыря Варлаам (Высоцкий), но куда более заметную роль при дворе играл идеолог петровских реформ Феофан Прокопович, который, по сути, возглавлял Святейший синод с 1722 года до самой своей смерти. Для Русской православной церкви это было трудное время – и во многом именно из-за всевластия архиепископа Феофана. Со своими противниками он не церемонился, а поводы для строгих наказаний находил легко. Так, влиятельного киевского архиепископа Варлаама (Вонатовича) сослали простым монахом в Кирилло-Белозерский монастырь за то, что он не отслужил торжественного молебна при получении известия о воцарении Анны Иоанновны. И такие расправы стали для Феофана постоянным инструментом укрепления собственной власти над церковью.

Он старался ослабить влияние монастырей, которые считал оплотом старой, отсталой, допетровской России. В 1734 году, продолжая политику Петра I, Феофан продавил указ, запрещавший принимать в монахи всех мужчин, кроме овдовевших священнослужителей и отставных солдат. За недозволенный постриг настоятелей отправляли в пожизненную ссылку, а новопостриженного лишали монашеского звания и подвергали телесным наказаниям. Примириться с такими мерами было сложно – и православные проклинали «чужеземцев у власти», и прежде всего немца, «окрутившего» императрицу. Но Бирон, убежденный лютеранин, в дела православной церкви не вмешивался ни тайно, ни явно. Это подтверждают архивы Синода и протоколы Кабинета министров. Увы, среди духовенства легенда о «враге православия» Бироне утвердилась надолго.

Архиепископ Феофан Прокопович (1681–1736)

Благородным противником Бирона, представителем «русской партии» традиционно называют кабинет-министра Артемия Волынского. Однако в ближний круг императрицы его ввел не кто иной, как ее фаворит, считавший, что этот энергичный политик станет противовесом для слишком вознесшегося Остермана. Идеализировать «патриота» Волынского трудно. Ведь именно он организовал шутовскую свадьбу князя Михаила Голицына с Авдотьей Бужениновой в Ледяном доме, считающуюся одним из самых очевидных проявлений дикости нравов того времени.

В политике Волынскому помешал взрывной нрав. Он мог в сердцах оскорбить (за глаза, конечно) и Бирона, и саму императрицу. В результате против Волынского объединились Бирон и Остерман. Поводы для опалы и суда нашлись быстро: в дни подготовки шутовской свадьбы кабинет-министр «в апартаментах императорского величества» избил поэта Василия Тредиаковского, который писал стихи к этому торжеству. Кроме того, Волынский обвинил Бирона в желании «из личных интересов» за счет казны возместить убытки Речи Посполитой, по территории которой проходили русские войска. Бирон уличил оппонента в клевете… Обошлись с бывшим кабинет-министром жестоко: следствие получило показания о его «злом умысле против персоны ее величества» – и Волынского четвертовали. При этом не нужно забывать, что на его место пришел не какой-нибудь «фон», а Алексей Бестужев-Рюмин (тот самый будущий канцлер, сын бироновского благодетеля), природный русак, который получил даже конфискованную у «злодея» усадьбу. Бирон, курировавший внешнюю политику России, ценил бестужевские дипломатические таланты.

Кабинет-министр А.П. Волынский (1689–1740)

«Имел несчастие быть немцем»

Самое очевидное доказательство отсутствия спаянной «немецкой партии» при русском дворе – заговор против Бирона, который после смерти Анны Иоанновны стал регентом при младенце-императоре Иоанне Антоновиче. Фаворита арестовал не кто иной, как фельдмаршал Миних.

В чем Бирону точно нельзя отказать, так это в умении стойко переносить взлеты и падения. Он познал и близость к верховной власти, и далекую ссылку, и неожиданную для многих милость новой императрицы Елизаветы Петровны, которая помнила, что, будучи всесильным фаворитом, тот бескорыстно помогал ей, не дал погрязнуть в нужде. А занявшая в 1762 году престол Екатерина II нашла для постаревшего Бирона наилучшее применение: он закончил жизнь герцогом Курляндским, многое сделав для присоединения этой земли к России. Фактически герцог расширил пределы империи, которой служил.

Но славу Бирона не назовешь завидной. Для Елизаветы Петровны борьба с иноземным засильем стала политической программой, которая привлекала на ее сторону многих молодых дворян и вызывала сочувствие духовенства. Имелся и внешнеполитический контекст. Преувеличение немецких злоупотреблений в России стало любимой темой французских публицистов и политиков, которые в первые годы правления дочери Петра пытались выстроить ось Париж – Санкт-Петербург в обход германских монархий. Любопытно, что немцы-мемуаристы (прежде всего два Христофора, Миних и Манштейн) тоже старались изобразить Бирона чудовищем, а вот историк Николай Карамзин, который смог ознакомиться с материалами политических дел 30–40-х годов XVIII века, считал: «При императрице Анне важнейшую роль играл, бесспорно, Бирон; но он совсем не был так жесток, как описали его современники; имел даже многие благородные свойства».

Новая волна ненависти к бироновщине поднялась в 1835 году, после выхода в свет исторического романа Ивана Лажечникова «Ледяной дом», в котором он представил всесильного фаворита настоящим проклятием России. Александр Пушкин, отмечая художественные достоинства книги, написал Лажечникову о несоответствии романа исторической правде. Поэт заступился за «чудовище»: «О Бироне можно бы также потолковать. Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа. Впрочем, он имел великий ум и великие таланты».

«Иноземный гнет» клеймили декабристы, по тому же поводу иронизировал генерал Алексей Ермолов («Государь, произведите меня в немцы!») – но все это относилось не к эпохе дворцовых переворотов, а уже к царствованию Александра I, когда в империи появилось достаточно образованных и способных офицеров и чиновников. А в первой половине XVIII века без «варягов» невозможно было создать ни новую – пореформенную – систему управления, ни новое офицерство. России еще только предстояло доказать, что она может во множестве рождать «собственных Платонов», а также военачальников и грамотных бюрократов.

Что почитать?

Немцы в России. Встречи на перекрестке культур. Сборник статей. СПб., 2011

Записки фельдмаршала графа Миниха. Ред. и прим. С.Н. Шубинского. М., 2017

Фото: FINE ART IMAGES/LEGION-MEDIA, LEGION-MEDIA, РИА НОВОСТИ

Фото: FINE ART IMAGES/LEGION-MEDIA, LEGION-MEDIA, РИА НОВОСТИ