Пути империй

Ушла ли в прошлое эпоха империй? Об этом в интервью журналу «Историк» размышляет выдающийся современный историк, член Британской академии, иностранный член РАН Доминик Ливен

Империя для академика Доминика Ливена, потомка российских имперских аристократов, – это прежде всего антитеза народному суверенитету и национальной независимости, по его словам – «доминирующим идеологиям современного мира». Но это, что называется, «определение от противного». А что в «позитиве»?

Что есть империя?

– Термин «империя» часто используют в негативном ключе. Во всяком случае, в постколониальный период империя, империализм – это что-то плохое. Но если отбросить пропагандистские клише, которые прилагали и прилагают к этому термину, что такое империя?

– Я бы начал ответ на ваш вопрос с того, что, на мой взгляд, негативно относиться к империи – это значит негативно относиться к прошлому человечества как таковому. Потому что история империй – это очень большая (если не сказать бóльшая) часть человеческой истории. Конечно, у империй были свои негативные стороны, но по крайней мере в одном отношении империи имели явное преимущество: нередко они оказывались более открытыми, более терпимыми, чем пришедшие им на смену государства-нации. Просто потому, что империя обычно отдавала себе отчет в том, что среди ее подданных есть разные народы, у которых разные вероисповедания, разные культурные нормы и традиции и т. д. А национальные государства этим частенько пренебрегали. В этом смысле априорно негативно относиться к империи, по-моему, просто глупо.

Но ваш вопрос был про определение империи, а это более сложное дело, поскольку в истории человечества существовало множество различных государств, различных политических систем, которые в разные времена назывались империями, и есть огромная разница между такими государствами. Тем не менее можно выделить несколько групп империй. Например, западноевропейские и заокеанские империи – это одна группа. Правда, и внутри этой группы есть различия, но их значительно меньше, чем различий с другой группой империй, которые существовали в Евразии и были созданы кочевыми народами. Это так называемые кочевые империи.

– В чем же ключевая разница?

– Упомяну хотя бы одно отличие: в случае с европейскими и трансокеанскими империями мы всегда имеем дело с осознанием носителями имперского духа – англичанами, французами, испанцами, немцами – своего культурного превосходства. Все они смотрели на аборигенов как на людей, неравных им в культурном отношении. Если же мы говорим о древних и средневековых евразийских империях, которые были созданы кочевыми династиями, то здесь культурный вектор был прямо противоположным. Будучи завоеванными, и китайцы, и индийцы, и персы в культурном смысле были гораздо выше завоевателей – и те отдавали себе в этом отчет. И таких отличий еще много. Это говорит о том, что рассчитывать на получение какого-то всеобъемлющего определения, под которое подпадали бы все известные науке империи, просто наивно.

Однако после того, что я вам сказал, я бы все-таки попробовал ответить на ваш вопрос по существу. Лично для меня империя – это, во-первых, очень большое государство, занимающее обширную территорию и включающее в себя множество народов. Во-вторых (и это, пожалуй, самое главное), государство, обладающее соответствующей мощью. Без мощи вы не империя. В этом смысле если вы никогда не были сильными, то вы никогда не были империей. Потому что вам нужна военная мощь и чтобы создать империю, и чтобы защитить ее. Но мощь необходима не только военная, не только политическая и не только экономическая – нужна еще культурная мощь, мощь идеологии. Ведь еще один фактор, касающийся империи как таковой, – это ее влияние, причем распространяющееся в веках, даже тогда, когда ее самой уже нет. В последней моей книге, которую я только что дописал, есть глава об Арабском халифате. Это была империя во всех смыслах – огромная, мощная для своего времени, со своей идеологией. И к тому же она сумела оставить после себя столь серьезные исторические импульсы, что они дают о себе знать до сих пор. Так что империя – это размеры, полиэтничность, мощь и историческое значение. Я бы так ответил на ваш вопрос.

– Имеет ли значение политическое устройство? То есть обязательно ли империя должна быть монархией? Может ли она быть республикой, например?

– В принципе может. Хотя громадное большинство великих империй были все-таки монархиями. Впрочем, к этому можно добавить, что вообще-то громадное большинство всех государств в истории были монархиями. Республик было многократно меньше, даже если брать в расчет крохотные города-государства и средневековые коммуны. Но конечно, для становления империи монархия подходит гораздо больше, потому что сами размеры имперского государства создают потребность в сильной централизованной власти, сосредоточенной в одних руках. Еще французский философ Шарль де Монтескьё писал, что размеры империи требуют сильной власти.

В результате подвига

– Как Петру I удалось, по выражению Пушкина, поднять Россию «на дыбы»? Чем объяснить взлет Российской империи в XVIII столетии?

– Во-первых, очень сильная монархия – без нее невозможно было бы осуществить петровский прорыв. Во-вторых, верный союзник в лице дворянства. При этом русская монархия никогда не становилась служанкой дворянства, как это было в Польше и до известной степени в Англии. Ей удавалось лавировать между группами высшего класса, и, несмотря на то что главной социальной группой, больше всех выигравшей от создания империи, являлась придворная знать, возможность подняться на вершину власти всегда существовала и для представителей среднего дворянства. В итоге монархия сохранила баланс между аристократическими семьями и средним дворянством.

Французский философ-просветитель Шарль де Монтескьё

– Вы много лет посвятили изучению Российской империи: чем она отличалась от других, что ее выделяет на общем фоне?

– Это очень интересная тема для ученого, потому что Россия представляет собой смешанный тип империй. С одной стороны, она относится к типу европейских империй. Ее история – это часть глобальной европейской экспансии. Как и все европейские империи, она несла цивилизационную миссию. Но с другой точки зрения, Россию как империю можно сравнивать и с великими империями Евразии. Получается, она где-то посередине. И именно из-за этого чрезвычайно интересна для исследования.

Россия уникальна и в другом смысле. Если вы посмотрите на большинство великих империй Евразии, то обнаружите, что они были созданы вокруг очень богатого сельскохозяйственного региона, у крупных торговых путей. Происхождение Российской империи совсем иное. Нет другой такой великой империи в истории человечества, которая находилась бы так далеко от главных мировых культурных и торговых центров. Земли, сельскохозяйственные возможности России в момент создания империи также были очень бедны и невелики по сравнению с Китаем, Ближним Востоком, Индией, средиземноморскими империями.

Это значит, что Российская империя была построена до известной степени против природы, усилием воли тех людей, которые ее населяли, той элиты, которая ею правила. И не будет преувеличением сказать, что создавать великую империю в этом геополитическом пространстве было самым настоящим подвигом. На мой взгляд, это многое объясняет в русской истории. То, что такое огромное государство вопреки всему все-таки возникло, многое говорит о принципах, на которых строилась Российская империя.

– О каких именно принципах?

– Ну, например, о принципах отношений между элитой, правящим классом (то есть дворянством) и самодержавной властью. По своему происхождению и статусу российское дворянство, конечно, было ближе к европейскому правящему классу, нежели к китайской бюрократии или высшей элите Османской империи. Но это все-таки были не феодалы в европейском смысле. Прежде всего русские дворяне не были столь автономны от власти, и на то имелась очень веская причина. Суть отношений между государством в лице российского монарха и дворянством – это военное товарищество. Только из-за того, что они стояли плечом к плечу, из-за того, что дворянство посвящало всю свою жизнь службе, стало возможным создание довольно эффективного государства.

Мы должны помнить, что в середине XVIII века число государственных чиновников в России было немногим больше, чем в Пруссии, а тогдашняя Пруссия – это примерно 1% территории Европейской России. То есть чиновников в Российской империи было крайне мало, и все зависело от очень тесного союза между монархией и дворянством. Без этого не возникла бы империя, не возникло бы эффективное Русское государство, которое в конце концов завоевало огромную часть Евразии.

А если бы российское дворянство было дворянством европейского типа, оно просто сидело бы на своих землях и дробило бы их до бесконечности между сыновьями. В итоге государство все равно существовало бы, но это было бы государство, не имеющее какого-либо исторического значения.

Развилки истории

– Как вы считаете, в начале XX века Российская империя была успешно развивающейся страной или загнивающей? На какой стадии она рухнула?

– Мой ответ: на обеих. Поскольку, с одной стороны, это была бурно развивающаяся страна. Ведь немцы начали Первую мировую войну в том числе и потому, что были уверены: через поколение Россия станет гораздо сильнее и тогда уже у Германии не будет шансов ее победить. Причина этому – бурный экономический рост Российской империи в предреволюционный период.

Утро на Куликовом поле. Худ. А.П. Бубнов. 1943–1947 годы

Но с другой стороны, существовала проблема, с которой столкнулись практически все страны европейской периферии (и на западе, и на юге, и на востоке), – это проблема создания устойчивого современного государства. С этой задачей не справился никто. В итоге если к началу XX века империи доминировали в этом регионе, то затем в течение шести десятилетий все они распались. Это значит, что ни одна из них не сумела решить задачи эволюционной модернизации, не смогла сохранить национальную сплоченность.

– На ваш взгляд, распад Российской империи был предрешен?

– Я так не думаю. Империя стояла перед очень трудными вызовами, с которыми она не справилась.

– О чем идет речь?

– Требовалась модернизация (то есть, в представлении большинства тогдашних образованных россиян, европеизация, либерализация) политической системы. Без этого дальше устойчивое развитие империи оказывалось под вопросом, но и сама по себе модернизация несла очень серьезные риски. Некоторые считают, что они были фатальными…

– Получается, и тот и другой сценарии развития создавали серьезные риски?

– Совершенно верно. Бедный последний император Николай II находился перед очень непростой дилеммой. Ведь многие советники говорили ему, что без либерализации будет революция, поскольку невозможно все так же, как и прежде, править обществом, где уже более 20 млн человек (в первую очередь городское население, образованные слои общества) мыслят европейскими категориями; что ими уже нельзя управлять при помощи механизмов бюрократического абсолютизма, уходящих корнями в XVIII век, в Петровскую эпоху; что опасно сохранять традиционную систему власти при давлении со стороны этой продвинутой части общества. И они были правы: империя нуждалась в обновлении.

Но более консервативные советники Николая II обращали его внимание на то, что громадное большинство жителей империи – это неграмотные или малограмотные крестьяне и что лишь часть населения – русские, а по периметру (и не только) России проживают другие народы, которые не всегда (как, например, поляки или финны) лояльны императорской власти. Эти советники совершенно справедливо полагали, что революционное движение, безусловно, употребит результаты либерализации на то, чтобы разрушить империю. Причем не только монархию и существовавшую политическую систему, но даже само европейское общество в России, которое революционерам было не менее чуждо, чем власть императора. Мнение этих советников тоже нельзя назвать ошибочным, и случившаяся революция в большой степени подтвердила их правоту.

То есть, с одной стороны, традиционная, сакральная, потомственная абсолютная монархия оказалась слишком архаичной и неспособной к обновлению. Но с другой – и те консерваторы, которые говорили, что без монархии, без сильного монархического государства империя не сможет существовать, также были правы.

Как бы то ни было, Николаю II приходилось лавировать между теми и другими, между русским европейским обществом и русским традиционным обществом, между либералами и консерваторами. И не исключено, что такая тактика ему удалась бы, если бы Россия смогла избежать участия в мировой войне. Но об этом мы можем только гадать.

Императору Николаю II приходилось лавировать между либералами и консерваторами. В среде виднейших бюрократов империи Сергей Витте (слева) и Петр Дурново (справа) наиболее зримо олицетворяли собой два этих полюса

Империя forever

– С вашей точки зрения, в современном мире существуют империи или время империй прошло безвозвратно?

– Это хитрый вопрос, но до известной степени как раз в нем суть моей новой книги. Конечно, империя в традиционном понимании – дело прошлого. Потомственная, сакральная абсолютная монархия – это уже история, а громадное большинство империй имело именно такую конструкцию. В этом смысле время империй прошло. Однако вернемся к моему определению: империя – это прежде всего обширная территория, многонациональный состав, мощь…

Если это так, то в мире до сих пор существуют государства больших размеров, в которых проживает много разных народов, и, разумеется, есть мощные государства – и в военном, и в экономическом, и в культурном плане. И что самое важное, примерно с середины XIX века (причем с каждым следующим поколением все больше и больше) становится очевидным: чтобы быть действительно великой державой, требуется быть империей. Ведь без ресурсов – людских, природных, экономических, военных – невозможно быть великой державой. Лишаясь всего этого, вы не просто перестаете быть империей…

Красная гвардия на Пятницкой улице в Москве. 1917 год

– …вы выпадаете из пула мировых лидеров.

– Совершенно верно! Интересно, что в течение первой половины XIX века казалось, что на самом деле огромные империи – это не самые мощные и не самые эффективные государства в мире. И об этом тоже писал Монтескьё. И это действительно было так, если сравнивать, скажем, тогдашние империи с европейскими государствами средних размеров – размеров, которые по меркам того времени были вполне сносными для эффективного управления. То есть Австрийскую империю – с Пруссией, а империю Великих Моголов или Цинскую монархию в Китае – с Англией и Францией. Это сравнение оказывалось не в пользу огромных империй, и это было справедливо для того периода.

Однако во второй половине XIX века все изменилось. Все больше и больше становилось ясным, что великие державы будущего столетия – то есть XX века – обязательно должны быть империями. В том смысле, что они обязательно должны иметь континентальные ресурсы, без которых они просто не смогут сохранить свой статус. При этом железная дорога, телеграф и другие новые на тот момент технологии создавали абсолютно уникальные возможности для эффективного администрирования и эксплуатации этих больших территорий. Технологическая революция дала второе дыхание имперским проектам! Это во-первых.

И во-вторых, после того, как Соединенные Штаты пережили кризис 1860-х годов, связанный с разрушительной Гражданской войной, а потом на протяжении жизни трех поколений осуществили стремительный экономический рывок, сопровождаемый демографическим ростом и развитием демократических институтов, стало очевидно: никакое европейское государство средних размеров не сможет соперничать с этим новоиспеченным заокеанским гигантом. Это дало еще один аргумент в пользу того, о чем мы говорили: чтобы быть великой державой, нужно быть империей. С конца XIX века уже никто не сомневался, что империя – это ключ к сохранению влияния, мощи, а в конечном счете и к полноценной субъектности в международных делах.

Открытие статуи Свободы. Худ. Э. Моран. 1886 год

Ключ без права передачи

– Европейские страны этот ключ потеряли?

– В известном смысле да. Европейский союз существует во многом из-за того, что маленькие страны Европы сами по себе уже не могут быть великими державами. Единственный их шанс – в консолидации. Но даже при этом есть риск (и не только риск, это почти неизбежно), что самые главные вопросы земного шара все равно будут решаться в Пекине, Вашингтоне или бог знает где еще, но точно не в Брюсселе, Лондоне, Париже или Берлине. Вы правильно сказали: с падением колониального мира ключ к сохранению былого влияния европейские страны утратили. И думаю, что безвозвратно.

– Для Европы это плохой сценарий…

– Конечно, это всегда опасно, когда самые существенные вопросы будущего целого народа или региона решаются другими народами или другими государствами. Потому что, как бы то ни было, они решают вопросы прежде всего в своих интересах, а не в чьих-то еще. Так что Европейский союз либо должен стать империей, либо рано или поздно ему придется попрощаться со своей субъектностью. Первый сценарий маловероятен: он вряд ли сможет стать империей из-за того, что сама по себе сегодняшняя Европа – по своему историческому происхождению, если угодно, – есть реализация современного концепта государства-нации. А этот концепт, как оказывается, неприемлем для мира как такового…

– Почему?

– Если и другим вслед за Европой принять принцип государства-нации, то вновь начнутся всеобщие войны и катастрофы. Ведь, например, за то, чтобы карта Восточной Европы перестала быть картой XIX века (то есть имперской картой) и превратилась в современную карту национальных государств, пришлось заплатить страшную цену, равную двум великим войнам прошлого столетия и бог знает какому числу более мелких, но оттого не менее кровопролитных гражданских войн и актов геноцида. Если Азия заразится этой европейской болезнью – национализмом, это будет конец мира. Раздробление 

Индии, Индонезии, Ирана (а они все – потомки великих империй) будет означать всеобщий кошмар. Если вы не верите в то, что это будет война всех против всех, которая займет столетия, посмотрите на Ближний Восток. Там осколки бывшей Османской империи, строящие при помощи своих европейских партнеров государства-нации, уже на протяжении целого века ведут между собой войны разной степени интенсивности. И конца этим войнам пока не видно. Впрочем, ставить крест на концепте государства-нации, безусловно, рано…

– Что вы имеете в виду?

– Не будем забывать: национализм является самой эффективной идеологией для того, чтобы сплачивать народ, легитимировать правительства и элиты, давать не только обществу как таковому, но и отдельному индивиду смысл жизни.

– Даже так?

– Именно! Осознание себя частью нации дает представление о достоинстве. И более того, понимание, что до известной степени ты – не только часть современного тебе социума (хотя сама по себе возможность ощущать себя частью целого – уже немало), но и часть продолжающейся истории. Истории, которая не заканчивается на тебе. «Я умираю, но нация не умирает, я маленький и слабый, но нация – это что-то большее, чем просто миллионы "я", и поэтому "весь я не умру"; социум, который будет после меня, и есть мое продолжение, я – часть его, и в этом мой шанс на бессмертие» – вот что такое понятие нации и вот в чем сила национализма. Нельзя недооценивать мощь и огромный потенциал этого чувства и этой идеологии. Но здесь же – в силе национального чувства, проявляемого то тут, то там, – кроется и одна из самых главных причин политической нестабильности в современном мире.

Отношения России и Китая в последние годы стали беспрецедентно доверительными. На фото: Владимир Путин и председатель КНР Си Цзиньпин в Московском Кремле

Империи на марше

– То есть время империй не прошло, империи просто трансформируются: меняют облик, содержание, перекрашивают фасады?

– И да и нет. Здесь требуется одно важное уточнение. Правители империй к концу XIX века стали осознавать свои территории как империи нации – нации как можно больших размеров. И то, что мы имеем сейчас, – это имперские нации, или нации-империи. Возьмите современный Китай – потомка самой великой имперской традиции, старейшей из всех империй, который сегодня нашел способ одновременно быть и империей, и нацией. Не будем забывать: путь от традиционной империи к современному государству оказался крайне трудным, китайская история ХХ века – это история революций, гражданских войн, тяжких поражений от внешнего врага, опасных падений и впечатляющих взлетов. Так что всегда нужно иметь в виду: трансформация империй – дорогое удовольствие.

России очень важно не попасть в зависимость от Соединенных Штатов в их соперничестве с Китаем. На фото: Владимир Путин и президент США Джозеф Байден на переговорах в Женеве в июне этого года

– В Советском Союзе США называли «оплотом империализма», но это была идеологическая оценка. А с академической точки зрения как обстоят дела: Соединенные Штаты – это империя?

– Для меня Соединенные Штаты – это империя. Но особая. Давайте опять вернемся к дефинициям. США – это, конечно, огромные размеры; в этом смысле признак империи налицо. Многонациональное государство – да. Хотя люди, которые создавали Соединенные Штаты, старались создать единую нацию: новые территории, которые входили в союз, становились штатами одного государства; и потому это империя особого рода. А еще США – это невиданная мощь, это колоссальное влияние, в том числе культурное, языковое…

– Как вы считаете, имперский путь развития присущ России как таковой? И является ли он необходимым условием ее существования в сегодняшнем мире?

– Пересоздать или старую Российскую империю, или СССР было бы безумием. Такого рода эксперимент сопряжен с масштабной экспансией и опасен для самого государства. Экспансия всегда таит риски, которые порой выходят на поверхность спустя десятилетия. Я, например, думаю, что, если бы Сталин не аннексировал Прибалтику и Западную Украину, центр Советского Союза (то есть славянские республики и, может быть, Казахстан) после 1991 года сохранился бы в рамках единого государства. Другими словами, можно было бы потерять коммунизм без того, чтобы потерять само государство.

Русский народ уже достаточно пострадал из-за того, что в ХХ веке сначала боролся дважды против немецкой экспансии, а потом – против всемирной мощи англо-американцев. Самое последнее, что ему нужно сейчас, – оказаться разменной монетой в борьбе между двумя нынешними сверхдержавами, Китаем и США. А значит, нужно лавировать. С одной стороны, Россия должна найти свое место в Евразии, где Китай – самая мощная держава. И при этом, с другой стороны, для нее очень важно не попасть в зависимость от Соединенных Штатов в их соперничестве с Китаем. Таким образом, ей во что бы то ни стало нужно сохранить свободу рук в отношении обоих этих гигантов.

Мы видим, что международные отношения становятся все более напряженными – отчасти из-за американо-китайского соперничества, но прежде всего из-за огромного давления, которое изменение климата окажет на народы и правительства. И поэтому нейтралитет, спокойствие, самодисциплина (не только правителей России, но и самого российского народа) – это крайне важные условия. Нужно сохранять холодное и дальновидное понимание собственных интересов, чтобы остаться в стороне от нарастающих опасностей теперешнего и будущего мира.

Что почитать?

Ливен Д. Навстречу огню. Империя, война и конец царской России. М., 2017

Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991). М., 2020

Фото: МАРИЯ МАЛИНОВСКАЯ, LEGION-MEDIA, РИА НОВОСТИ, © ЦГАКФФД СПБ, СЕРГЕЙ БОБЫЛЕВ/ТАСС