«Юноша-герой»

Кто стоял за загадочной смертью выдающегося полководца князя Михаила Скопина-Шуйского и почему долгие годы его имя находилось в забвении?

Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Парсуна XVII века (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Еще на рубеже XIX и XX веков фольклористами были названы два основных персонажа народных песенных сказаний и плачей из числа реальных исторических героев – это атаман Стенька Разин и молодой воевода Михаил Скопин-Шуйский.

С первым все ясно. Отчего же так притягателен был второй, наоборот боровшийся с вольницей Ивана Болотникова?

Думается, что этих фактов его биографии коллективная народная память вообще не хранила. Для народа «герой-юноша» (выражение Н.М. Карамзина) Скопин-Шуйский был жертвой царского коварства. «Гений Отечества» (еще одно выражение Карамзина), спаситель державы и веры православной, злодейски отравленный взамен благодарности, кто, как не он, соответствовал легенде о добром, но загубленном предателями-боярами «царе»? Песни о Скопине-Шуйском пелись по всей России – от Терека до Онеги…

А и тут боярам за беду стало,
В тот час оне дело сделали:
Поддернули зелья лютова,
Подсыпали в стокан, в меды сладкия…
«А и ты съела меня, кума крестовая,
Молютина дочи Скурлатова!
А зазнаючи мне со зельем стокан подала,
Съела ты мене, змея подколодная!»

История загадочной смерти Скопина-Шуйского (отравленного, как уверяют сказания, дочерью Малюты Скуратова Екатериной Шуйской) чем-то напоминает не менее таинственную смерть другого Михаила – знаменитого полководца Скобелева. Оба имели слишком много явных противников и тайных завистников и оба могли двинуть историю России по иному пути...

Портрет без ретуши

Рюрикович в двадцать втором колене, четвероюродный племянник царя Василия Шуйского, Михаил Васильевич Скопин-Шуйский появился на свет в ноябре 1586 года под звон колоколов в честь праздника Собора Архистратига Божия Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных. Произошло ли это в Москве, или в Новгороде, где в тот год его отец был наместником, или, может быть, в родовой Кохомской волости под Шуей – точно неизвестно.

Князь с молоком матери впитал славу своих предков. Его род вел происхождение от Андрея Ярославича, великого князя владимирского в 1248–1252 годах, младшего брата Александра Невского. Князь суздальский и нижегородский Василий Кирдяпа стал родоначальником Шуйских, а один из его потомков – Иоанн Васильевич Скопа – дал начало ветви Скопиных-Шуйских. Хотя происхождение фамилии увязывается с расположением его вотчины в рязанских местах, где водилось большое количество одноименных хищных птиц семейства ястребиных и где позже возникнет Скопинская слобода (ныне город Скопин), родовое прозвище как нельзя лучше соответствовало образу его правнука-полководца. Долгое кружение вокруг и около противника, хорошо продуманный выбор цели, внезапный удар и разгром врага – такова была типичная тактика Михаила Скопина-Шуйского.

Иван Болотников перед царем Василием Шуйским в 1607 году (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Его отец Василий Федорович, воевода Сторожевого полка во время похода в Ливонию, в 1577 году был пожалован в бояре. С 1579-го он был воеводой в Пскове и в 1581–1582 годах вместе с князем Иваном Петровичем Шуйским возглавлял знаменитую оборону этого города, осажденного армией польского короля Стефана Батория. Храбрость и стойкость боярина были прославлены автором воинской повести, посвященной этим событиям. В 1584-м Василий Скопин-Шуйский получил назначение наместником в Новгород – эту должность спустя четверть века наследует его сын. Еще раз новгородским наместником он будет назначен в тревожном 1591 году, в самый разгар обострения русско-шведских отношений. Василий Федорович имел боевые столкновения с Понтусом Делагарди, сын которого станет не просто соратником, но и другом Михаила Скопина-Шуйского…

Князь Василий скончался в 1595 году, приняв схиму с именем Ионы. Погребен он был, как и его отец, в Суздале, в семейном склепе в соборной церкви Рождества Богородицы. После смерти Василия Скопина-Шуйского наставником Михаила стал дядя последнего, князь Борис Петрович Татев. Оба они (молодому князю был пожалован чин мечника) в мае 1606 года участвовали в Москве в венчании Лжедмитрия I с Мариной Мнишек. Поляк Станислав Немоевский запомнил юного Михаила «с мечом наголо, долгим и широким, в парчовой шубе, подшитой неважными соболями». Мы видим его и на картине, хранимой в Вишневецком замке, с мечом в руках стоящим позади жениха-самозванца, с бородой, совсем не похожего на хрестоматийное изображение на известной парсуне.

Свадьба, как мы знаем, вылилась в кровавое похмелье… Когда вооруженная толпа ворвалась в покои самозванца, тот хватился меча, «который всегда находился рядом с ним, но в ту ночь его не оказалось на месте». «Молодой мечник, скорее всего, тоже оказался участником заговора» – к такому выводу пришел историк В.Н. Козляков.

Скопин-Шуйский vs Болотников

Известный миф о Скопине-Шуйском гласит, будто бы он не проиграл ни одного сражения. Положим, в отношении крупных сражений под его началом так оно и есть. Но на заре полководческой карьеры отдельные бои князь все же проигрывал.

Боевое крещение он получил 23 сентября 1606 года. В жестокой сече под Калугой, при впадении Угры в Оку, отрядами болотниковцев был нанесен серьезный урон войскам во главе с царскими братьями Дмитрием и Иваном Шуйскими. Едва унес ноги и Скопин-Шуйский со своим дядей.

Чуть позже, взяв Серпухов, Иван Болотников впервые столкнулся с юным полководцем. Собрав резерв и умело используя артиллерию, тот сумел удержать занятый рубеж. Как только противник отступил, Скопин-Шуйский пытался было перекрыть Коломенскую дорогу, но в итоге ему снова ничего не оставалось, кроме как отходить к Москве. Михаилу Васильевичу, назначенному воеводой на «вылазке», пришлось вести бои на подступах к Замоскворечью.

Разгромив авангарды болотниковцев у деревни Котлы, Скопин-Шуйский блокировал основное расположение их сил в Коломенском и приступил к мощному артобстрелу укреплений повстанцев. В этом сражении применялась такая техническая новинка, как сочетание «огненных» (зажигательных) ядер с разрывными бомбами. После трехдневного обстрела Болотников был вынужден отступить. За эти отличия царь пожаловал Михаила Васильевича боярским достоинством.

В начале лета 1607 года 20-летний Скопин-Шуйский был назначен первым воеводой Большого полка. 12 июня в кровопролитном бою на реке Вороньей он прорвал оборону повстанцев у Малиновой засеки, обеспечив начало осады Тулы. Она продолжалась до 10 октября и закончилась строительством запруды на реке Упе, затоплением города, а потом и сдачей Болотникова со товарищи на милость победителя в лице самого Василия Шуйского.

За доблесть под Тулой Скопин-Шуйский получил в награду волости Чаронду и Вагу, бывшие прежде во владении Годуновых. По традиции весьма доходные важские (шенкурские) земли жаловали лицам, особенно близким к царю.

17 января 1608 года 57-летний Василий Шуйский обвенчался с дочерью покойного белгородского воеводы Марией Буйносовой-Ростовской. На свадьбе молодая княгиня Александра Скопина-Шуйская (в девичестве Головина) была одной из двух больших свах невесты, сам же князь Михаил – одним из двух дружек царя Василия. Отсюда потом в его титуловании появилось определение «ближней приятель» государя.

С Делагарди против Тушинского вора

В апреле 1608 года из Орла на Москву выступили отряды Лжедмитрия II.

«Новый летописец» сообщает: «Послал царь Василий против Вора боярина князя Михаила Васильевича Шуйского Скопина да Ивана Никитича Романова. Они же пришли на речку Незнань и начали посылать от себя воинские отряды. Вор же пришел под Москву не той дорогой».

Осада Троице-Сергиева монастыря поляками в 1608 году (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Дело в том, что основное войско самозванца, подойдя к Москве с запада, разбило лагерь в селе Тушине, тогда как Скопин-Шуйский ожидал противника за Окой по Каширской дороге. 25 мая князю пришлось вступить в бой с тушинцами на речушке Ходынке. Битва шла с переменным успехом, но в итоге Большому полку удалось отогнать неприятеля за речку Химку. Главным исходом сражения стал отказ Лжедмитрия от намерения взять Москву «кавалерийским наскоком».

Началась долговременная осада города тушинцами, у которых появились не только собственные Боярская дума и двор, но и своя царица (прибывшая в начале сентября Марина Мнишек, вдова первого самозванца) и свой патриарх (привезенный в середине октября из Ростова Филарет).

Скопина-Шуйского к тому времени уже не было в столице. В августе 1608 года он во главе небольшого конного отряда выехал из Москвы окольными путями и сумел добраться до Новгорода. Основной целью его поездки стал сбор ратных людей с новгородских пятин и переговоры со шведами о военном союзе. Михаил Васильевич успешно справился и с той и с другой задачей.

11 марта 1609 года, после подписания Выборгского договора послами-представителями Карла IX и Михаилом Скопиным-Шуйским, шведы выступили в поход.

Лжедмитрий II. Из лондонского издания 1698 года

Экспедиционный корпус возглавил главнокомандующий королевскими войсками в Финляндии 25-летний граф Якоб Понтус Делагарди, уже имевший репутацию опытного воина. 24 апреля армия Делагарди прибыла в Новгород. По разным оценкам, она насчитывала от 4 тыс. до 12 тыс. человек, включая наемников из Ганзейских городов, Англии, Шотландии и Ирландии, Австрии, Бельгии, Нидерландов, Дании и Франции. Имя одного из «шкотцких немец» широко известно: это юный шотландец Георг Лермонт, от которого затем пошел род российских дворян Лермонтовых.

От Торжка до Калязина

27 июня 1609 года объединенные силы Скопина-Шуйского и Делагарди дали решающее сражение за Торжок, в результате которого войска тушинцев отступили к Твери. В яростной битве за Тверь 21–23 июля союзники овладели городскими стенами, за которыми скрывались оборонявшиеся. На протяжении 40 верст наступающие преследовали противника, отходившего к Клину и Волоколамску… И лишь бунт иностранных наемников по причине невыплаты жалованья побудил Михаила Васильевича вместо броска на Тушино двинуться в направлении Троицкого Калязина монастыря.

Подкрепленные кашинскими дворянами передовые части Скопина-Шуйского, пришедшие раньше основного войска со стороны Твери по Бежецкой дороге, выбили полк тушинцев из обители.

Калязинский монастырь был превращен в хорошо укрепленный военный лагерь. На правом берегу Волги, в устье реки Жабни, в Никольской слободе были построены деревянный острог и шанцы с выставленными против конницы штакетником и рогатками. В Калязин со всех сторон начали стекаться крупные силы ополченцев. На берегах Жабни 28–29 августа 1609 года была одержана победа, которая стала огромным моральным стимулом для русских воинов.

Ставка Скопина-Шуйского в Троицком Калязине монастыре действовала в течение нескольких недель. По свидетельству «Нового летописца», «и приехали из всех городов с казною и с дарами к князю Михаилу Васильевичу в Калязин монастырь». Здесь принимали иностранных послов, подписывали новые договоры со шведами. Сюда вернулся из-под Новгорода Делагарди, сюда же прибыл королевский секретарь из Стокгольма Карл Олофсон. Но самое главное – князю удалось собрать значительную земскую армию численностью до 20 тыс. человек. Должно быть, именно тут в совете с воеводами был выработан план полководца по освобождению Москвы.

10 сентября Семен Головин, шурин Скопина-Шуйского, взял приступом Переславль, а в ночь с 19 на 20 октября – Александровскую слободу, потопив до сотни тушинцев в реке Серой. В Александровской слободе произошло долгожданное соединение сил Скопина-Шуйского и боярина Федора Шереметева, двигавшегося с боями из Астрахани. С 29 октября по 4 ноября возле села Каринское, на холмистой местности на подступах к новой ставке полководца, союзники противостояли войскам гетмана Яна Петра Сапеги, вышедшим им навстречу от осажденного Троице-Сергиева монастыря. Сапежинцы были вынуждены отойти на исходные позиции. А в январе 1610 года остатки войск Сапеги ушли и 16-месячная осада обители преподобного Сергия была снята. Мат в этой шахматной партии поставили князь Борис Лыков-Оболенский и воевода Давид Жеребцов, довершившие разгром войск гетмана в Дмитрове, вследствие чего тушинский лагерь распался, а самозванец бежал в Калугу.

Смерть Самсона-Гектора-Ахилла

Полки Скопина-Шуйского и Делагарди торжественно вступили в спасенную Москву 12 марта 1610 года. Автор «Повести о победах Московского государства» свидетельствовал: «Царь же Василий Иванович сильно возрадовался приходу его. И послал государь встречать его боярина своего князя Михаила Федоровича [Кашина. – Я. Л.], велел его с большим почетом встретить. Люди же города Москвы, узнав о приезде боярина, от малого до старого все возликовали сердцем, преисполнились радости несказанной и от великой радости не могли удержать слез. И все с радостью пошли встречать его, желая видеть Богом посланного воеводу, государева боярина князя Михаила Васильевича Шуйского-Скопина, благородством, и мудростью, и разумом украшенного. <…> И выйдя из города Москвы, все люди появления боярина ожидали, словно после кромешной тьмы свет увидеть желая и от многих страданий и печали утешения ожидая. <…>

Свидание князя Михаила Скопина-Шуйского со шведским полководцем Делагарди (Фото предоставлено М. Золотаревым)

«Его разум превосходил его лета. Его советы были немногоречивы, и более сначала давал другим говорить и толковать, но когда он свой [план] объявлял, то было точное заключение, так как редко находилась причина оспорить, за что его как русские, так и чужестранные сердечно любили», – писал В.Н. Татищев

И была в городе Москве радость великая, и начали во всех церквах в колокола звонить и молитвы к Богу воссылать, видя великую Божью милость и приход боярина».

Царь пожаловал князю Михаилу палаш, украшенный золотом, серебром и драгоценными камнями (к слову, в 1647 году князь Семен Прозоровский передал палаш вместе с саблей Дмитрия Пожарского Соловецкому монастырю, а ныне это оружие хранится в Государственном историческом музее в Москве). Не забыли и о союзниках: 18 марта в Грановитой палате Кремля был дан торжественный обед в честь «воеводы Карлуса короля свисково Якова Понтусова», то есть в честь Делагарди.

Однако торжества сменились подозрениями. По утверждению В.Н. Татищева, Василий Шуйский «вскоре же после прибытия Скопина, призвав его к себе, неожиданно стал ему говорить, якобы он на царство подыскивается и хочет его, дядю своего, ссадив, сам воспринять и якобы он уже в том просящему его народу обещание дал». Князь Михаил прямодушно обвинения отрицал. Татищев был убежден, что монарх, «притворясь», вел «беседу» с дальним родственником «весьма умильно», но на самом деле «жестоко на него тайною злобою возгорелся». Даже «Делагарди, сие видя, что Скопин в великой опасности был, непрестанно ему говорил, чтоб он немедля из Москвы ехал, объявляя ему тайные на него умыслы», писал историк.

На страницах «Дневника похода Сигизмунда III под Смоленск» в записи от 3 мая 1610 года содержится самое раннее известие о кончине Скопина-Шуйского, произошедшей 23 апреля: «...жена Дмитрия Шуйского отравила его на крестинах, каким образом, это еще неизвестно, но он болел две недели и не мог оправиться». Сведения были получены поляками от перебежчиков – двоих московских детей боярских, прибывших из Можайска. Почти все источники и апокрифы указывают на отравление молодого полководца на пиру у князя Ивана Воротынского по случаю крестин его сына Алексея, восприемниками которого были сам князь Михаил и свояченица Бориса Годунова, жена Дмитрия Шуйского Екатерина Григорьевна, урожденная Скуратова-Бельская.

Внезапная смерть постигла Михаила Скопина-Шуйского в 1610 году (Фото предоставлено М. Золотаревым)

В «Повести о победах Московского государства» читаем: «И был по всему царствующему городу Москве крик и шум и плач неутешный стенавших от горя православных христиан – от малого до старого все плакали и рыдали. И не было такого человека, который бы в то время не плакал о смерти князя и о его преставлении. Все его воины из русских полков и все москвичи рыдали и от всего сердца вздыхали, горюя и недоумевая, что сделать».

«Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев…» – заявил Сталин. Этого оказалось достаточно, чтобы на имя Скопина-Шуйского было наложено негласное табу

С кем только не сравнивали покойного современники – от Александра Македонского и «Ектора и Ахила» (Авраамий Палицын) до Иисуса Навина, Гедеона, Варака и Самсона («Писание о преставлении и о погребении князя Михаила Васильевича Шуйского, рекомого Скопина»). Заметим: к гибели одного из упомянутых выше, а именно победителя филистимлян ветхозаветного Самсона, была причастна коварная Далила.

Человек и пароход

С конца 1890-х годов волгари любовались красавцем пароходом «Скопин-Шуйский», построенным обществом «Самолет». В 1908 году на нем совершит путешествие от Твери до Нижнего Новгорода сам великий князь Константин Константинович (поэт К. Р., президент Императорской академии наук в Санкт-Петербурге) с детьми и сестрой – королевой эллинов Ольгой Константиновной.

Постараемся разобраться с историей забвения и попытками реабилитации князя-героя. Ведь прежде чем в его честь назовут пароход, доброе имя Михаила Скопина-Шуйского не раз хотели поставить под сомнение.

В среде тушинской знати, как отмечал историк С.Ф. Платонов, «первое место принадлежало Филарету Романову». Боярин, насильно постриженный в монахи Борисом Годуновым и в будущем отец первого царя из династии Романовых, не только Лжедмитрием II был признан патриархом, но и сам признал «царика». Тем самым Филарет (в миру Федор Никитич) поспособствовал и политическому, и духовному двоевластию. «Нет сомнения, что в подлинность этого царя Филарет не верил, – продолжал Платонов, – но и служить Шуйскому он не хотел. Он не последовал за Вором, когда тот из Тушина бежал в Калугу; но он не поехал и в Москву, когда мог бы это сделать, при распадении тушинского лагеря. Как сам Филарет, так и тушинская знать, которая вокруг него группировалась, предпочли вступить в сношения с королем Сигизмундом». Однако тушинскому патриарху не удалось принести немедленную присягу польскому королевичу Владиславу, поскольку по дороге в Смоленск в мае 1610 года он был взят под стражу людьми, посланными Шуйским наперехват, и привезен в столицу.

Неблаговидная роль Филарета в Смутное время и сохранение в правящей элите Московского государства позавчерашних тушинцев и вчерашних участников ненавистной Минину и Пожарскому Семибоярщины в царствование Михаила Федоровича никак не могли способствовать возведению на пьедестал героя разгромившего сторонников Лжедмитрия II полководца Скопина-Шуйского. А после возвращения Филарета в 1619 году из Речи Посполитой, нового возведения его в патриархи и совмещения им высшего духовного сана с титулом великого государя лишнее напоминание о лаврах главного воеводы Василия Шуйского было и вовсе невозможно. Историк Л.Е. Морозова предположила, что намечавшееся прославление Скопина-Шуйского, в связи с чем и писались его житие и образы (по недоразумению причисляемые к светскому портрету), было остановлено именно Филаретом.

Реабилитация полководца, начатая Татищевым и Карамзиным и продолженная Нестором Кукольником в драме «Князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский», Алексеем Хомяковым в трагедии «Димитрий Самозванец», Александрой Ишимовой в «Истории России в рассказах для детей» и Олимпиадой Шишкиной в романе «Князь Скопин-Шуйский, или Россия в начале XVII столетия» (основой для этих сочинений послужил прежде всего 12-й том карамзинской «Истории государства Российского», увидевший свет почти через три года после смерти историка, в 1829-м), вернула ему достойное место в историографии и художественной литературе.

Популярный писатель Михаил Загоскин, роман которого «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» (1829) многократно переиздавался огромными тиражами, упоминал о Скопине-Шуйском вскользь, но зато какими словами! «Милославский был свидетелем минутной славы Отечества; он сам с верными дружинами под предводительством юноши-героя, бессмертного Скопина громил врагов России…» – рассказывает романист о своем герое. А жирный восклицательный знак поставил скульптор Михаил Микешин, поместивший фигуру Михаила Скопина-Шуйского по соседству с фигурами других выдающихся деятелей русской истории (гражданином Мининым и князем Пожарским, Иваном Сусаниным, Ермаком Тимофеевичем и т. д.) в многосложной композиции памятника «Тысячелетие России» в Великом Новгороде.

«Мы, большевики…»

Казалось бы, эта память уже на века, но вышло совершенно иначе. В беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом Иосиф Сталин произнес: «Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев…»

Этого оказалось достаточно, чтобы на имя Скопина-Шуйского было наложено негласное табу. Появилась и «Повесть о Болотникове» Георгия Шторма (1930), известность которой принесла оброненная Сталиным фраза: «Хорошая книга». Сразу в нескольких городах, включая освобожденные Скопиным-Шуйским Москву и Тверь, улицы были названы в честь разбитого когда-то полководцем предводителя восстания. А когда историку И.И. Смирнову за монографию «Восстание Болотникова» была присуждена Сталинская премия за 1949 год, Скопин-Шуйский и вовсе был записан в реакционеры.

Обложка книги «Любимый воевода русского народа князь М.В. Скопин-Шуйский». Изд. товарищества И.Д. Сытина, 1905 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Так в сталинском пантеоне причудливым образом соединились бунтарь Чапаев и охранитель Суворов, Александр Невский и Иван Грозный, но для Скопина-Шуйского в нем места не нашлось. Неудивительно, что в книге Натальи Кончаловской «Наша древняя столица», написанной к 800-летию Москвы, о князе не было ни строчки, тогда как «крестьянскому революционеру» Болотникову там отведена целая глава. Наступило второе забвение князя.

И лишь в наши дни снова происходит возвращение его имени в историю. Первый памятник Скопину-Шуйскому работы скульптора Владимира Суровцева был установлен в октябре 2007 года напротив западной монастырской стены в поселке Борисоглебском под Ростовом Великим. Второй монумент, автором которого стал тверской ваятель священник Евгений Антонов, был торжественно открыт в Калязине 29 августа 2009 года, в 400-летнюю годовщину самого значительного сражения князя. Наконец, в городе Кохме, по соседству с Ивановом, был заложен камень в основание будущего памятника выдающемуся земляку, сбор средств на который продолжается.

В 1930-е героем был объявлен Иван Болотников (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Впрочем, как и прежде, несмотря на проведение ежегодных торжественных панихид в Архангельском соборе Московского Кремля (первая из них состоялась в 2010 году, ровно через сто лет после того, как в 1910-м была отслужена таковая по случаю 300-летия кончины Скопина-Шуйского), доступа к его гробнице в южном приделе Зачатия Иоанна Предтечи нет. Возможно, уже пришло время открыть дорогу к гробнице национального героя?

Ярослав Леонтьев, доктор исторических наук