Преодоление Смуты
№11 ноябрь 2015
Что мы празднуем в День народного единства?
Изгнание польских интервентов из Московского Кремля в 1612 году. Худ. Э.Э. Лисснер
Десять лет назад, 4 ноября 2005 года, Россия впервые отметила свой самый новый праздник – День народного единства. Споры о нем не утихают в обществе до сих пор, и главный вопрос, который чаще всего задают: что мы отмечаем в этот день?
Противники введения нового праздника, как правило, отвергают его по формальным основаниям. В этой среде царит редкое для свободно мыслящих людей единодушие. По их мнению, отмечать в этот день толком нечего, ведь 4 ноября 1612 года ничего особенного не случилось: подумаешь, началось изгнание польского гарнизона из центра Москвы, но ведь Смута-то продолжалась, и подлинное умиротворение произошло значительно позже. А коль скоро точной даты «дня победы над Смутным временем» не существует, всяческие привязки праздника к реальным событиям начала XVII века не имеют смысла, говорят они.
Интересно, что примерно те же люди, апеллируя к не менее формальным основаниям, выступают и против установления в Москве памятника князю Владимиру: мол, никогда не бывал в столице Российской Федерации святой благоверный князь, значит, и памятник ему тут неуместен. В общем, позиция «формалистов» вполне схожа с той, которую в известном мультфильме занимает Баба-яга, – она «всегда против».
Красный день календаря
Итак, что же произошло 22 октября (4 ноября по новому стилю) 1612 года?
В этот день объединенные силы Второго ополчения и остатков ополчения Первого штурмом взяли укрепления Китай-города, которые защищал польско-литовский гарнизон. В обозе наступавшего русского ополчения находилась чудотворная Казанская икона Божией Матери, заступничеству которой и был приписан современниками успех штурма. Скорее всего, именно заступничество Божией Матери (событие, не поддающееся рациональному объяснению, но имевшее существенное значение для людей того времени) и сделало этот день особым в глазах современников. Именно помощь Богородицы, а не капитуляция польского гарнизона, обессилевшего от голода и спустя пять дней – 27 октября – покинувшего Кремль, стало для современников Смуты ключевым событием и отмечалось впоследствии соответствующим образом – молебнами и торжественным крестным ходом с участием царя и патриарха.
Нижегородские послы у князя Дмитрия Пожарского. Худ. В.Е. Савинский. 1882 (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Почему именно 22, а не 27 октября стало праздником для участников событий и их потомков? Как справедливо полагает один из крупнейших знатоков эпохи Смуты Сергей Шокарев, «несомненно, главная причина иррациональна – чудо... Однако можно предположить и рациональную основу». Дело в том, отмечает исследователь, что «22 октября Китай-город был взят в бою, и этот бой стал последним столкновением с неприятелем. Он окончательно лишил польско-литовский гарнизон воли к сопротивлению и предопределил сдачу Кремля 27 октября».
Президент РФ возложил цветы к памятнику Минину и Пожарскому в День народного единства
Таким образом, «праздник с исторической точки зрения вполне корректен и имеет свою традицию, восходящую непосредственно к участникам этих событий», делает вывод историк.
Между тем вопрос о смысле праздника вполне уместен.
Победа над хаосом
Если коротко – мы празднуем преодоление Смуты.
По Владимиру Далю, смута – это «общее неповиновение, раздор меж народом и властью». Социальная эпидемия, в гибельной атмосфере которой царили полное смущение умов, утрата нравственных координат, потеря чувства самосохранения – как у отдельных индивидуумов, так и у общества в целом. Понятия чести и совести стали расплывчатыми, неоднозначными…
Что поделать, России все это время катастрофически не везло. Загадочная гибель царевича Димитрия Угличского в 1591 году. Смерть в 1598 году царя Федора Иоанновича и последовавшее за этим пресечение старшей линии династии Рюриковичей. Страшный голод 1601–1603 годов, погубивший репутацию Бориса Годунова, изо всех сил старавшегося найти выход из ситуации. Появление харизматического и пользующегося поддержкой внутри и вне страны самозванца. Наконец, смерть царя Бориса в 1605 году, так и не смогшего утвердить на троне новую династию.
Почти 10 лет гражданской войны, в которой, как во всякой гражданской войне, практически не осталось «чистеньких». Запачкались все: князья, бояре, «слуги государевы», присягавшие то одному, то другому «государю», а потом предававшие их. Русь не смогли уберечь даже те, кому это положено было «по штату». Дворянство и его высшая элита – боярская аристократия, не сумевшие сделать выбор между верностью государю и государству и феодальной самостийностью (а от такой самостийности до предательства и вероотступничества – один шаг), первыми ступили на этот сомнительный путь…
Запутались и посадские люди, и крестьяне, которые, перекрестившись, взялись за кистень. Не лучшим образом повели себя и многие лица духовного звания, благословлявшие тогдашних политиков и вершителей народных судеб в их метаниях из стана в стан, от одного самозванца к другому.Русь ослабла, потеряла волю, саму себя потеряла… Кризис системы управления, отсутствие царской династии, иностранная интервенция – эти несчастья поставили Московское государство на грань гибели.
Сохранит ли Русь независимость, сохранится ли православное Московское царство – вот вопросы, которые стояли на повестке дня.
И если рассматривать события 4 ноября (22 октября) в этом драматическом контексте, исчезнут всякие сомнения в том, что начало изгнания поляков стало для страны началом преодоления нестроения – хаоса, заключенного прежде всего в самих себе, хаоса, поставившего Русь на грань выживания.В этом смысле это был именно праздник преодоления Смуты, победы над безвластием и разрухой, которая, по словам одного из исследователей, «царила тогда в головах, сердцах и душах не в меньшей степени, чем в системе управления государством».
Герои Смутного времени
Победа над Смутой была бы невозможна без тех, кто раньше других осознал гибельность положения и встал на путь борьбы.
Среди самых ярких вождей сопротивления следует назвать прежде всего двух церковных иерархов. Это патриарх Гермоген и архимандрит Дионисий, игумен Свято-Троицкого Сергиева монастыря: славная обитель стала неприступной крепостью для войск гетмана Яна Сапеги, выдержав почти 16-месячную осаду.
Из светских персон прославились два Рюриковича: на первом этапе – воевода князь Михаил Скопин-Шуйский, а в решающие месяцы борьбы – воевода князь Дмитрий Пожарский. Великим гражданином показал себя купец Кузьма Минин. Остался на скрижалях истории и крестьянин Иван Сусанин, ставший символом спасения юного царя. Имена этих людей, в первую очередь, символизируют собравшую свои силы в кулак Русь.
Страна явила миру урок выдающейся самоорганизации буквально «у бездны на краю». В кровавом зареве пожаров Смутного времени родилось осознание того, что под угрозой гибели оказалось само Московское царство. И это не риторическое преувеличение: шведы захватили Новгород и рвались к Пскову, король Речи Посполитой Сигизмунд III взял Смоленск и усадил свой гарнизон в царствующем граде, бояре которого фактически признали своим государем его сына – польского королевича Владислава.
Не будет преувеличением сказать, что в сложившихся обстоятельствах народ взял судьбу страны в свои руки. Второе ополчение Минина и Пожарского стало подлинным примером народного единства. В его составе оказались представители всех сословий Московского государства, бросившие распри, забывшие обиды, личные и родовые амбиции, вспомнившие наконец о гибнущей на глазах стране. Эти люди самоорганизовались для исполнения общего дела. И в итоге победили.
Академик Сергей Платонов (1860–1933)
«Они представляли собой общественную середину»
По очереди, в порядке сословной иерархии, брались за дело государственного восстановления разные классы московского общества, и победа досталась слабейшему из них.
Боярство, сильное правительственным опытом, гордое отечеством и кипящее богатством, пало от неосторожного союза с иноверным врагом, в соединении с которым оно искало выхода из домашней смуты. Служилый землевладельческий класс, сильный воинской организацией, потерпел неожиданное поражение от домашнего врага, в союзе с которым желал свергнуть иноземное иго. Нижегородские посадские люди в начале своего дела были сильны только горьким политическим опытом, да еще тем, что от патриарха Гермогена научились бояться неверных союзников больше, чем открытых врагов.
Их «начальники», вместе с гениальным «выборным человеком» Кузьмою Мининым, подбирали в свой союз только те общественные элементы, которые представляли собой консервативное ядро московского общества. Это были служилые люди, не увлеченные в «измену» и «воровство», и тяглые «мужики» северных городских и уездных миров, не расшатанных кризисом XVI века.
Они представляли собой общественную середину, которая не увлекалась ни реакционными планами «княжеского» боярства, ни тем исканием общественного переворота, которое возбуждало крепостную оппозиционную массу. Объявив прямую войну «воровскому» казачеству и называя «изменниками» всех тех, кто был заодно с польской властью, руководители ополчения 1612 года обнаруживали вместе с тем большую гибкость и терпимость в устройстве своих отношений.
Их осторожность не переходила в слепую нетерпимость, и тот, кто принимал их программу, получал их признание и приязнь. Казак, пожелавший стать служилым казаком на земском жалованье; тушинец, даже литвин, поляк или иной чужеземец, шедший на земскую службу, не встречали отказа и становились в ряды ополчения. Эти ряды стали приютом всем, кто желал содействовать восстановлению национального государства и прежних общественных отношений.
Определенность программы и вместе с тем широкое ее понимание дали успех ополчению 1612 года и позволили его «начальникам» после завоевания Москвы, сохранив за собой значение общеземского правительства, обратиться в прочную государственную власть.
С появлением этой власти Смута нашла свой конец, и новому московскому царю оставалась лишь борьба с ее последствиями и с последними вспышками острого общественного брожения.
Платонов С.Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. М., 1995. С. 363–364
Арсений ЗАМОСТЬЯНОВ, Владимир РУДАКОВ
Арсений Замостьянов, Владимир Рудаков