«Братцы мои, сталинградцы…»

Портрет командующего 62-й армией генерал-лейтенанта Василия Чуйкова. Худ. Б.Н. Кузнецов (Фото: FAI/LEGION-MEDIA) 

В тяжелейшие дни Сталинградской битвы город защищала 62-я армия генерала Василия Чуйкова. Его жизнь и судьба неотделимы от истории самого ожесточенного противостояния ХХ века

Когда в 1967 году в Волгограде открывали мемориальный комплекс на Мамаевом кургане, Василию Чуйкову, к тому времени уже маршалу, долго не давали слова. Выступили Леонид Брежнев, Алексей Косыгин, а народ все ждал, когда начнет говорить поседевший маршал. И первые же его слова заставили прослезиться самых суровых фронтовиков и запомнились навеки: «Братцы мои, сталинградцы!..» В этом обращении было столько правды подвига, что все остальное показалось риторическим излишеством…

Рубака и разведчик

В селе Серебряные Пруды, что в 150 верстах от Москвы, когда-то стояли лагерем лихие ватаги Ивана Болотникова, одного из бунтарей Смутного времени. А на стыке XIX и XX веков, зимой 1900 года, там родился будущий маршал Советского Союза. Его отец Иван Ионович славился как непревзойденный кулачный боец. Все восемь его сыновей унаследовали богатырскую хватку и бойцовский характер, который всегда отличал Чуйковых.

Огромная крестьянская семья, подчас полуголодное существование, четыре класса приходской школы. Подростком Василий отправился в столицу на заработки, был коридорным в гостинице, потом слесарем в шпорной мастерской. Наконец, осенью 1917-го в Кронштадте его зачислили юнгой в учебно-минный отряд. В круговерти революционного года ему оказалось по пути с большевиками. Чуйков – из числа первых курсантов Московских военно-инструкторских курсов, а его боевым крещением стал июль 1918-го, уличные бои с левыми эсерами…

Когда Гражданская война разгорелась и начались масштабные боевые действия, Чуйкова направили помощником командира роты в 1-ю Особую Украинскую бригаду под командованием Рудольфа Сиверса. Там он с товарищами рубился с донскими казаками. Лидерские качества проявились быстро: в 19 лет Чуйков стал командиром полка. Битва была его стихией, сражался комполка самозабвенно и на закате лет вспоминал о Гражданской войне в духе приключенческих романов: «Мы будто не боялись смерти. Были, конечно, во мне и мальчишество и задор. Я, например, любил гоняться за беляками в офицерских погонах: "Врешь, гад, не уйдешь!" – и с шашкой наголо вперед, пока не настигнешь. А ведь можно было поразить врага пулей. Но случалось и так, что участие командира в жестоком сражении диктовалось необходимостью. И тут уже не лихачество руководило моими действиями, а ясно осознанный долг».

Чуйков отличился в боях против колчаковцев. Осенью 1919-го, узнав, что белые окружили и обезоружили один из батальонов соседней дивизии, немедленно поскакал на выручку товарищам во главе небольшого отряда, увлекая за собой весь полк. Это вызвало панику в неприятельских рядах. В той схватке Чуйков захватил в плен около 300 белогвардейцев. О боевых заслугах красного командира можно судить по наградам: два ордена Красного Знамени, именные золотые часы и золотое оружие.

Расставаться с армией после Гражданской войны он не собирался. И, подобно многим лихим красноармейцам, поступил в Военную академию РККА, а потом учился еще и на готовившем разведчиков китайском отделении восточного факультета той же академии, с 1925 года носившей имя Михаила Фрунзе. Из восточной мудрости будущему маршалу особенно пришлась по душе молитва Тамерлана: «Ты, который по своему желанию волен темную ночь обратить в день. Ты, который можешь превратить всю землю в благоуханный цветник. Помоги мне в трудном деле, которое предстоит мне, и сделай его легким». Листок с этими словами Чуйков хранил в партбилете.

Советский Союз небезуспешно пытался вести свою игру в Китае. В 1926-м Чуйкова впервые послали с командировкой в Китай – то ли дипкурьером, то ли тайным агентом. В 1929 году, после того как китайцы предприняли попытку выдавить советских партнеров с КВЖД, разгорелся военный конфликт, в котором Красная армия показала себя наилучшим образом, принудив противника к подписанию выгодного для СССР Хабаровского соглашения. Чуйков держал нити боевых действий в своих руках, возглавляя 1-й (разведывательный) отдел штаба Особой Дальневосточной армии, командующим которой был Василий Блюхер.

Имея за плечами столь героическую биографию, Чуйков, наверное, уже задумывался о ромбах командарма. Но его неожиданно перевели в подмосковную Загорянку: он стал начальником Курсов усовершенствования начсостава по разведке при IV управлении штаба РККА. Ощутимое понижение. А разведчик и герой Гражданской просто повздорил с членом Военного совета армии и на косой взгляд ответил по-чуйковски – так, что обидчик не устоял на ногах. Впрочем, на преподавательской работе Чуйков задержался ненадолго. Наступало время главных сражений.

«Подороже отдать свою жизнь…»

В июне 1941-го Чуйков – главный военный советник главнокомандующего вооруженными силами Китая Чан Кайши и советский военный атташе в Чунцине. Там он и узнал о вторжении в СССР гитлеровцев. Рвался на фронт, но Москва не торопилась менять военного советника, который давно освоился в Китае и действовал эффективно.

На родину Чуйкова вызвали в начале 1942 года, и сперва он получил в командование 1-ю резервную армию, которая дислоцировалась в районе Тулы. Готовили ее к боям тщательно и по меркам военного времени без спешки. Только 9 июля пришла директива о переформировании ее в 64-ю армию, а вскоре и передислокации на юго-восток. Действовать ей предстояло между Волгой и Доном. С этой армией Чуйков принял участие в первых боях на дальних подступах к Сталинграду. Но в начале сентября стало ясно, что главный удар в самом городе на Волге должна принять на себя 62-я армия.

Василий Чуйков (второй слева) во время совещания на командном пункте 62-й армии. Сталинград, декабрь 1942 года (Фото: ФОТОХРОНИКА ТАСС)

Никита Хрущев (в то время член Военного совета Сталинградского фронта) вспоминал: «Мы позвонили Сталину. Он спросил: "Кого же вы рекомендуете назначить на 62-ю армию, которая будет непосредственно в городе?" Говорю: "Василия Ивановича Чуйкова". Его почему-то всегда называли по имени и отчеству, что было в рядах армии редко. Не знаю, почему так повелось». Хрущев лукавил: все понимали, какие ассоциации вызывают эти имя и отчество. Всенародным героем был в тогдашнем Советском Союзе Василий Иванович Чапаев – герой кинофильма, который фронтовики знали наизусть. Порывистый, безрассудно храбрый, бесшабашный и сметливый Чуйков напоминал Чапаева. А еще третьего «Ч» – Валерия Чкалова. В Чуйкове видели народного героя, и он этот своеобразный «политический капитал» использовал умело. В осажденном Сталинграде Чуйков действительно оказался на своем месте: более волевого и выносливого командира трудно представить.

В середине сентября гитлеровцы вышли к Волге в районе поселка Купоросный. 62-я армия, отрезанная от остальных советских войск, обороняла заводские районы и центральную часть Сталинграда. Ее считали обреченной не только на гибель, но и на поражение.

В сталинградской эпопее для Красной армии не было времени труднее, чем сентябрь и октябрь 1942 года. Противник занял почти весь центр города и планомерно истреблял 62-ю армию. «Мы не думали о спасении, а только о том, как бы подороже отдать свою жизнь, – другого выхода не было», – вспоминал впоследствии Чуйков дни тяжелейших боев за Сталинград.

«Выковыривать штыком, гранатой, лопатой»

15 октября 1942 года бой развернулся в 300 метрах от командного пункта 62-й армии. «Но мы не думали отступать», – писал позже командарм. 300 метров – это опаснейший, но краткий эпизод сражения за город, а вот в 2–3 километрах от переднего края штаб армии располагался несколько недель. Приведем еще слова Чуйкова: «Садимся обедать – он нас поливает, выйти куда-нибудь – он нас бомбит. Приносят суп – там осколки от снарядов». «Он» – это немец. Как и бойцы его армии, генерал-лейтенант говорил о неприятеле в единственном числе.

А что, если командование решило пожертвовать армией Чуйкова? На войне такое не редкость. Как защитникам города удалось не впасть в отчаяние? Откуда брались силы сражаться за каждый кирпич, за каждый метр земли и дождаться контрнаступления советских войск? А чуйковцы не просто выстояли в своих Фермопилах, но и приняли участие в разгроме сталинградской группировки противника. Некоторые из них дошли до Берлина!

Бойцы погибали, умирали от ран, но 62-я армия не погибла. Конечно, в ход шли и жестокие меры командования, вплоть до расстрелов на месте за дезертирство. Но главное, что чуйковцы верили: за ними – страна, подмога придет, нужно только выстоять, а панические настроения командарм переламывал. Потому и не было у фронтовиков более почетного звания, чем сталинградец. А в том, что Сталинград остался неприступным, когда судьба фронта висела на волоске, – основная заслуга 62-й армии.

Василий Чуйков (второй слева, с палкой) осматривает территорию завода «Красный Октябрь» после окончания боев в городе. Сталинград, 1943 год (Фото: РИА Новости)

На всю жизнь Чуйков запомнил 14 октября 1942 года, когда гитлеровцы утюжили город с самолетов и артиллерийских высот. «Вот мы сидели в балке. Он нас бомбил, расстреливал, жечь начал, знал, что там командный пункт армии. Там было штук восемь бензобаков. Все это разлилось. У начальника артиллерии по блиндажу нефть полилась. Все вспыхивает, и Волга на километр горит по берегу. Три дня был сплошной пожар. Мы боялись задохнуться, угореть – придет и живыми заберет», – писал Чуйков. За один день, вспоминал он, только в штабе армии потери достигли 60 человек. На его глазах обрушился блиндаж артиллерийского отдела. «Девять человек всмятку. Один выскакивает – ему ноги прижимает. Мы его два дня откапывали. Он жив. Его откапываем, а земля осыпается. Что, тут сердце не содрогнется? Оно содрогается, но ты виду не подай» – это тоже слова командующего 62-й армией в Сталинграде.

Чуйков мог вспылить, но терять самообладание не имел права. По армии ходил слух, что он даже в пекле не снимает белых перчаток. Что это, бравада, франтоватые манеры? А это были не перчатки, а бинты. Сказалось перенапряжение битвы: генерал страдал от экземы.

Гитлеровцы захватили большую часть Сталинграда. 62-я армия держала оборону в нескольких заводских корпусах и на нескольких километрах берега Волги. В небе хозяйничали асы люфтваффе. Но Чуйков заметил, что они опасаются бомбить наши позиции там, где они приближены к немецким, ведь можно попасть по своим. И тогда красноармейцы стали стараться сузить нейтральные полосы до одного броска гранаты.

Командарм не боялся рискованных решений, он считал, что действовать по шаблону в развалинах Сталинграда – значит погибнуть. «Война моторов» тогда уступила место рукопашному бою. И Чуйков с соратниками разработал тактику уличных боев, которая выручала не только в самом Сталинграде, но впоследствии и во всех крупных городах, которые Красной армии доводилось освобождать, вплоть до Берлина.

Для таких боев формировались штурмовые группы – один взвод или одна пехотная рота. 20–50 стрелков, которые учились действовать неожиданно, ошеломляя противника. Бои шли в полуразрушенных домах, в подвалах, во дворах; врага, по выражению Чуйкова, приходилось «выковыривать штыком, гранатой, лопатой». В тех сражениях бойцы полюбили ручную гранату Ф-1, «Феню». Она помогала прокладывать путь среди развалин. А на открытых пространствах царили снайперы. И 6-я армия генерала Фридриха Паулюса увязла в ближних боях, которые навязал ей Чуйков.

В октябре чуйковцы готовы были умереть, но не сдать врагу Сталинград. В ноябре появилась вера в победу, и теперь главным было перетерпеть и тем самым пересилить противника. Вскоре вражеский натиск выдохся. А 19 ноября началось контрнаступление советских войск.

Константин Рокоссовский (они с Чуйковым и в Гражданскую, на колчаковском фронте, были соседями, однако коротко сойтись им привелось лишь на Волге) оставил такую характеристику командарма: «Был он грубоват, но на войне, тем более в условиях, в каких ему пришлось находиться, пожалуй, трудно быть другим. Только такой, как он, мог выстоять и удержать в руках эту кромку земли. Его мужество и самоотверженность были примером для подчиненных, и это во многом способствовало той стойкости, которую проявил весь личный состав армии, сражавшейся в городе за город».

Ершистый характер, взрывной темперамент, крепкие слова, срывавшиеся с языка, – таким был Чуйков. Но тихоня и круглый отличник вряд ли сумел бы организовать «активную оборону» в окруженном Сталинграде, когда, как говорили бойцы 62-й армии, «за Волгой для нас земли нет».

«Настоящее счастье солдата!»

Чуйков за свою главную битву не получил звезды Героя, хотя – единственный из генералов – был представлен к этой награде. Увы, ограничились орденом Суворова I степени. А 62-я армия стала 8-й гвардейской. Сталинград научил ее бить врага. Гвардейцы Чуйкова впоследствии форсировали Днепр, удержали Магнушевский плацдарм на левом берегу Вислы, освободили Лодзь и лагерь смерти Майданек, штурмом взяли Познань, окружив там мощную группировку гитлеровцев. К началу Берлинской операции на генеральском мундире сверкали две звезды Героя Советского Союза – за освобождение Южной Украины и за Висло-Одерскую операцию.

Его не обделили наградами, хотя солдаты любили Чуйкова больше, чем генералы и маршалы. Например, командующий войсками 3-го Украинского фронта Родион Малиновский в мае 1944 года подписал такую неоднозначную характеристику Чуйкова: «Умеет сплачивать вокруг себя подчиненных, мобилизуя их на твердое выполнение боевых задач. Лично энергичный, решительный, смелый и требовательный генерал. За последнее время у тов. Чуйкова нашли проявление элементы, граничащие с зазнайством и пренебрежением к противнику, что привело к благодушию и потере бдительности. Но, получив на этот счет строгие указания, тов. Чуйков решительно изживает эти слабости».

В Берлине Чуйков был почти неразлучен со Всеволодом Вишневским. Писатель, военкор, бывший флотский офицер, тот зафиксировал каждый шаг генерала. Немцы защищали свою столицу ожесточенно, фанатично, цеплялись за каждый дом. Но за их спинами уже не стояла страна: Третий рейх испустил дух. Чуйков учил: «…пробираясь вперед, избегай движения по прямым улицам, используй проломы в домах, черные ходы, калитки, дворы и закоулки на задворках».

Снова чуйковцы сражались в городских подворотнях, в подвалах домов и среди развалин. Двигались к Тиргартену вдоль Ландвер-канала. Бились с врагом, чтобы однажды Чуйков сказал соратникам по штабу армии: «Товарищи, а ведь война, в сущности, кончилась». Но на Курфюрстенштрассе еще гремели взрывы. Был взят квартал 152-й – гестапо. Когда гвардейцы дошли до ипподрома, Чуйков дал команду: «Осторожнее, надо сохранить ценных лошадей». А утром 2 мая 1945 года все стихло. Из окон Рейхстага выбросили белые простыни. Берлин капитулировал, гарнизон сдался в плен. Именно на командном пункте Чуйкова в этот день комендант Берлина генерал Гельмут Вейдлинг сдался в плен и подписал приказ о капитуляции. И победители прошлись по германской столице, как в мирное время. «Нет, я, кажется, еще никогда не видел такого строя. Шаг в шаг, нога в ногу, плечо к плечу. Богатыри земли Русской идут по Берлину! И вдруг песня – песня широкая, певучая, наша русская. Я смотрю на лица бойцов, усталые и радостные. Вот оно, настоящее счастье солдата!» – Чуйков и свои мемуары писал под влиянием военкора Вишневского.

«Вошел в историю как Сталинград»

Он завершил войну генерал-полковником – наверное, самым известным в мире. Звание генерала армии ему присвоили в 1948-м, маршала Советского Союза – в 1955-м. Пик его военной карьеры – должность главнокомандующего сухопутными войсками – заместителя министра обороны СССР.

Поседелый чуб, очки, десяток мемуарных томов… Что это, сановитая старость? Но задиристый нрав не иссякал: Чуйков бросался в споры то с Георгием Жуковым (они не сошлись в трактовке сражения за Берлин), то с Александром Солженицыным, который преувеличивал боевое значение штрафных рот…

В одной из мемуарных книг Чуйков признавался: «Кстати, я не верю людям, которые, играя в напускную скромность, говорят, что они не думают о себе, о своем достоинстве». Чуйков воевал не по трафарету, а жил не по этикету. Его прорабатывали: «Уважаемый Василий Иванович, снимите очки "величия", посмотрите вокруг себя простыми глазами, и Вы увидите сотни, тысячи советских людей, по-настоящему скромных, отдающих все свои силы и способности общенародному делу и совершенно не кичащихся своим собственным достоинством». Но хоть он и слыл неуживчивым, не считаться со «сталинградским маршалом» не могли. Чуйков при жизни стал легендой. В кино его образ воплощали лучшие советские актеры: Николай Симонов, Борис Тенин, Иван Переверзев… А маршала все тянуло туда, где когда-то все пылало, где до смерти четыре шага, где каждый боец был героем.

В завещании Чуйкова речь шла не о квартирах и дачах: «Чувствуя приближение конца жизни, я в полном сознании обращаюсь с просьбой: после моей смерти прах похороните на Мамаевом кургане в Сталинграде, где был организован мной 12 сентября 1942 года мой командный пункт. С того места слышится рев волжских вод, залпы орудий и боль сталинградских руин, там захоронены тысячи бойцов, которыми я командовал. Бойцы Советов, берите пример с гвардейцев и трудящихся Сталинграда. Победа будет за вами».

Василия Чуйкова похоронили там, где он стоял насмерть. Там, где лежат его боевые товарищи, павшие в Сталинграде. В марте 1982-го, когда Чуйкова не стало, тысячи людей пришли попрощаться с ним. На памятнике маршалу высечены слова: «Есть в огромной России город, которому отдано мое сердце… Он вошел в историю как Сталинград».

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

ДРАБКИН А.В. Я дрался в Сталинграде. Откровения выживших. М., 2012

ЧУЙКОВ В.И. От Пекина до Берлина. 1927–1945. М., 2015