«Венчание с Россией»
№29 май 2017
180 лет назад, в мае 1837 года, началось знаменитое путешествие по России великого князя Александра Николаевича – будущего императора Александра II. Впервые наследник престола получал возможность увидеть страну, которой ему предстояло править.
Портрет великого князя Александра Николаевича. Худ. Н. Скьявони. 1838 (Фото предоставлено М. Золотаревым)
«Узнать Россию, сколько сие возможно…» Эти слова Николай I написал по поводу, достаточно важному для его семейства и для всей империи в целом. 17 апреля 1837 года великому князю Александру Николаевичу исполнилось 19 лет. К этому времени наследник престола сдал последний экзамен и его серьезное, продолжавшееся восемь лет обучение, таким образом, успешно завершилось.
Теперь юношу ждало большое путешествие по России, дабы познакомиться со страной, которой ему рано или поздно предстояло управлять. Предыдущим монархам такой поездки в юности совершить не довелось, и Николай I считал это, видимо, значительным пробелом в их и своем воспитании. Сам Николай, впоследствии наверстывая упущенное, за время царствования совершил массу сухопутных и морских путешествий по империи, покрыв в общей сложности расстояние в 137 336 верст (1 верста – 1,066 км), то есть преодолевая в среднем по 5500 верст ежегодно.
Наставник великого князя, вдохновенный романтик Василий Жуковский назвал предстоящий вояж воспитанника «венчанием с Россией». В письме императрице Александре Федоровне он отмечал: «Я не жду от нашего путешествия большой жатвы практических сведений о России… главная польза этого путешествия – нравственная, та именно, которую только теперь он может приобресть: польза глубокого неизгладимого впечатления». Уподобляя Россию «великой книге», Жуковский полагал, что Александр Николаевич в ходе поездки ознакомится лишь с «оглавлением этой книги». С его точки зрения, не менее важным было и то, что «книга» станет, в свою очередь, постепенно узнавать своего «читателя» (то есть наследника престола).
Предписания императора
Подходя к поездке сына чрезвычайно серьезно, Николай I собственноручно подготовил для него «Инструкцию для путешествия» и «Наставление». Кроме того, им была составлена «Общая инструкция», предназначавшаяся для руководителей сложного вояжа – князя Христофора Ливена, Василия Жуковского, полковника Семена Юрьевича и генерал-адъютанта Александра Кавелина. Предписания монарха были четкими и недвусмысленными: «…осматривая все любопытные предметы, откинуть излишние, разумея под сим посещение нескольких предметов однородных, как то: фабрик или заводов того же самого рода. Посещать же только которые приобрели заслуженно знаменитость. Осмотру подлежать будут везде непременно все казенные учебные заведения, гошпитали, ежели в них нет прилипчивых болезней; заведения Приказов общественного призрения и тюрьмы. Казармы осматривать тогда, когда только дозволит время, и там, где красота зданий и устройство сего заслуживает, то есть в крепостях».
Панорама Костромы. Начало XIX века (Фото предоставлено М. Золотаревым)
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ СТАЛ ПЕРВЫМ РОМАНОВЫМ, КОТОРЫЙ ПОБЫВАЛ В СИБИРИ. ВСЕГО ЗА СЕМЬ МЕСЯЦЕВ ОН ПОСЕТИЛ 30 ГУБЕРНИЙ РОССИИ, ПРОЕХАВ ОКОЛО 20 ТЫС. ВЕРСТ
Не оставил Николай Павлович без внимания и вопрос о развлечениях сына в пути: «Буде наследник будет зван на бал, принимать подобные приглашения в губернских городах, в прочих отклонять, извиняясь неимением времени. На сих балах его высочеству танцевать с некоторыми из почетных дам польский [полонез. – Л. Л.], с молодыми же знакомыми или же лучше воспитанными – французские кадрили две или три, но никаких других танцев. На ужин не оставаться, и вообще не долее часу или двух, и уезжать неприметно».
Да и распорядок дня, разработанный императором, свидетельствовал о том, что путешественникам предстояла отнюдь не увеселительная прогулка. «Встав в 5 часов, – приказывал Николай Павлович, – ехать в 6 утра, не останавливаясь для обеда, ни завтраки на дороге до ночлега; буде на пути есть предмет любопытный, то остановиться для осмотра, не принимая нигде ни обедов, ни завтраков. По приезде на место посетить в губернских городах собор или даже в уездах те места, где хранятся предметы особого богомолия. Засим по приезде на квартиру обедать, призывая к столу только губернаторов, вечер посвятить записыванию в журнал всего виденного в течение дня…» Указанный монархом распорядок старательно соблюдался на протяжении всей поездки.
Кроме перечисленных выше лиц, в путь с наследником отправилась группа молодых офицеров гвардейских полков, а также его соученики Иосиф Виельгорский и Александр Паткуль, их преподаватель истории и географии Константин Арсеньев, лейб-медик Иван Енохин и целый штат технических специалистов и слуг. Все они после напутственного молебна в Казанском соборе 2 мая 1837 года выехали из Петербурга.
«Удивительный порядок»
Поездка по стране действительно представлялась долгой и утомительной, о чем говорит даже простое перечисление основных пунктов путешествия: Великий Новгород, Тверь, Ярославль, Кострома, Вятка, Пермь, Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, Курган, Оренбург, Уральск, Казань, Симбирск, Саратов, Пенза, Тамбов, Воронеж, Тула, Калуга, Рязань, Смоленск, Брянск, Бородино, Москва, Владимир, Нижний Новгород, Орел, Курск, Харьков, Николаев, Одесса, Севастополь, Бахчисарай, Симферополь, Массандра, Алупка, Геленджик, Керчь, Ялта, Екатеринослав, Киев, Полтава, Бердянск, Таганрог, Новочеркасск, Москва, Царское Село, Петербург. Не будем забывать и о том, что железных дорог в России еще не существовало и передвигаться предстояло на лошадях, целой кавалькадой колясок и экипажей различных фасонов и конструкций.
Александр Герцен. Рисунок А.Л. Витберга. 1836. С сосланным в Вятку Герценом великий князь Александр Николаевич случайно познакомился во время своего путешествия по России (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Великий князь Александр Николаевич стал первым Романовым, который побывал в Сибири. Всего за семь месяцев путешественники посетили 30 губерний России, проехав около 20 тыс. верст.
Наследник регулярно отправлял отцу обстоятельные послания, касавшиеся самых разных сюжетов. Александр Николаевич живо интересовался историческими памятниками, порой огорчаясь небрежностью и равнодушием «у нас к древней старине». Действительно, даже села Измайловское и Преображенское, где издавна располагались поместья рода Романовых, стояли в руинах, и был отдан приказ сберечь хотя бы эти руины. Одно из наиболее ярких писем великий князь посвятил святыням Бородинского поля, где он побывал. Видимо, под влиянием этого письма Николай I повелел приобрести в дар сыну за 150 тыс. рублей село Бородино.
Как было велено, Александр Николаевич писал отцу и о работе заводов, и об учебных заведениях всех уровней, и о состоянии больниц, госпиталей, богаделен, тюрем. Он также извещал родителя о своих впечатлениях, вынесенных в результате общения с простым народом, восхищаясь его простодушием и трудолюбием, но одновременно отмечая бедность селений и низкую культуру масс. Много времени у великого князя уходило на смотры войск, жандармских команд, казачьих частей: здесь оценки царственного путешественника неизменно оставались лестными («удивительный порядок», «очень хорошее состояние», «отличный порядок» и т. п.). Оно и понятно, к смотрам наследника на местах готовились с особой тщательностью.
«Во глубине сибирских руд»
В Вятке (ныне Киров) на представительной выставке изделий края объяснения великому князю давал сосланный туда Александр Герцен. Молодые люди (а Герцену тогда исполнилось только 25 лет) беседовали более часа и, судя по всему, прониклись симпатией друг к другу. Дальнейшее известно из знаменитого произведения писателя «Былое и думы»: «Когда он [великий князь. – Л. Л.] уехал, Жуковский и Арсеньев стали меня расспрашивать, как я попал в Вятку… Они тотчас предложили мне сказать наследнику об моем положении, и действительно они сделали все, что могли. Наследник представил государю о разрешении мне ехать в Петербург». Просьбу сына Николай I удовлетворил не полностью: Герцена из Вятки перевели во Владимир, но и эта половинчатая мера заметно облегчила участь ссыльного.
Вид с южной стороны горы Уреньги на Златоустовские заводы. Худ. Ф.Ф. Чернявский. Начало XIX века (Фото предоставлено М. Золотаревым)
В Западной Сибири, вопреки желанию местных властей, царственный путешественник принял делегации ссыльных поляков и раскольников. Более того, в Ялуторовске и Кургане Александр Николаевич захотел увидеть находившихся в этих краях в ссылке декабристов. Проникнувшись к ним сочувствием, он просил отца об амнистии и для этих несчастных. Император, не желавший всецело прощать закадычных «друзей 14-го декабря», вновь отделался полумерами: некоторым из них было разрешено записываться в ряды Кавказского корпуса, воевавшего с горцами, или же занимать чиновничьи должности в Сибири. Точку в истории со многими политическими ссыльными пришлось гораздо позже ставить самому Александру Николаевичу. В 1856 году во время коронационных торжеств он амнистировал оставшихся в живых декабристов и членов кружка Михаила Буташевича-Петрашевского. А тогда, в 1837-м, за семь месяцев путешествия наследник получил более 16 тыс. разнообразных прошений и все их аккуратно переслал в Петербург.
Вид города Тобольска. Рисунок М.С. Знаменского. 1871–1872 (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Великий князь с чрезвычайным энтузиазмом воспринял свое пребывание в Сибири. Вот отрывок из его письма к отцу из Тобольска: «Восторг, с которым меня здесь везде принимали, меня точно поразил, радость была искренняя, во всех лицах видно было чувство благодарности своему государю за то, что он не забыл своих отдаленных подданных, душою ему привязанных, и прислал к ним сына своего. <…> Они говорят, что доселе Сибирь была особенная страна и теперь сделалась Россиею».
Россия, со своей стороны, знакомилась с будущим повелителем. Были встречи и мероприятия весьма деловые, о чем, например, свидетельствует рапорт полковника Павла Аносова, докладывавшего по команде о пребывании наследника на знаменитых уральских Златоустовских заводах. Аносов – геолог, ученый-металлург, «отец» русского булата – являлся директором упомянутых заводов, а потому лично сопровождал высокого гостя по цехам и полигонам. Он рапортовал, что его императорское высочество прибыл к предместью завода поздно вечером 7 июня 1837 года. На следующий день в 11 часов утра наследник начал осмотр предприятий с представления ему всех местных чиновников и инженеров.
Затем он присутствовал при выплавке чугуна в доменных печах, видел «приготовление литой стали, растворение золотистого железа в серной кислоте», а на оружейной фабрике – «дело сырой и рафинированной стали, ковку, закалку, точку и полировку клинков, приготовление кирас, булатного оружия и различных хирургических инструментов», не говоря уже об «отливке медных эфесов».
Иными словами, высокий гость ознакомился со всеми фазами производства обширной продукции заводов. После этого последовала проверка кирас, которые с расстояния в 30 шагов успешно выдержали удары пуль, что поразило и порадовало его высочество. День закончился подъемом на сопку горы Уреньги, откуда открывался чудесный вид на панораму заводов и неповторимые красоты уральской природы. 9 июня в 5 утра состоялся запланированный выезд наследника из Златоуста.
Василий Жуковский – поэт, наставник великого князя Александра Николаевича. Акварель Г. Рейтерна. 1834 (Фото предоставлено М. Золотаревым)
Случались также, и весьма часто, встречи совершенно официальные, можно сказать – протокольные, о которых Александр Николаевич, как и о многом другом, регулярно сообщал отцу. Для примера приведем его письмо из Симбирска: «24-го числа [июнь 1837 года. – Л. Л.] я принял представление [чиновников. – Л. Л.], был в соборе у обедни, смотрел потом помещение военных кантонистов, комиссариат, Дом трудолюбия. <…> Кроме того, я смотрел еще заведения Приказа, которые в весьма ветхих строениях, гимназию с благородным пансионом, городскую больницу, где, к сожалению, очень много больных кантонистов… острог и, наконец, выставку, довольно большую». Таким был вполне обычный день нашего путешественника.
«Остервенение от радости»
Иногда наследника радовали чем-то неожиданным. Так, в Оренбурге специально к приезду Александра Николаевича прикочевавшая сюда Киргизская орда забавляла его скачками детей на низкорослых лошадях, национальной борьбой, заклинанием змей шаманами, хождением босиком по лезвиям сабель и прочей экзотикой. Наш путешественник сообщал отцу об этом в следующих словах: «…были скачки на киргизских и башкирских лошадях вокруг горы, круг в пять верст окружности, скакали мальчики почти голые без седел как попало, первым раздали призы, именно верблюдов, лошадей, платье и т. п. Потом скакали верблюды преуморительно. Мы смотрели борцов киргизских и башкирских и их плясунов, музыка их удивительна, просто дудки, в которые они очень кричат».
«БЕДНЫЕ БОКА НАШИ И НОГИ БУДУТ ПОМНИТЬ РУССКУЮ ЛЮБОВЬ И РУССКУЮ ПРИВЯЗАННОСТЬ К НАСЛЕДНИКУ…»
Однако чаще всего встречи наследника с будущими подданными проходили далеко не так спокойно. В Костроме и Ярославле, скажем, многие тысячи человек, собравшиеся на берегу Волги, часами стояли по пояс в воде, только чтобы увидеть царского сына. Таким образом они надеялись получше рассмотреть великого князя, проплывавшего мимо во главе целой кавалькады ярко украшенных катеров.
Уже упоминавшийся полковник Юрьевич в письме к жене рассказывал о случае, происшедшем опять-таки в Костроме: «Нельзя описать того, можно сказать, ужаса, с которым народ толпился к великому князю. Беда отдалиться на полшага от него; уже более нельзя достигнуть до него, и бедные бока наши и ноги будут помнить русскую любовь, русскую привязанность к наследнику… Вчера при выходе из собора [в знаменитом Ипатьевском монастыре. – Л. Л.] толпа унесла… далеко от дверей архиерея; он долго не мог попасть назад в церковь».
Любовь народа к Александру Николаевичу становилась порой не просто восторженной, но и по-настоящему опасной. В письме к отцу наследник поведал о следующем происшествии в Калязине: «Нигде народ меня не встречал с таким остервенением от радости, они отпрягли у нас лошадей, мы принуждены были сесть в дрожки исправника, мою лошадь понесли было [надо думать, вслед за дрожками. – Л. Л.], потом при переправе на пароме столько набилось народу, что он было стал погружаться в воду, так что я точно Бога благодарил, как выбрался из этого ужасного Калязина».
Николай I отреагировал на это письмо сына незамедлительно и предсказуемо: «Скажи Кавелину, чтоб чрез передового фельдъегеря открытым предписанием от моего имени к местным властям строжайше запрещено было выпрягать у тебя лошадей. Всего более опасаюсь подобных сцен, тут до беды недалеко». Вообще же крик «ура», постоянно сопровождавший путешественников, настолько навяз у них в ушах, что слышался великому князю и его свите даже в полной тишине, порой заставляя просыпаться по ночам.
«Видя землю Русскую вблизи»
Семен Юрьевич писал жене, что уже к середине поездки, в ходе которой города и веси так и мелькали перед глазами, сливаясь в нечто трудноразличимое, спутники наследника начали жаловаться на чрезвычайное утомление: и Жуковский, «который просто не мог собраться с духом, и Арсеньев, и первый старшина путешествия генерал Кавелин». «Один великий князь оставался неутомим и всех ободрял своим примером», – подчеркивал полковник. Не забудем, что наследник каждый вечер еще и делал записи в журнале, а также составлял послания отцу, которые отвозил в Петербург специальный курьер-фельдъегерь.
Впрочем, всевозможные эксцессы в пути не могли заслонить главного. Путешествуя, наследник взрослел, начиная серьезно задумываться о будущей своей роли или, как предпочитали говорить в семье Романовых, о предстоящем «долге», «обязанности». В июле 1837 года Александр Николаевич писал отцу из Тамбова: «Я же с каждым днем вижу и чувствую более и более всю важность моего путешествия, из которого я постараюсь извлечь всю возможную пользу, чтобы быть впоследствии полезным нашей матушке России и тебе, милый бесценный Папа… Видя землю Русскую теперь вблизи, более и более привязываюсь к ней и считаю себя счастливым, что Богом предназначен всю жизнь свою ей посвятить».
Перемены в характере и настроении наследника не могли не радовать Николая Павловича. «Знай же, – писал он сыну, – что лучший для меня подарок есть ты сам. <…> Да, я тобой доволен. В мои лета начинаешь другими глазами смотреть на свет и утешение свое находишь в детях. <…> На тебя же взираю я еще иными глазами, может быть, еще с важнейшей точки: я стараюсь в тебе найти себе залог будущего счастия нашей любимой матушки России. <…> Хочу, чтоб ты чувствовал, что ты, час от часу более узнавая край, более и более его любишь и чувствуешь всю огромность будущей твоей ответственности…»
Довольный итогами путешествия сына, монарх даровал каждой губернии, где тот побывал, по 8 тыс. рублей для раздачи наиболее неимущим их жителям.
У некоторых авторов, склонных к художественному вымыслу, можно найти упоминание о том, что, возвращаясь в столицу, путешественники увидели зарево над городом Петра – это горел Зимний дворец. Нет, на пепелище отчего дома, каким бы значимым ни выглядел такой факт, Александр Николаевич не возвращался. То ли по недосмотру истопников, то ли из-за недостатков конструкции вытяжки-вентиляции Зимний дворец сгорел лишь в декабре 1837 года, когда наследник уже благополучно вернулся в столицу.
На очереди было его путешествие в Европу, но это уже совершенно иной сюжет.
Леонид Ляшенко, кандидат исторических наук
Леонид Ляшенко