Настройки

Треугольник боголюбцев

№70 октябрь 2020

Вячеслав Козляков, доктор исторических наук

На чем сошлись и из-за чего разошлись пути главных действующих лиц этой истории – протопопа Аввакума, патриарха Никона и царя Алексея Михайловича, изначально преследовавших общую цель – преобразование русской церкви?

Всегда удивительно видеть в истории примеры одновременного появления рядом сильных и разных людей. Когда они делают что-то вместе, можно ожидать рождения чего-то значительного, никогда прежде небывалого. Так было и с Аввакумом, Никоном и Алексеем Михайловичем.

Московское царство знало немало глубоко размышлявших о вере людей, но «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» изменило все каноны, личный опыт человека тоже стал важен. Многие церковные иерархи запомнились строительством храмов, но мало кто преуспел в этом так, как Никон. Великие князья и цари часто прислушивались к духовным лидерам, но до Алексея Михайловича у простых священников, московских и провинциальных, не было возможности свободно размышлять о вере и транслировать свои идеи государю.

Царь и патриарх

В жизни будущих непримиримых противников – Аввакума и Никона – было время, когда их «уравнивало» не только происхождение из Нижегородской земли, но и царские милость и приязнь. У всех участников возникшего в конце 1640-х годов «кружка ревнителей благочестия» существовала уверенность в исключительной силе русского православия и в необходимости строгих норм церковной жизни. Но одно дело – обсуждение таких идей, а другое – их реализация. И здесь пути Аввакума и Никона разошлись, хотя оба они были сторонниками резких перемен для утверждения веры и не давали послабления миру. Никон решительно менял церковные порядки, Аввакум стремился сохранить чистоту веры предков. Мы связываем с этими именами раскол русской церкви, но он случился потому, что слишком многое к тому моменту изменилось в самой церковной жизни.

Новизна заключалась уже в самом происхождении патриарха Никона и известного протопопа Аввакума: они были «из мужиков». Сравните знаменитого строителя Соловков и обличителя опричнины митрополита Филиппа, принадлежавшего к древнему боярскому роду Колычёвых, и Никона, вышедшего из крестьян. При этом Никон был значительно старше царя, вступившего на престол в юном, 16-летнем возрасте, когда будущему патриарху исполнилось уже 40 лет. Алексей Михайлович, как хорошо видно из его писем, в первые годы царствования был по-юношески жив, зарождавшиеся у него привязанности оказывались крепкими и сохранялись, как правило, на всю жизнь. Никона целенаправленно вели к патриаршеству, поставив сначала митрополитом на важную новгородскую кафедру. В «бунташном» 1650 году, когда в Новгороде и Пскове одновременно вспыхнули восстания, Никон (отчасти бывший виновником выступлений новгородцев) сумел найти пути умиротворения, советуя царю проявить милость к бунтовщикам.

Известно, что ничто так не сближает, как пережитые вместе трудности, но по-настоящему значение «собинного друга» государя возросло после его участия в переносе мощей митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в Москву. Когда умер патриарх Иосиф, в 1652 году Никон занял его место. Однако даже на пике влияния вряд ли Никона можно сравнивать с патриархом Филаретом – отцом царя Михаила Федоровича. Филарет участвовал во всех делах управления царством на равных с сыном, а Никону были полностью доверены только дела церкви.

Широко распространенное мнение, что в определенный период Алексей Михайлович находился под влиянием Никона, не имеет под собой почвы. В ту эпоху существовали представления о божественной природе царской власти, выраженной в чине венчания на царство. При восхождении на трон царь получал из рук патриарха полную власть над своими подданными, а дальше все зависело от воли самодержца. Характер Никона был тяжелым и властным, хотя он умел меняться, когда речь шла о встречах или переписке с государем. Никону, конечно, было позволено больше, чем многим, но далеко не все. Алексей Михайлович жаловал патриарха, удовлетворял его просьбы, обсуждал с ним разные дела, даже военные, но единственным советником царя тот никогда не был. Самодержец, безусловно, доверял ему, иначе церковная реформа была бы невозможна. Однако как только Никон в 1658 году оставил патриаршую кафедру в Москве, его время в ближайшем царском окружении закончилось.

Царь Алексей Михайлович и Никон, архиепископ Новгородский, у гроба чудотворца Филиппа, митрополита Московского. Худ. А.Д. Литовченко. 1886 год

Война за веру

Вовлеченность царя в реформу подкреплялась тем, что он был глубоко верующим человеком. Алексей Михайлович знал полный круг церковных служб, молитвам его учили с самого детства, первыми прочитанными им в шестилетнем возрасте книгами стали Псалтырь и Часовник. Вступив на престол, он мог даже поправлять священников в ходе службы, если они ошибались. Человеку, привыкшему все делать хорошо и не лениться (а это в полной мере относится к Алексею Михайловичу, автору слов «Делу время, потехе час» из «Урядника сокольничего пути»), тяжело было мириться с неправильными действиями подданных, в том числе и служителей церкви.

Совместные усилия царя и Никона по реформированию церкви продолжались всего шесть лет (1652–1658), но эти годы были наполнены весьма важными событиями. В первую очередь речь идет о Русско-польской войне, начавшейся в 1654 году. Не лишним будет напомнить, что сегодня Россия, Украина и Белоруссия столкнулись с вызовами, восходящими именно к этой временной точке. Тогда Алексей Михайлович и Никон при поддержке константинопольского патриарха, а также митрополитов и патриархов других поместных церквей выбрали путь защиты православия на землях, исторически составлявших ядро Древнерусского государства. Поскольку это были Киев и земли Войска Запорожского в Королевстве Польском, принятые по просьбе гетмана Богдана Хмельницкого «под высокую царскую службу», и белорусские земли в Великом княжестве Литовском, стал неизбежен конфликт с Речью Посполитой. А в дальнейшем Алексей Михайлович планировал распространить свою власть на православные области, захваченные турками. Этот замысел был невозможен без устранения различий в богослужении русской церкви и других православных церквей, накопившихся за время отдельного существования Московской митрополии, а затем патриархата.

Алексей Михайлович и Никон вместе начинали эту войну. Без патриаршего благословения, осознания исключительности своей миссии защитника веры царь никогда не вышел бы в поход. В архиве Тайного приказа сохранилась малоприметная тетрадка с записями «мыслей о войне» Алексея Михайловича, как ее определили архивисты XIX века. Оказалось, что в ней самодержец отметил, когда он точно принял решение о походе в защиту веры. Это произошло в 1653 году «в понедельник третьей недели Великого поста», 14 марта, то есть ровно 40 лет спустя, день в день, после призвания на царство в 1613 году Михаила Федоровича! А потом были триумф возвращения Смоленска в 1654-м, взятие Вильны, бои под Ригой. Алексей Михайлович отправлялся в походы под знаменами с изображением Спаса и русских святых, для молитвы и заступничества везли с собой в обозах православные святыни, пришедшие на Русь с Востока.

Военные и дипломатические успехи явно окрылили царя. Как всегда бывает во время войн, в его окружении выдвинулось большое число новых людей, воевод и советников. Никон же провалился со своими действиями во время морового поветрия в Москве в 1654 году, фактически бежав из столицы. Толпа, громившая патриарший дворец, по сообщению шведского резидента Иоганна де Родеса, принесла в Кремль иконы с процарапанными глазами и винила патриарха, что именно его нововведения вызвали мор. Одну из оскверненных икон нашли в покоях Никона. По возвращении государя в Москву патриарх заставил всех недовольных замолчать. Он публично осудил иконы, написанные московскими иконописцами «по образцам икон франкских и польских», и в присутствии Алексея Михайловича повелел бросать изображения святых на пол в Успенском соборе. Царь, по рассказу антиохийского патриарха Макария, просил только не сжигать эти иконы, а закапывать их в землю…

Как видно из материалов «Дела Никона», со временем, после завершения главных военных походов с участием государя, патриарх стал понимать, что его исключительному духовному влиянию на Алексея Михайловича приходит конец. Поэтому и решил взорвать ситуацию отказом от патриаршества в Москве после службы в день Положения Ризы Господней 10 июля 1658 года. Обвинители Никона говорили, что он, даже не закончив эту службу, произнес слова: «Аще возвращусь, и я-де аки пес на свою блевотину». Патриарху мнилось, что царь сразу же одумается и вернет его, но дальше началась борьба самолюбий. И в этой борьбе Никон был обречен, потому что в противостоянии с самодержцем у него не было никаких шансов.

Борьба самолюбий

Формально разрыв Алексея Михайловича с «собинным другом» отсчитывается от встречи в Кремле грузинского царя Теймураза I 6 июля 1658 года. Во время подготовки приема в Грановитой палате окольничий Богдан Хитрово, расчищая дорогу, ударил патриаршего стряпчего, якобы сказав при этом: «Не дорожись патриархом». Никон воспринял эту историю как оскорбление, нанесенное ему лично, и пытался добиться немедленного наказания обидчика патриаршей чести. Когда же этого не произошло, он принял свое роковое решение оставить патриаршую кафедру в столице, сохраняя власть в церкви. Никон хотел уехать из Москвы, где ему, как он считал, не осталось места рядом с царем, отказавшимся выслушивать его просьбы. Но Алексей Михайлович, действовавший через своих ближних бояр, решил наказать патриарха. Самым обидным для Никона жестом было царское распоряжение об описи патриаршего двора в столице, якобы для сбережения хранившегося там имущества.

Знамя Особого Большого полка 1654 года

Первая попытка предать суду Никона провалилась, как ни старались его обвинители из числа других церковных иерархов. Он был хорошим богословом и доказал, что судить его можно только при участии патриархов – константинопольского, александрийского, антиохийского или иерусалимского. Восемь лет длилась история «ни мира, ни войны», когда восточных патриархов пытались заманить на церковный суд в Москву. Все это время Алексей Михайлович и Никон ожидали друг от друга первого шага навстречу, но в борьбе самолюбий никто не уступил. А пока патриарху разрешили заниматься строительством Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, где он жил под небольшой стрелецкой охраной.

Патриарх Никон в Спасских воротах Кремля. Худ. С.Д. Милорадович. 1898 год

В конце концов в декабре 1665 года Никон все же допустил промах, который стал фатальным и привел к его бесповоротному разрыву с царем. Он хотел напрямую, без посредничества обратиться к константинопольскому патриарху Дионисию как арбитру в споре об оставлении им кафедры в столице и использовал для этого пребывание в Москве посольства гетмана Ивана Брюховецкого. Но отправить с казаками своего человека Никону не удалось: посланца поймали, об этом стало известно царю. И такого «вынесения сора из избы» и жалоб на себя Алексей Михайлович стерпеть уже не мог. Давно шедшие переговоры о возможном приезде восточных патриархов вступили в решительную стадию, им стали готовить пышную встречу и созвали Церковный собор. «Для чести», а не «для шума», как потом скажет царь, встретившись после долгого перерыва с Никоном на соборе.

Перед знаменитым собором 1666–1667 годов стояли два главных вопроса: что делать с Никоном и со сторонниками старой веры во главе с Аввакумом? Еще ничего не было предрешено, Алексею Михайловичу важно было высказаться, добиться одобрения своей позиции и поддержки. Сохранилось свидетельство патриаршего дьякона и первого биографа патриарха Никона Иоанна Шушерина, рассказавшего, как в какой-то момент царь замолчал, стоя рядом с недавним наставником. Можно было сделать всего один шаг, поглядеть в глаза друг другу, попросить о прощении, но все кончилось иначе. Иерархи русской церкви в присутствии патриархов Паисия Александрийского и Макария Антиохийского приговорили Никона к лишению сана и прямо на соборе сняли с него знаки патриаршей власти. Тот не удержался от последнего упрека своим обвинителям, не скрыв иронии над бедностью восточных патриархов, разделивших между собою его клобук и панагию… С решением собора он не согласился и в обращениях к Алексею Михайловичу из Ферапонтова монастыря, куда был сослан, по-прежнему подписывался «патриарх».

При этом, разорвав отношения с Никоном, царь не отказался от его реформ, на что надеялись приверженцы старой веры. Он видел в этих переменах путь к тому, чему как раз противостоял Никон, – к власти «царства» над «священством». На соборе возобладал компромисс: было решено, что «царство» выше в делах светских, а «священство» – в церковных. Но направление реформ было обозначено, а полностью их завершит Петр Великий, отменив патриаршество и приняв Духовный регламент.

Никон начинал преобразования, когда вселенская роль московского православия казалась настолько близкой целью, что мечталось уже о завоевании Константинополя и даже Святой земли с Иерусалимом. Но Русско-польская война показала, что сил не хватало даже для похода на Варшаву, покорения балтийских городов и возврата русских исторических земель, оказавшихся на территории Великого княжества Литовского. Памятником этой мечте остались повторенный трудами Никона близ Москвы Иерусалим и те нововведения, что оправдывались необходимостью унификации церковных обрядов Москвы с «правильными» греческими образцами.

Новатор старины

Представление о расколе как противоборстве старого и нового вряд ли справедливо. Новатором можно назвать не только Никона, но и его оппонента протопопа Аввакума. Еще в XIX веке историк Николай Костомаров писал о старообрядчестве как о «явлении новой, а не древней жизни». Отчетливо прочитывается идея о новаторстве этого явления и в «Путях русского богословия» Георгия Флоровского: «Раскол – не старая Русь, но мечта о старине». В советское время, кстати, говорили об «антицерковной» направленности старообрядчества, видя в этом отражение привычной «классовой борьбы». Сегодня в чести другая терминология, но всегда наступает завтра, о чем историку важно помнить. Конечно, Аввакум никакой не оппозиционер в обычном для нас смысле: он не боролся за власть, не думал о свержении царей. Его противостояние с никонианами было духовным, тогда как с ним боролись с помощью запретов, дальних ссылок, пыток голодом и холодом в тюрьмах. Ведь политики – в современном понимании – в Московском государстве не было: вся так называемая «политическая борьба» велась из-за влияния на царя той или иной боярской группировки, причем это было уделом царедворцев из числа нескольких десятков аристократических родов, родственников государя или его приближенных.

Аввакум бывал в царском дворце, напрямую искал заступничества у любимой сестры Алексея Михайловича – царевны Ирины, покровительствовавшей сторонникам старой веры. Даже свое спасение на Московском соборе 1666–1667 годов он приписывал царице Марии Ильиничне: «Она за нас стояла в то время, миленькая; напоследок и от казни отпросила меня». Но везде, во дворце и в больших боярских дворах вроде дома знаменитой боярыни Морозовой, он был только проповедником веры и наставником в делах. Какую выгоду искал Аввакум, если когда-то отказался быть царским духовником? Ничего, кроме возможности проповедовать свои взгляды, ему не было нужно, он сам следовал тому, во что верил, и хотел убедить в этом других – ради спасения их же душ. Бывают люди, разговор с которыми даже о простых вещах может запомниться на всю жизнь, умеющие сказать образно, обладающие внутренним стержнем. Это и есть собирательный портрет Аввакума, которому чужды были неизбежное придворное лукавство и поиски земных благ. У него был дар проповедника, он обладал талантливым письмом, его «Житие» надолго обогнало свое время. И еще важно, что такие люди не меняются и не изменяют себе. Аввакум до раскола и после – это один и тот же человек, исполнявший добровольно взятую на себя миссию защитника старой веры.

Если Никон, столь же непоколебимый в своих взглядах, после первых разногласий счел Аввакума личным врагом, то Алексей Михайлович долгие годы пытался найти способы вернуть протопопа в лоно официальной церкви. Царь был неравнодушным, сомневающимся человеком и явно выделял его среди других сторонников старой веры. Аввакум тоже любил Тишайшего, видя в нем того, кто запутался в сетях, расставленных Никоном. В 1666 году Алексей Михайлович даже посетил монастырь, где держали привезенных на собор учителей старообрядчества, «постонал», по словам Аввакума, рядом с его тюрьмой, но останавливать церковный суд все равно не стал. Благодаря частичному помилованию царя Аввакуму не урезали язык, как другим осужденным вместе с ним. Уже будучи узником земляной тюрьмы, расстриженный протопоп не сразу стал осуждать государя. Лишь после смерти Алексея Михайловича все изменилось: теперь он не сдерживал себя, ерничая над загробным его существованием, убежденный в наступившем возмездии за слом старой веры. Эти ругательства ему не простили, и Аввакум был казнен в Пустозерске. А в конечном счете именно их обычно вспоминают, забывая, что раньше между царем и протопопом были и разговоры о вере, и общие надежды на перемены к лучшему в церкви и жизни мирян.

Кийский крест с предстоящими. Икона. Мастер Б. Салтанов. 1670-е годы. Слева: император Константин, царь Алексей Михайлович, патриарх Никон; справа: императрица Елена, царица Мария Ильинична

Обновления хотели все участники «кружка ревнителей благочестия» вместе с самим царем, но в своих целях и средствах они расходились. Раскол и конфликт появляются там, где есть лидерство или борьба за власть. Никон, став патриархом, первым отказался от своих прежних друзей и от ранее дорогих ему идей, устранив любое постороннее влияние на государя в церковных делах. Так ответственность за перемены в жизни церкви легла только на царя и патриарха. И все стало разрушаться и раскалываться, когда согласие между Никоном и Алексеем Михайловичем исчезло.

Но мы, когда говорим о церковном расколе, видим, как правило, лишь главных героев этой драмы – царя, Никона и Аввакума. От них зависело многое, однако не все. С введением изменений в богослужении, печатанием новых книг люди оказались перед очень нелегким выбором: вместе с большинством подчиниться реформам или до конца держаться за разрушаемый строй веры предков. Само утверждение перемен силой и ответ на это старообрядцев гарями (самосожжениями) и уходом в леса изменили суть спора и сделали невозможным примирение. В расколе есть важный исторический урок, упущенный нами, как обычно: нельзя совместить веру и насилие, стремление к лучшему и худшие пути его достижения.

Что почитать?

Андреев И.Л. Алексей Михайлович. М., 2006 (серия «ЖЗЛ»)

Козляков В.Н. Царь Алексей Тишайший. Летопись власти. М., 2018 (серия «ЖЗЛ»

Лента времени

Май 1605 года

Рождение у крестьянина Мины из села Вельдеманово Нижегородского уезда сына Никиты (в монашестве – Никона).

Ноябрь 1620 года

Рождение у священника Петра из села Григорово Нижегородского уезда сына Аввакума.

Март 1629 года

Рождение у царя Михаила Федоровича сына Алексея.

Июль 1645 года

Вступление на царский престол Алексея Михайловича.