Призрак на троне

Лжедмитрия I по праву считают самым известным и удачливым из русских самозванцев. Его краткий триумф стал примером для десятков подражателей и загадкой для историков. Как огромная страна могла покориться явному обманщику, изменнику и агенту чужеземцев?

Необычная судьба человека, называвшего себя «Димитрием, императором московским», вдохновляла таких гениев, как Пушкин и Кальдерон, Шиллер и Мусоргский. Они окутали самозванца романтическим ореолом, которого в реальной жизни он, судя по всему, был начисто лишен. Воспоминания современников рисуют Лжедмитрия I дерзким, вспыльчивым, несдержанным, тщеславным, охочим до денег, роскоши и женщин – всего, чего попросту не было в его скудной юности. Не упоминается лишь одно его качество, ставшее, однако, решающим, – актерский талант, позволявший ему нравиться всем, от польского короля до буйной московской толпы. Нравиться, но не убеждать: даже на пике славы мало кто верил, что новый царь – подлинный Дмитрий. 

В царском происхождении не убеждала и его простоватая внешность: «Возрастом [ростом. – «Историк»] мал, груди имея широкы, мышцы толсты; лице ж свое имея не царского достояния, препросто обличие имяху». Другое описание дополняет образ: «Обличьем бел, волосом рус, нос широк, бородавка подле носа, уса и бороды не было, шея коротка». К этому добавлялись быстрота в движениях, участие в простонародных трудах и забавах, любовь к иностранной одежде и обычаям. Всем этим «император» разительно отличался от других московских государей, зато весьма походил на своего дальнего преемника на троне – Петра Великого. 

Кем он был? 

По самой распространенной теории, самозванец был беглым монахом Григорием (Юшкой) Отрепьевым. Он родился около 1580 года и был немногим старше настоящего царевича, погибшего в Угличе. Дворянский род, к которому Юшка принадлежал, давно обеднел, и один из его предков получил из-за этого кличку, ставшую фамилией. Отца будущего «императора» – Богдана – убили в пьяной драке, но мать смогла поднять двух сыновей и выучить их грамоте. Начитанный и бойкий Юшка был взят на службу к окольничему Михаилу Никитичу Романову (дяде будущего царя, первого из Романовых) и жил в Москве. Но в правление Бориса Годунова этот род оказался в опале, и Отрепьев, избегая репрессий, постригся в монахи под именем Григорий. На этом поприще он быстро преуспел, попав в кремлевский Чудов монастырь и став секретарем самого патриарха Иова. Посещая вместе с ним Боярскую думу, Григорий многое узнал о политике и раскладах при дворе. Его враги утверждали, что уже тогда он задумал стать царем и неосторожно заявил об этом. И даже был осужден на ссылку, но успел бежать. Из-за этого бегства его называли расстригой, хотя официально монашеского чина так и не лишили. 

Сторонники другой теории считали – и до сих пор считают – Лжедмитрия I подлинным чудесно спасшимся царевичем, младшим сыном Ивана Грозного. По изложенной самим самозванцем версии, в Угличе его уберег от смерти неотлучно находившийся при нем доктор-итальянец. Узнав, что Годунов хочет убить его питомца, доктор заранее нашел похожего на царевича мальчика-слугу, которого и подсунул убийцам. Настоящего же Дмитрия он спрятал у верных людей, которым велел растить его до совершеннолетия, а потом отдать в монастырь. Когда сын Грозного вырос, он решил бороться за свои права и бежал в Польшу, чтобы найти там поддержку. В этой – стройной с виду – версии кроется немало нестыковок. Во-первых, никто не видел рядом с царевичем никакого итальянца. Во-вторых, самозванец с его бородавками отличался от Дмитрия и внешностью, и возрастом. В-третьих, монашеское воспитание не подразумевало знания дворцового этикета, умения ездить верхом и драться на саблях. 

Позже возникла видоизмененная версия, согласно которой царевича тайно вывез из Углича не мифический итальянец, а его родственники по матери – бояре Нагие, хитроумный Василий Шуйский или влиятельный дьяк Василий Щелкалов, на роль которого в своем спасении намекал и сам «император». По протекции тех же лиц, желающих свергнуть Годунова, Дмитрий якобы и попал в Чудов монастырь, а затем в Польшу. Однако нет никаких подтверждений этого многолетнего заговора, о котором, будь он реальностью, непременно кто-нибудь бы сболтнул. 

Бытовала еще одна теория, согласно которой самозванец был внебрачным сыном польского короля Стефана Батория. Впервые ее озвучил немецкий наемник Лжедмитрия I Конрад Буссов, утверждавший, что этого сына отыскал по заданию врагов Годунова русский монах по имени… Григорий Отрепьев. Но у Батория не было детей ни в браке, ни вне его; зная об этом, другие европейские авторы того времени отвергали версию Буссова, хотя тоже считали, что «царевич» по происхождению не был русским. Например, шведский придворный историк Юхан Видекинд писал, что Лжедмитрий был «человек хитрый и лукавый», то ли валах, то ли итальянец, то ли еврей. Но почему тогда он отлично говорил по-русски, хорошо знал веру и обычаи Московии? 

Ивановская площадь в Кремле. Вид на колокольню Ивана Великого, Чудов монастырь и Архиерейский дом. Худ. Ф.Я. Алексеев, ученики. 1800-е годы

Подведем итог: ни один достоверный факт не подтверждает версии чудесного спасения Дмитрия, зато множество людей в 1591 году в Угличе видели его мертвым и свидетельствовали об этом под присягой. Значит, «император» был другим человеком – и наверняка не иностранцем, а русским. С большой долей вероятности можно утверждать, что это был 

именно Григорий Отрепьев – умный, честолюбивый, лишенный принципов, зато полный воли и неукротимого желания выбиться «из грязи в князи». 

Монета с портретом Лжедмитрия I. 1606 год

Почему он победил? 

Бегство на Запад потребовало от самозванца не только храбрости, но и упорства. Впервые объявившись в Киеве в 1601-м, он целых три года пытался убедить польских магнатов в своих правах на московский трон, но терпел одну неудачу за другой. Хотя король Сигизмунд III мечтал захватить Московию и привести ее к католической вере, мало кто из поляков хотел воевать – и претендент на престол никак не мог добиться помощи. В ожидании своего часа он провел не менее года в школе протестантов-ариан, где выучил польский, немецкий и латынь. Потом, возможно, жил в Запорожской Сечи, обучившись военному делу и заведя связи в казацкой среде. 

В 1603 году Лжедмитрий нанялся на службу к богатейшему православному магнату Адаму Вишневецкому. Притворившись больным, он «на смертном одре» признался господину в своем царском происхождении, а в доказательство предъявил драгоценный крест, будто бы унаследованный от отца. «Пискаревский летописец» поясняет, что перед своим бегством самозванец проник к Марии (в иночестве Марфе) Нагой, матери Дмитрия, и «неведомо каким вражьим наветом» выпросил у нее крест сына. Эта странная история лишь укрепляет предположение, что еще до появления на Руси самозванец имел сторонников в рядах знати. Как бы то ни было, Вишневецкий тоже его не поддержал и сплавил другому магнату – Юрию Мнишеку. Этот авантюрист, всегда нуждавшийся в деньгах, решил использовать гостя двояко – для улучшения отношений с королем и пополнения мошны за счет русских сокровищ. Заодно он познакомил его со своей 15-летней дочкой Мариной, очаровавшей самозванца раз и навсегда. 

В марте 1604 года король принял претендента на московский трон и пообещал ему негласную помощь в обмен на передачу Смоленска и других земель, принятие католичества и распространение этой веры на Руси. Мнишек, в свою очередь, выпросил для себя Чернигов, а для дочери Новгород, за что обязался навербовать для «царственного» юноши армию и привести ее к победе. В октябре 4-тысячное войско поляков, запорожцев и немногочисленных русских изгнанников пересекло границу. Царские армии были вдесятеро больше, но в первом же крупном сражении под Новгородом-Северским Лжедмитрий одержал победу. Было и поражение в битве при селе Добрыничи, но вскоре русские города начали сдаваться один за другим; направленные против самозванца войска переходили на его сторону. В июне 1605 года он с десятикратно выросшими силами оказался у стен Москвы. 

Победить ему помогло редкое сочетание обстоятельств. «Выскочка» Борис Годунов не пользовался популярностью ни у знати, ни у народа – особенно после появления слухов о том, что он извел как младшего сына Грозного, так и старшего, Федора Ивановича. Бояре ненавидели его за ограничение их своеволия, крестьяне – за отмену Юрьева дня, духовенство – за привлечение в страну иностранцев. Реформы, которые царь Борис пытался предпринять, пресек страшный трехлетний голод, унесший сотни тысяч жизней. Годунов открыл для голодающих свои амбары, но его все равно проклинали. Он сделался жестоким, осуждая людей на смерть по одному лишь подозрению в поддержке самозванца. А в апреле 1605 года внезапно умер – так внезапно, что это в очередной раз рождает домыслы о существовании масштабного заговора знати. 

Объявив царем сына Годунова – юного Федора, бояре спустя полтора месяца сами же низложили его и 20 июня 1605 года хлебом-солью встретили самозванца. Федор и его мать, не любимая москвичами дочка Малюты Скуратова, были убиты по приказу Лжедмитрия, хотя он лицемерно сожалел об их смерти. Его въезд в столицу запомнился многим: толпа кричала «ура», звонили колокола, бояре клялись в верности новому царю. Правда, вскоре Василий Шуйский был арестован за попытку переворота, но быстро прощен – «император» хотел показать, что наступила эра милосердия. Хотя не для всех: нескольких знавших Отрепьева монахов Чудова монастыря тайком умертвили, а некий стрелец, при всех назвавший нового государя Григорием, был сослан в Вятку. 

Каким его запомнили? 

Одному из своих польских приближенных самозванец сказал: «Есть два способа царствовать – милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я избрал первый способ». Первым делом он вернул из тюрем и ссылок всех опальных Годунова и возвратил им имения. Кроме того, щедро наградил своих сторонников, удвоил содержание служилым людям, отменил на 10 лет налоги в тех уездах, что его поддержали. Чтобы прослыть справедливым государем, «император» приказал собрать у населения жалобы на прежние обиды и сурово наказать виновных. Взяточников он велел водить по городу, повесив им на шею взятое ими, и бить при этом палками. Дважды в неделю, по средам и субботам, Лжедмитрий сам выходил на Красное крыльцо в Кремле и выслушивал просьбы подданных. Он даже запретил передачу холопов по наследству: после смерти хозяина они становились свободными людьми. 

Стремясь перестроить армию на западный манер, Лжедмитрий устраивал под Москвой военные маневры: бояре штурмовали возведенные снежные городки, что вызывало у них вполне объяснимый ропот. Еще больше им не нравилась специально сооруженная крепость по прозвищу Ад – с намалеванными на ней чертями и геенной огненной. Пошли слухи, что новый государь – чародей и нехристь, околдованный «латинцами». Это подтверждалось его нелюбовью к прежним коллегам-монахам, которых он называл дармоедами и лицемерами. Чтобы пополнить опустошенную царскими милостями казну, у монастырей конфисковывали земли и богатства. 

Самозванец носил европейское платье, брил бороду, свел к минимуму многочасовые дворцовые церемонии и передвигался не в карете, а верхом. 

Шведский дипломат Петр Петрей писал о нем: «…после обеда не спал, что было не в обычае прежних царей, не ходил в баню, не позволял постоянно кропить себя святой водой, шокировал москвичей, привыкших к тому, что царь должен был выглядеть степенно и ходить ведомый под руку ближними боярами, тем, что свободно разгуливал по комнатам так, что телохранители порой не могли найти его. Любил ходить по городу, заглядывать в мастерские и заводить разговоры с первым встречным». 

Еще самозванец любил охотиться и однажды, к восторгу своих спутников, убил рогатиной медведя – а гостям показывал силу, сгибая руками подковы. Чтобы казаться выше ростом, он носил громадные меховые шапки и сапоги на высоком каблуке. Мечтал о славе нового Александра и приказал стрельцам готовиться к походу на турок для покорения Крыма. Выстроил в Кремле деревянный дворец, обставленный на западный манер, – с парчовыми обоями и зеркалами. В этот дворец верный человек Михаил Молчанов (тоже ставший потом самозванцем) приводил по ночам московских красавиц – и боярских дочерей, и простолюдинок. Среди любовниц неуемного Юшки была и дочь Годунова Ксения: это позволяло ему еще острее ощущать свой триумф. 

Марина Мнишек с отцом под стражей. Худ. М.П. Клодт. 1883 год

При этом он не забывал о Марине Мнишек, посылая ей и ее отцу богатые подарки. Гордая полячка отказывалась ехать в Москву, пока жених не избавится от Ксении (в итоге царевну сослали в монастырь), а заодно и принимать православие. Лжедмитрий согласился на брак с католичкой, но сам от этой веры фактически отрекся. Как и от других обещаний королю Сигизмунду: Смоленск не отдал, иезуитов на Русь не пустил, в войне со Швецией не помог. У польских магнатов понемногу накапливалось недовольство им, и в конце 1605 года они отправили королю тайное послание о его самозванстве. Новый же царь незадолго до этого решил покончить со слухами, разорив могилу Дмитрия в Угличе. Против выступили не только местные жители, чтившие мальчика как святого, но и его мать, инокиня Марфа. Есть версия, что она еще тогда отреклась от своего признания в Лжедмитрии сына и даже послала письмо об этом Сигизмунду. Тот, разумеется, не отказался от поддержки самозванца, а лишь велел Мнишеку ускорить свадьбу его дочери, которая накрепко привязала бы Русь к Польше. 

Что с ним стало? 

К началу 1606 года бояре перешли от неохотной поддержки самозванца к открытой враждебности. Кто-то из них попытался организовать убийство Лжедмитрия, но заговорщики были схвачены и выданы на расправу толпе. Простые люди все еще любили «доброго царя», и в награду он приготовил для них грандиозный праздник – свадьбу с Мариной. Новобрачная прибыла в Москву с отцом и свитой из 2 тыс. поляков. 9 мая, в день торжества, москвичей щедро кормили и поили, бросали в толпу монеты, было подготовлено представление со скоморохами и иноземным театром. Всех, однако, смущало поведение невесты: сразу после венчания она надела европейское платье, почти обнажавшее грудь. Вдобавок свадебный пир назначили на церковный праздник, Николин день, когда мясной стол, винопитие и тем более «бесовские» танцы выглядели особенно возмутительными. 

Марина и позже вела себя вызывающе: общалась только с поляками, русских демонстративно избегала, не раздавала милостыню нищим, как полагалось царице. Приехавшие с ней шляхтичи вели себя в Москве как в завоеванном городе: они отбирали у торговцев все, что им нравилось, затевали драки, оскорбляли святыни. Скоро между ними и горожанами начались стычки, а через неделю обстановка накалилась настолько, что самозванец заперся в Кремле, удвоив стражу. Он верил, что москвичи ополчились не на него, а на поляков, и собирался выпроводить наглых «гостей» из города. Узнав об этом, заговорщики во главе все с тем же Василием Шуйским поняли, что нужно торопиться. Подготовка мятежа велась почти открыто, но опьяневший от вина и народной любви Лжедмитрий ничего не замечал. От тех, кто пытался его предупредить, он отмахивался: «Вздор, не хочу этого слышать!» 

Утром 17 мая сторонники Шуйского тайно вошли в Кремль, а сам он во главе конного отряда выехал на Красную площадь, крича: «Поляки хотят убить царя!» Тогда же в соседних церквях ударили в набат, как при пожаре. Услышав крики, самозванец оделся, чтобы возглавить борьбу с огнем, но в ворота его дворца уже ломилась вооруженная толпа. Увидев ее, он выглянул в окно с криком: «Я вам не Борис!» – но выстрелы из пищалей заставили его скрыться. Верный Лжедмитрию боярин Петр Басманов вышел на крыльцо, чтобы уговорить мятежников разойтись, и почти добился цели, но тут кто-то из сторонников Шуйского рубанул его саблей. В это время москвичи убивали в разных концах города застигнутых врасплох поляков; лишь немногим удалось спастись. Говорили, что Марина Мнишек избежала смерти, только спрятавшись под юбку русской служанки. 

Когда толпа выбила дверь и ворвалась во дворец, Лжедмитрий прыгнул с высоты во двор и вывихнул ногу. Его схватили, но долго не решались убить, даже послали к Марфе спросить, ее ли это сын. Она будто бы ответила, что ее сын был убит в Угличе. Услышав это, один из заговорщиков в упор застрелил самозванца. Дальнейшее хорошо известно: труп долго таскали по городу, а потом оставили на Красной площади, напялив на него маску, приготовленную для свадебных торжеств. Закопали останки, потом выкопали, сожгли и – по недостоверной легенде – выстрелили пеплом из пушки в сторону Польши. По другой легенде, выкапывание состоялось из-за того, что земля «не принимала» тело расстриги. 

Убиение Лжедмитрия. Худ. К.Е. Маковский. 1900-е годы

В каком-то смысле так оно и было: вскоре в Польше появился новый самозванец, объявивший себя царевичем Дмитрием. Традиция продержалась почти полвека: за это время обнаружилось больше сотни самозванцев, однако никто из них не смог повторить успех первого. Возможно, он просто был более неординарным, чем все остальные. Более умным, смелым, заботящимся не только о набивании кармана, но и о благе подданных. 

Впрочем, все его реформы, о которых любят рассуждать поклонники «альтернативной истории», были загублены на корню одним простым фактом: «император Димитрий» явился в страну, которой собирался править, на иноземных штыках. Пытаясь казаться не тем, кем он был, он так и остался и для русских, и для всей Европы мимолетным видением, призраком на троне. 

Что почитать? 

Скрынников Р.Г. Три Лжедмитрия. М., 2003 

Козляков В.Н. Лжедмитрий I. М., 2019 

Фото: FINE ART IMAGES/LEGION- MEDIA, LEGION-MEDIA, РИА Новости