Царевич Тимошка
№66 июнь 2020
Среди десятков русских самозванцев самые необычные приключения пережил Тимофей Анкудинов – мнимый сын царя Василия Шуйского. Казнокрад и убийца, астролог и поэт, он исколесил всю Европу, но смерть от руки палача принял на родине, в самом центре Москвы
Свою головокружительную карьеру Анкудинов завершил в маленьком герцогстве Гольштейн, где был выдан русским властям. Там же проживал дипломат и ученый Адам Олеарий, который заинтересовался судьбой самозванца и поведал о нем во втором издании своего знаменитого «Описания путешествия в Московию». Рассказ Олеария со слов лично знавших Тимошку людей – «не только русских, но и немцев, живущих в Москве» – до сих пор остается основой сведений о жизни и смерти неудачливого претендента на трон. Дополняют эту картину документы из архивов многих стран, каждая из которых пыталась использовать «царевича» в своих интересах.
В 1640-х годах Московское царство, которое после долгих лет Смуты уже списали со счетов, вновь вышло на арену мировой политики. Его помощи искали участники Тридцатилетней войны, его усиления боялись Польша, Швеция, Турция. В «большой игре» европейских держав беглый московский подьячий был маленькой пешкой – не терявшей, впрочем, надежды выбиться в ферзи, как некоторые его предшественники.
Молодой негодяй
По известным нам данным, Анкудинов (есть еще варианты Акундинов или Акиндинов – от старинного имени Акиндин) родился около 1617 года в Вологде. Его отец Дементий торговал холстом, а сына отдал в услужение к местному архиепископу Варлааму. По словам самого Тимофея, архиепископ сразу заметил его способности, даже прозвал «ума палатой» и выучил чтению и письму. Когда мальчик вырос, владыка выдал за него свою внучку. Такое отношение внушило Тимошке мысль, что он – человек необычный, быть может, сын какого-то вельможи, подкинутый в простую семью.
Варлаам помог и карьере нового родственника, пристроив его в съезжую избу, то есть канцелярию местного суда. Благодаря красивому почерку он быстро выбился из простых писарей в подьячие. Вскоре его начальник Иван Патрикеев получил место в Москве, в приказе Новой четверти, и Тимофей устремился вслед за ним. В этот приказ стекались доходы от кабаков и кружал всей Руси, и не запустить в них руку мог лишь человек кристально честный. Анкудинов таким не был: в столице он пристрастился к вину и азартным играм, а также к «блудной страсти» не только с девками, но и с мальчиками. Во хмелю подьячий был буен, поколачивал жену и ругался с соседями, которые не раз подавали на него в суд («со многими людьми затягался»). Растратив большую сумму – сто рублей, он испугался разоблачения и обманом выманил у своего кума и сослуживца Василия Шпилькина жемчуга его супруги, которые сразу продал. Вернув деньги в казну, Анкудинов продолжал тот же образ жизни и скоро растратил еще больше. Шпилькин требовал вернуть украшения, а Тимошкина жена, уставшая от мужниного пьянства, грозила открыть его темные делишки властям.
Запутавшись, он решил пойти ва-банк – бежать из страны: заграница чудилась ему (как и многим беглецам из России) настоящей землей обетованной. Анкудинов уговорил присоединиться к нему приятеля Константина Конюховского, тоже подьячего. Тимофей, зная, что его будут искать, придумал жестокий план: ночью, тайком одевшись, он вышел из спальни, запер там жену и поджег дом. Соседи, видевшие его вечером, должны были сообщить властям, что супруги погибли вместе. Пока пожар тушили, двое подьячих сели на приготовленных лошадей и поспешили прочь из города. Из Тулы они без особых проблем попали в Новгород-Северский, в тогдашние владения Речи Посполитой.
Карта странствий Тимофея Анкудинова. 1643–1653 годы
Это было осенью 1643-го, а пятью годами раньше тот же путь проделал другой беглец. Добравшись до Львова, он назвал себя Семеном Шуйским, сыном царя Василия. В доказательство предъявил «царский знак» – пятно на спине в форме звезды и креста. Поляки, однако, поняли, что их гость «влыгается в государево имя», выпороли его и прогнали. Он бежал в Молдову, где был выдан русскому послу и тут же убит.
Меняя страны и веры
Вероятно, Анкудинов слышал о своем предшественнике и решил действовать хитрее. Вместо пятен на теле он показал полякам документы о своем происхождении, которые виртуозно подделал. По его утверждению, он был Иваном Шуйским, сыном царя, отправленным новой династией Романовых в почетную ссылку в Пермь. Побыв там наместником, «царевич» якобы самовольно вернулся в Москву, за что был взят под стражу, но верные люди помогли ему бежать. Поляки о далекой Перми ничего не знали, и Тимофей мог плести о ней любые небылицы – а фантазия у него была богатая. В Польше он прожил два года, выучил несколько языков, начал сочинять стихи по-русски на манер польских (став, по сути, первым русским поэтом), а также увлекся «остроломией», то есть астрологией. Конюховский позже давал показания о нем: «Он, Тимошка, звездочетные книги читал и остроломейского учения держался».
В Москве между тем узнали о самозванце и потребовали его выдачи, указывая, что у царя Василия не было никаких сыновей, к тому же он умер в 1612 году, а этот его новоявленный «сын» явно родился позже. Зайдя как-то в православную церковь, Анкудинов, забыв про осторожность, попросил священника молиться за раба Божия Тимофея – и тот сразу сообщил об этом русским властям. Связав концы с концами, они потребовали выдачи беглеца – не как диссидента, а как банального уголовника. Полякам пришлось уступить, но они все же позволили Тимошке бежать в ту же Молдову. Тамошний князь Василе Лупу, балансируя между Русью и могущественной Портой, мудро решил выдать нового самозванца не русским, а туркам. Так Анкудинов оказался в Стамбуле, где повторил великому визирю Салих-паше свою историю. Тот сразу потребовал от пришельца «побусурманиться», то есть принять ислам. Тимофей согласился – но с условием, что султан даст ему войска для завоевания царства. Турки колебались, держали гостя взаперти, однако посылали ему еду с дворцовой кухни.
Улицы Москвы. Гравюра из книги Адама Олеария «Описание путешествия в Московию», изданной в 1696 году в Шлезвиге
Тем временем в Стамбул прибыли русские послы, опять требуя выдачи беглеца. Узнав об этом, Анкудинов в страхе бежал из-под стражи, но был пойман. Ему предложили выбор: галеры или ислам, и он выбрал второе, хотя как-то сумел отсрочить неизбежное обрезание. Потом снова бежал, и опять неудачно; был все-таки обрезан и посажен в крепость Едикуле. В 1648 году, когда султан Ибрахим I был свергнут и убит, самозванцу в неразберихе вновь удалось бежать и добраться до Сербии. Там он объявил, что вскоре займет отцовский престол, пойдет на османов войной и освободит православных. Насобирав денег у доверчивых «братушек», Тимофей отправился в Хорватию и сообщил римскому послу, что жаждет припасть к стопам папы Иннокентия Х. Через Венецию он прибыл в Рим, где слегка изменил свою легенду, заявив, что воевал с турками во главе русского войска, был пленен, но сумел бежать. В обмен на помощь «царевич» обещал принять католичество, а позже, получив трон, привести к этой вере всю Россию.
Гетман Войска Запорожского Богдан Хмельницкий
После двух беззаботных лет в Риме его все же отослали в Польшу – по стопам Лжедмитрия. Анкудинов понимал, что от поляков добра ждать не стоит, и по дороге свернул к трансильванскому князю Дьёрдю Ракоци. Тот принял гостя радушно и отправил послом к союзнику – восставшему против Речи Посполитой гетману Богдану Хмельницкому. Здесь Тимофей, умолчав, конечно же, о принятии католичества, быстро стал своим для казацкой старшины. Но вскоре и в Чигирин, гетманскую столицу, явились русские послы. Не сумев добиться выдачи самозванца, они сперва пытались уговорить его вернуться, потом попробовали убить. А в 1650 году в Пскове вспыхнуло восстание против царской власти, и Анкудинов решил пробраться туда и заявить права на трон. Но сначала его путь лежал в Стокгольм, где правила королева Кристина. О прибытии туда человека, называющего себя Иваном Шуйским, сообщили русскому послу, добавив приметы беглеца: волосы темно-русые, лицо продолговатое, нижняя губа немного отвисла. Сверившись с описанием Анкудинова, разосланным всем русским за границей, посол тут же потребовал его выдачи.
Однако Тимофей уже успел не только принять протестантство, но и приглянуться юной королеве, которой часами рассказывал про Русь и загадочную Пермь. Впрочем, шведы не захотели ссориться из-за него с Москвой – и согласились выдать самозванца. Но выдан был только Конюховский, а Анкудинову позволили бежать в шведский Ревель (ныне Таллин), откуда он смог отплыть к германским берегам. Тем временем восставший Псков сдался, надежды самозванца рухнули, да и силы иссякли. Теперь он мечтал лишь найти покой и достаток где-нибудь в Европе. Но добиться этого было не так-то легко…
Жертва иллюзий
В 1652 году Тимофей оказался в Любеке, откуда отправился в Нидерланды, к эрцгерцогу Леопольду. Потом перебрался в лютеранский Виттенбергский университет, где обещал распространить в России теперь уже не католичество, а протестантство. Но и до Виттенберга добрались русские послы, от которых самозванцу снова пришлось бежать. В итоге он осел в тихом голштинском городке Нейштадт, где его опять обнаружили соотечественники – новгородские купцы. Они без затей накинули ему на голову мешок и спрятали в обозе, надеясь на щедрые царские дары за поимку беглеца. Анкудинов, однако, смог сообщить о своем пленении городским властям, которые велели отправить его для дознания в столицу герцогства – Шлезвиг. Туда прибыли русские послы, а с ними важный свидетель – кум Шпилькин, сразу узнавший своего обидчика. Тимофей тем не менее заявил, что видит этого человека впервые и к тому же, судя по фамилии, ему надо торговать шпильками, а не ездить с посольством. Кроме того, самозванец утверждал, что русского языка не знает, и говорил с москвичами по-польски.
Портрет папы Иннокентия Х. Худ. Д. Веласкес. 1650 год
Проявив смекалку, кум попросил встречи с Анкудиновым наедине и предложил ему обратиться с посланием к патриарху Никону, будто бы обещавшему выпросить для него прощение у царя. Это письмо торжествующий Шпилькин предъявил голштинцам – но Тимофей тут же назвал его подделкой и написал несколько строк совершенно другим почерком. Обозлившись, кум плюнул в него и швырнул послание, которое Анкудинов в тот же миг разорвал. Пока они ругались, русские дипломаты посулили голштинцам в обмен на выдачу самозванца возможность торговать с Персией через Астрахань. Небогатое герцогство не смогло устоять, и осенью 1653 года «царевича» повезли под стражей в порт Травемюнде, чтобы посадить там на корабль. Понимая, что его ждет, он по дороге попытался покончить с собой, спрыгнув с повозки и сунув голову под тележное колесо. Однако его успели оттащить и вскоре заковали в кандалы. Несмотря на это, Анкудинов, по словам Олеария, «был все время довольно весел, вплоть до приезда в Новгород; здесь он начал печалиться и до Москвы уже не желал ни есть, ни пить».
В столице его сразу бросили в застенок и стали пытать, но арестант продолжал называть себя Иваном Шуйским. Олеарий считал, что у его упорства могло быть три причины: он то ли надеялся, что его признают сумасшедшим и простят, то ли хотел поддержать свои притязания в глазах иностранных государей, то ли просто решил идти до конца, следуя пословице: «Лучше бегом попасть в ад, чем идти туда шагом». К нему привели родную мать Соломониду, к тому времени монахиню, которая «увещевала его отказаться от своего безумия, признать истину и умолять царя о милости». Тимофей смотрел на мать печально, но притворился, будто не знает ее. Приводили его друзей, сослуживцев, выросшего сына – ни с кем из них он не стал говорить. Просил лишь встречи с боярином Никитой Романовым, влиятельным родственником царя, чтобы открыть ему «всю правду». Боярин пришел, но Анкудинов прошептал ему то же, что провозглашал прежде: он – Иван Шуйский, сын царя Василия.
Поняв, что он больше ничего не скажет, власти велели казнить его четвертованием. На рубеже 1653–1654 годов (точная дата неизвестна) Тимошку вывели на Красную площадь, зачитали перед толпой народа приговор и уложили голым на плаху. Палач сноровисто отрубил осужденному руки, ноги, а затем и голову, насадив все это на колья, установленные тут же. Туловище осталось валяться на площади, и ночью его съели собаки. Утром останки «царевича» бросили в сани и вывезли на свалку. За исполнением приговора наблюдали специально приглашенные иностранные дипломаты и Константин Конюховский. Последнему, как сознавшемуся во всем, смертную казнь заменили отсечением трех пальцев на правой руке и ссылкой в Сибирь, где он и сгинул.
Олеарий писал об Анкудинове: «Казнь он перенес, не выражая страданий». Быть может, он, как и многие самозванцы, так привык убеждать других в своем царском происхождении, что поверил в него сам. И стал в итоге жертвой той иллюзии, которую годами внушал окружающим.
Что почитать?
Олеарий А. Описание путешествия в Московию. М., 1996
Симченко Ю.Б. Лже-Шуйский II. Православный, мусульманин, католик, протестант // Русские историко-этнографические очерки. М., 1997
Юзефович Л.А. Журавли и карлики. М., 2009
Фото: LEGION-MEDIA, ХУДОЖНИК ЮРИЙ РЕУКА, FINE ART IMAGES/LEGION- MEDIA, FINE ART IMAGES/LEGION- MEDIA
Вадим Эрлихман, кандидат исторических наук