Синонимы зависимости

Вопреки распространенному мнению, термин «иго» не использовался современниками самого ига. Почему это происходило и какие смыслы вкладывались в термины, обозначавшие зависимость русских земель от Орды?

Баскаки. Худ. С.В. Иванов

Большинство терминов, употребляемых на протяжении столетий для описания отношений Руси и Орды, так или иначе были связаны с представлением о рабской зависимости, в которую попали русские земли и русские князья.«Под ярмом работы»Представления о том, что Русская земля была «пленена» и «порабощена» иноземными завоевателями, начали формироваться в первые десятилетия после нашествия хана Батыя на Северо-Восточную Русь (1237–1238).

В законченном виде терминологию «пленения» и «рабства» можно обнаружить уже в поучениях епископа Владимирского Серапиона, произнесенных им в 70-е годы XIII века: «…чего не видали мы? Войны, голод, и мор, и трясенье земли, и, наконец, – то, что отданы мы иноземцам не только на смерть и на плен, но и в горькое рабство [в древнерусском оригинале: «не токмо на смерть и на плененье, но и на горкую работу»; здесь и далее курсив наш. – В. Р.]». Все это, был уверен владимирский епископ, «нисходит от Бога, и этим нам Он спасение творит». «Не пленена ли бысть земля наша? Не взяти ли быша гради наши? Не вскоре ли падоша отци и братья наша трупиемь на земли? Не ведены ли быша жены и чада наша въ пленъ? Не порабощени быхомъ оставшеи горкою си работою от иноплеменник?» – вопрошал Серапион.

Термины, которые использовал русский проповедник, возникли не на пустом месте. Серапион и его современники осмысливали произошедшие с Русью события вполне в духе своей эпохи, прибегая к библейским сюжетам и образам пророческих книг. В основе таких представлений лежала вера в то, что гнев Господень является свидетельством избранничества наказанного народа, заботы Всевышнего о его конечном спасении в день грядущего Страшного суда.

Среди прочего эта забота проявлялась в том, что согрешившие народы оказывались «подъ ярмомъ работы», то есть под ярмом рабства. В этих обстоятельствах лишь смирение и вера должны были создать условия для избавления их от кары Господней.

Уверенность в этом опиралась на исторические аналогии. Перед мысленным взором древнерусского книжника был пример еврейского народа: в свое время, когда чаша терпения Господня переполнилась, евреи были преданы в руки суровому язычнику – вавилонскому царю Навуходоносору. Тогда охранение веры в ситуации «вавилонского плена» как раз и являлось тем непременным условием, при выполнении которого Господь обещал в будущем не просто избавить избранный народ от рабства, но и жестоко наказать его нынешних поработителей.

Аналогия между «вавилонским пленением» иудеев и «ордынским пленением» Руси давала возможность актуализовать ту «идеологию выживания» (термин А.В. Лаушкина) в условиях иноземного владычества, которая была сформулирована в библейских книгах. Суть этой идеологии наиболее точно изложена в Книге пророка Иеремии: «Народ же, который подклонит выю свою под ярмо царя Вавилонского и станет служить ему, Я оставлю на земле своей <…>. Подклоните выю свою под ярмо царя Вавилонского и служите ему и народу его, и будете живы» (Иер. 27:11–13).«Попустил Бог»Представления книжников о «рабстве», в которое попали русские земли, пережили саму эпоху ордынской зависимости. Духовник великого князя Ивана III, ростовский архиепископ Вассиан (Рыло), в 1480 году отправивший «государю всея Руси» знаменитое «Послание на Угру», объясняя причины возникновения зависимости от Орды, приводил примерно те же аргументы, что и двумя веками ранее Серапион Владимирский. Архиепископ писал: «И не только ради наших прегрешений и проступков перед Богом, но особенно за отчаяние и маловерие попустил Бог на твоих прародителей и на всю нашу землю окаянного Батыя, который пришел по-разбойничьи и захватил всю землю нашу, и поработил, и воцарился над нами <…> [в древнерусском оригинале: «поплѣни всю землю нашу, и поработи, и воцарися над нами». – В. Р.]».

Ссылаясь на библейские сюжеты, Вассиан давал понять Ивану III, что порабощения, подобные тому, какое произошло, как он говорит, с «нами, Нового Израиля, христианскими людьми», уже случались в мировой истории: «…когда согрешали сыны Израиля перед Богом, тогда предавал Он их в руки врагов их, и были они в рабстве у них».

Взятие рязани войсками Батыя в 1237 году. Лицевой летописный свод XVI века

Однако, подчеркивал Вассиан, каждый раз Господь проявлял милость к «сынам Израилевым», избавляя их как от египетского плена, так и от последующих «пленений». Точно так же Бог может поступить и по отношению к Русской земле, полагал архиепископ: «Если мы так покаемся, то так же помилует нас милосердный Господь, и не только освободит и избавит нас, как некогда израильтян от лютого и гордого фараона, – нас, Нового Израиля, христианских людей, от этого нового фараона, поганого Измайлова сына Ахмета, – но и нам их поработит. Так же некогда согрешали израильтяне перед Богом, и отдал их Бог в рабство иноплеменникам; когда же каялись они, тогда ставил им Бог от племени их правителей и избавлял их от рабства иноплеменников, и были иноплеменники у них в рабстве».

«Казанская история»

Тема «рабства» получила развитие в «Казанской истории» – памятнике, составленном в 60-е годы XVI века. Помимо самого взятия Казани войсками Ивана Грозного значительное внимание в этом произведении уделено периоду зависимости Руси от Орды.

При этом осмысление зависимости в терминах «пленения» и «рабства» в «Казанской истории» претерпело существенные изменения по сравнению с предшествующей эпохой. Характер этих изменений свидетельствует о постепенном отходе от провиденциального осмысления событий, связанных с установлением зависимости.

С одной стороны, тема «порабощения», как и в литературе предшествующих периодов, присутствовала и в «Казанской истории». «Живя же в Казани, <…> слышал много раз из уст самого царя и от его вельмож о походе Батыеве на Русь, и о взятии им великого города стольного Владимира, и о порабощении великих князей», – отмечал составитель памятника.

Зависимость, по его мнению, заключалась в необходимости платить дань, преподносить дары окружению хана, во всем повиноваться Орде и получать власть по воле, вернее, даже по прихоти «царя» (царями с середины XIII века стали именовать ордынских ханов): «И с того времени покорился великий князь Ярослав Всеволодович Владимирский и начал платить дань царю Батыю в Золотую Орду. И, видя изнеможение людей своих и окончательную погибель в запустение пришедшей своей земли, еще и злобы царской боясь и не в силах терпеть насилия, он и вельможам его дары приносил. И после него наши русские князья, сыновья и внуки его, многие годы выходы и оброки платили царям в Золотую Орду, повинуясь им, и все принимали от них власть не по колену, не по роду, но те, кому удастся, и те, кто полюбился царю».

Взятие Казани войском Ивана Грозного. Худ. В.Н. Величко

Термином "Иго" составитель "Казанской истории" обозначал вовсе не власть татар над русскими землями, а власть... сначала владимирских, а потом московских великих князей над НовгородомПо словам автора «Казанской истории», «осиротела тогда и обнищала великая наша Русская земля, и отнята была у нее слава и честь, но не навеки, и была она порабощена более всех земель богомерзким и лукавейшим царем, и была отдана ему в наказание, так же как Иерусалим Навуходоносору, царю Вавилонскому, дабы тем смирилась».

Применительно к зависимости от татар в произведении использовалось синонимичное «игу» определение «ярмо»: «И тогда [при Иване III. – В. Р.] великая наша Руская земля освободися от ярма и покорения бусурманскаго, и начать обновлятися, яко от зимы и на тихую весну прелагатися». Многие годы до этого сам Иван III, согласно «Казанской истории», представал в глазах ордынского царя как раб. «Видите ли, что творит раб нашъ! Како смѣеть противитися державе нашей безумний сей», – восклицает хан Ахмат перед новым походом на Русь.

«Работное иго» великого князя

Впрочем, с другой стороны, анализ текста «Казанской истории» позволяет говорить о том, что во второй половине XVI века параллели с историческими «пленениями» и «порабощениями» стали менее точными, а представления о самом «рабстве», в которое попали русские земли в годы зависимости от Орды, – более размытыми.

Так, если судить по «Казанской истории», оказывается, что стремление к «порабощению» не являлось исключительной чертой татар и их «богомерску и лукавнѣйшю паче всеа земли» царя, а было присуще даже православному государю – великому князю московскому Ивану III, который незадолго до Стояния на Угре «взя и поработи под ся» Великий Новгород, как отмечал составитель.

Кстати, в «Казанской истории» (впервые в отечественных источниках в контексте русско-ордынских отношений!) употребляется и термин «иго». Вернее, «работное иго». Интересно, что этим термином книжник обозначал вовсе не власть татар над русскими землями, а власть… сначала владимирских, а потом московских великих князей над Новгородом в период до нашествия Батыя и в эпоху Ивана III.

«Новгородцы же, неразумные, привели себе из Прусской земли, от варягов, князя и самодержца и отдали ему всю свою землю, чтобы владел ими, как хочет, – пишет составитель. – И в те горькие Батыевы времена избежали они рабского ига: видя среди правителей русских несогласие и вражду, отошли они тогда и отделились от Русского царства Владимирского. Поэтому и остались новгородцы Батыем не завоеваны и не пленены. <…> Поэтому они ни скорби, ни бед от него не испытали, оттого и возгордились и возомнили себя сильными и богатыми».

Нашествие Батыя на Русь в 1237 году(слева). Штурм Москвы войсками хана Тохтамыша в 1382 году (справа). Лицевой летописный свод XVI века

И спустя много лет Господь, который «гордым противится, и смиренныя милуетъ», послал на новгородцев Ивана III. «[Его] Бог призвал и послал наказать их за их презрение к нему и за его унижение, так же как послал римского царя Тита, Веспасианова сына, разорить город Иерусалим и рассеять евреев за беззаконие их по всей вселенной, – говорит автор «Казанской истории». – Так же и этому тезоименитому своему слуге, благоверному и великому князю Ивану Васильевичу Московскому, покорил Бог крепких и жестокосердных новгородских людей [в древнерусском оригинале: «покори Богь под работное его иго крѣпкия и жестосердыя люди новъгородския». – В. Р.]».

Расширительное толкование

То есть можно говорить о том, что к середине XVI века концепция «пленения» и «рабства» претерпела существенную трансформацию. На примере «Казанской истории» видно, что, сохраняя приверженность сложившимся канонам описания татарской власти и продолжая использовать «рабскую» терминологию, книжники стали проводить сравнения с судьбой избранного народа не только применительно к покоренной татарами Руси, но и рассказывая о присоединении к Москве других русских земель, в частности Великого Новгорода.

В таком контексте расширительное использование терминологии «рабства» и «пленения» означало выход за рамки провиденциального дискурса. Ведь очевидно, что великий князь московский по определению не мог выступать в роли «богомерску и лукавнѣйшю паче всеа земли» царя, ниспосланного свыше в качестве кары «крепким и жестокосердным новгородским людям».

Судя по всему, присоединение Новгорода представлялось составителю «Казанской истории» как «порабощение», но уже не столько в провиденциальном, сколько в сугубо политическом смысле – как результат подчинения, покорения Москве. Такая трансформация смысла свидетельствовала о существенной «секуляризации» терминологии, используемой для обозначения «рабской» зависимости русских земель от Орды.

Что такое «иго»?

Дальнейший процесс такой «секуляризации» связан с применением термина «иго». Обозначая один из атрибутов рабской зависимости, «иго» напрямую восходило к древнерусской книжной традиции, согласно которой отношения с Ордой описывались в терминологии «пленения» и «рабства».

Латинское jugum изначально – «ярмо», «хомут», «парная упряжь волов», а уж потом – «иго» как «рабство». Переносные значения явились производными от jugum – «символическая арка, которая образовывалась двумя воткнутыми в землю копьями и еще одним копьем, положенным на них горизонтально сверху» (получившаяся арка как раз и образовывала своеобразное ярмо). Под этой аркой (игом) римляне заставляли проходить побежденные войска в знак их покорности.

Говоря об истории русско-ордынских отношений, важно иметь в виду, что термин «иго» асинхронен периоду зависимости. По крайней мере, сами жители русских княжеств – современники ига – такой термин никогда не употребляли, предпочитая иначе описывать свои отношения с Ордой. И это несмотря на то, что слово «иго» им было, несомненно, известно. Наиболее распространенные в то время значения этого слова – «узда», «хомут», «ярмо», «ноша», «поклажа», «гнет чьего-либо владычества». На Руси в эпоху зависимости от Орды знали даже «иго Христово» (под него попадали монахи, принимая постриг), но не знали «ига ордынского»!

Как показал историк А.А. Горский, впервые термин «иго» был использован тогда, когда сама зависимость русских земель от Орды уже становилась историей: в 1479 году это понятие употребил иностранец – польский хронист Ян Длугош. Описывая в «Хрониках славного королевства Польши» (Annales seu cronicae incliti Regni Poloniae) правление Ивана III, применительно к власти татар он использовал словосочетания «иго варваров» и «иго рабства» (jugum barbarum, jugum servitutis).

Появление термина «иго» на страницах «Хроник» Длугоша, вероятно, связано с тем, что в 70-е годы XV века в произведениях русских авторов (с текстами которых польский историк был, конечно, знаком) противостояние Орде описывалось в терминологии освобождения от «рабства». Причем в связи с активизацией антиордынской политики в эпоху Ивана III эта терминология переживала своеобразный «ренессанс». Скорее всего, будучи современником такого «ренессанса», польский хронист и применил к описанию русско-ордынских отношений термин «иго», вполне, по его разумению, соответствующий русскому слову «рабство».«Иго татар»Последователи Длугоша недаром называли его отцом польской истории: в частности, именно благодаря ему слово jugum стало общеупотребимым сначала в польских, а потом и в прочих западных произведениях о России.

Так, со временем, в 1515–1517 годах, определение «иго» перекочевало в «Польскую хронику» (Cronica Polonorum) Матвея Меховского, а на рубеже 70–80-х годов XVI века – в «Записки о Московской войне» (De bello Moscovitico commentariorum) Рейнгольда Гейденштейна (оба автора отмечали тот факт, что Иван III «сбросил/свергнул татарское иго»).

В 1607 году в книге «Состояние Российской империи» (Estat de l' Empire de Russie) про «иго татар» писал и француз Жак Маржерет: свержение этого «ига» он определял как важную веху в отношениях Московии и внешнего мира. «Эти русские с некоторых пор, после того как они сбросили иго татар и христианский мир кое-что узнал о них, стали называться московитами», – пояснял Маржерет (он употребил выражение le joug des Tartares).

Но это иностранные авторы. А когда термин «иго» стали применять для обозначения зависимости от Орды русские писатели?Впервые в русской литературе термин «иго» (причем именно в форме «татарское иго») был использован по прошествии почти двух веков со знаменитого Стояния на Угре – в «Синопсисе» Иннокентия Гизеля, который был издан в Киеве в 1674 году. Одна из глав «Синопсиса», предваряющая рассказ о Куликовской битве, названа «О летех, в них же Киевское княжение и всея России самодержавствие под Татарским пребысть игом», а другая, следующая за обширным повествованием о событиях 1380 года, – «О княжении Киевском под лютым игом Татарским…».

Калка. После битвы. Худ П.В. Рыженко. 1996 год

«Синопсис» в качестве светской и учебной книги по отечественной истории пользовался большой популярностью в России, особенно в конце XVII – XVIII веке. Причем если первоначально кириллические издания «Синопсиса» были достоянием верхушки русского общества (дворянство, церковные иерархи, приказные), то уже в XVIII веке происходит расширение круга читателей за счет представителей офицерства, купечества, мещанства, приходского духовенства, а ближе к концу столетия и крестьянства. В крестьянской среде в числе произведений религиозно-нравственного содержания эта книга сохраняла популярность вплоть до начала XX века.

«Синопсис» открыл термину «иго» дорогу во всю последующую историографию. Именно из «Синопсиса», обстоятельно ссылаясь на него, черпал информацию Андрей Лызлов – автор написанной в 1692 году «Скифской истории». Лызлов, чаще использовавший термин «ярмо» («тяжкое и неудобоподъятное ярмо великим князем российским и прочим жителем народов христианских»), тем не менее однажды употребил термин «иго». Рассказывая о приходе на Русь в 1257 году татарских «численников» и восстании против них горожан, он указал, что в целом вопрос об освобождении от ордынской зависимости тогда еще не стоял: «Обаче еще не могоша тем свободитися ига татарскаго, яко о том ниже изъявится». Впрочем, стоит отметить, что труд Андрея Лызлова получил широкое распространение только во второй половине XVIII века: первое печатное издание «Скифской истории» было предпринято в 1776-м, второе – в 1787 году (оба – издателем Николаем Новиковым).

Вероятно, из «Синопсиса» термин «иго» попадает и в сочинения последующего периода, в том числе в «Историю государства Российского» Н.М. Карамзина.

«Склонили выю под иго варваров»

«Последний летописец» использовал слово «иго» как в прямом значении («хомут, надетый на шею»): «…Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров», так и в переносном («гнет иноземного владычества»). Однако и в том и в другом случаях сам термин (равно как и понятие «рабство») использовался в его «Истории» исключительно в секулярном смысле.

Завершая рассказ о Великом стоянии на Угре, он недвусмысленно обозначил «грань веков»: «Здесь конец нашему рабству». Для Карамзина «свержение ига», «конец рабства» – синонимы «свободы отечества». «Наконец мы видим пред собою цель долговременных усилий Москвы: свержение ига, свободу отечества», – через запятую перечисляет историограф. В «Записке о древней и новой России», которую в феврале 1811 года он подал на высочайшее имя, Карамзин отмечал: «Народ, смиренный игом варваров, думал только о спасении жизни и собственности, мало заботясь о своих правах гражданских».

Именно Карамзин ввел понятие «иго» в массовый научный и публицистический оборот. И хотя для него «иго» было скорее художественным эпитетом, нежели строгим научным термином, с «Истории государства Российского» это слово прочно вошло не только в отечественный исторический лексикон (где в том или ином виде, в кавычках или без них, пребывает до сих пор), но и в широкий речевой оборот.

Высокое предназначение

Начиная с «Истории» Карамзина «иго» стало самым популярным термином при описании зависимости Руси от Орды. В чем причины такой популярности?

Уже с конца XVIII века формирующееся русское национальное самосознание требовало объяснений одной из важнейших проблем: почему Россия – не Европа, что стало причиной ее отставания в развитии? Концепция ига – 250-летнего рабства, навязанного извне, – позволяла с наименьшими «имиджевыми» издержками для национального самосознания отвечать на эти неудобные вопросы.

Термин "Иго" асинхронен периоду зависимости Руси от Орды. Сами жители русских княжеств – современники ига – его никогда не употребляли, хотя слово им было, несомненно, известноТак, по мнению Карамзина, отставанием «от Держав Западных» Россия была обязана «мечу и пламени княжеских междоусобий», а также «игу». «Сень варварства, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в то самое время, когда благодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались, народ освобождался от рабства, города входили в тесную связь между собою для взаимной защиты в утеснениях… <…> В сие же время Россия, терзаемая Моголами, напрягала силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть: нам было не до просвещения!» – восклицает он.

Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) - автор "Истории государства Российского"

Концепция ига давала возможность не только объяснять отставание Руси, но и черпать в такой трактовке событий дополнительные мотивы для национальной гордости. Лучше всех это сформулировал А.С. Пушкин: «России определено было высокое предназначение... Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией…»

«Режим систематического террора»

В советской историографии и учебной литературе вплоть до середины 1930-х годов термин «иго» не имел широкого распространения. Советские исследователи вслед за главой исторической науки того времени М.Н. Покровским считали иго малозначимым явлением в истории «феодальной Руси».

Иосиф Сталин за работой. 1938 год

Возрождение термина и его массовое использование следует связывать с тем «фундаментальным идеологическим поворотом», который был совершен руководством СССР в середине 30-х годов XX века. Отказавшись от «истории борьбы классов», ЦК ВКП(б) взял курс на создание патриотического исторического нарратива.

При этом начиная с 1930-х советская историческая наука опиралась не только на русскую дореволюционную историографическую традицию, но и на положения работы Карла Маркса «Разоблачение дипломатической истории XVIII века». Маркс же прямо писал: «Татарское иго <…> не только подавляло, но оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой. Татаро-монголы установили режим систематического террора; опустошения и массовая резня стали непременной его принадлежностью».

Иосиф Сталин четырежды редактировал учебник А.В. Шестакова: экземпляр "Истории СССР", хранящийся вличном архиве вождя (ныне в РГАСПИ), испещрен его пометами (Фото предоставлено РГАСПИ)

Приведенный пассаж пользовался большой популярностью у советских исследователей: А.Н. Насонов – автор одной из первых обобщающих работ по истории ордынской политики на Руси – даже избрал его (наряду с цитатой из И.В. Сталина) в качестве эпиграфа к книге «Монголы и Русь». И это несмотря на то, что Маркс использовал для анализа русской истории сведения, не имевшие отношения к прошлому русско-ордынских контактов. Чего, например, стоило заявление «классика» о том, что, «оставляя после себя пустыню, они [татары. – В. Р.] руководствовались тем же экономическим принципом, в силу которого обезлюдели горные области Шотландии и римская Кампанья, – принципом замещения людей овцами и превращения плодородных земель и населенных местностей в пастбища»! Очевидно же, что никакой политики по «замещению людей овцами» или «превращению населенных местностей в пастбища» (по крайней мере на Руси) татары не проводили.

Между тем в условиях жесткого идеологического пресса 30-х годов XX века положения работ Маркса, да и в целом классиков марксизма-ленинизма, во многом служили ориентиром для историков.

Сталин и «татаро-монгольское иго»

Немалую роль в утверждении термина «иго» в советской науке сыграл И.В. Сталин, который собственноручно вписал слово «иго» в текст учебника для 3-го и 4-го классов «История СССР. Краткий курс», подготовленного на кафедре истории СССР Московского педагогического института имени А.С. Бубнова под редакцией профессора А.В. Шестакова. Учебник получил вторую премию на конкурсе, объявленном в 1936 году, «на лучший учебник для начальной школы по элементарному курсу истории СССР с краткими сведениями по всеобщей истории» (первую премию решено было не присуждать), что предопределило его влияние на учебную литературу по истории, изданную в СССР в последующий период.

Судя по имеющемуся в личном архиве вождя (ныне хранится в РГАСПИ) экземпляру учебника, испещренного пометами Сталина, тот придирчиво отнесся к тексту, придавая значение в нем каждому слову. Он четырежды редактировал учебник А.В. Шестакова, вымарывая лишнее и добавляя то, что считал нужным добавить. В результате в дополнение к «татарам» на страницах отечественной истории появляются «татаро-монголы», а вместе с ними и «татаро-монгольское иго». Этот термин был вписан рукой Сталина в названия двух разделов: «Монголы-завоеватели и татаро-монгольское иго» и «Расширение Московского государства при Иване III и конец татаро-монгольского ига».

Мнение вождя, который находил сходство между нашествием Орды на Русь и действиями в отношении СССР современных ему «империалистических» государств, было решающим. «Подлинно научная оценка значения татаро-монгольского завоевания для Руси и борьбы русского народа против ига татаро-монгольских феодалов дана классиками марксизма-ленинизма, – отмечалось в «Очерках истории СССР», подготовленных к печати еще при жизни Сталина, но вышедших в свет уже после его смерти. – Их указаниями опровергается ложный тезис дворянско-буржуазной историографии о прогрессивности татаро-монгольского владычества. Глубокую оценку отрицательного значения татаро-монгольского ига для русского народа дал И.В. Сталин в связи с характеристикой нашествия австро-германских империалистов на Украину в 1918 году. "Империалисты Австрии и Германии, – писал И.В. Сталин, – несут на своих штыках новое, позорное иго, которое ничуть не лучше старого, татарского"».

Не самый удачный термин

Таким образом, можно выделить два этапа бытования терминологии «пленения» и «рабства» («ига»).На протяжении первого этапа (со второй половины XIII века до XVI века) терминология «рабства» была наполнена провиденциальным смыслом. Нашествие татар и власть ордынского «царя» над русскими землями воспринимались в качестве кары Господней за грехи. Лишь покаяние и смирение могли привести к освобождению от «пленения» и даже к порабощению в будущем самих завоевателей.

Постепенный отход от такого взгляда на власть Орды, судя по всему, был обусловлен несколькими факторами. С одной стороны, исчезновением самой этой власти (так сказать, в связи с потерей актуальности темы), с другой – переосмыслением феномена Русской земли, власти великого князя (а потом и царя) и в целом Русского царства. XVI век внес очень серьезный вклад в формирование новых идеологических воззрений на прошлое, настоящее и будущее Московской Руси. Эти идеи нашли выражение в целом ряде памятников, прежде всего в масштабных летописных проектах (Никоновская летопись, Лицевой летописный свод и др.), а также в публицистических и полемических произведениях. Смысл новых идеологем – подтвердить и укрепить высокий статус и предназначение формирующегося на обломках «поганых» татарских «царств» Русского государства. Немалую роль в утверждении термина "Иго" в советской науке сыграл Сталин, который собственноручно вписал слово «иго» в текст учебника по истории для 3-го и 4-го классовВторой этап характеризуется постепенной «секуляризацией» терминологии «пленения» и «рабства» («ига»), приданием соответствующим терминам гражданского, а не провиденциального смысла. Начиная с Карамзина и Пушкина идеологема борьбы Руси против «татарского ига» становится неотъемлемой частью патриотического дискурса истории страны. Смысл этой идеологемы – объяснить культурное отставание России от Европы, обозначив уникальную роль страны в спасении европейской цивилизации от монголо-татар. В уточненном (в том числе благодаря трудам классиков марксизма) виде эта идеологема просуществовала до начала нынешнего века.

И хотя большинство сегодняшних исследователей признают, что «иго» (так же, как и «рабство» в прямом смысле этого слова) – не самое удачное определение для описания русско-ордынских отношений второй половины XIII – XV века, этот термин тем не менее используется. В том числе в силу сложившейся традиции, сформировавшейся под влиянием древнерусского книжного восприятия зависимости от Орды, риторической экспрессии Карамзина, патриотического пафоса Пушкина, историософского преувеличения Маркса и настойчивого желания Сталина внедрить в массы понравившуюся ему историческую терминологию.

Владимир РУДАКОВ, кандидат филологических наук