Закат Европы

Редкий случай – мы точно знаем имя человека, виновного в пришествии «черной смерти» в Европу. Это золотоордынский полководец Могул-Буга, которому хан Джанибек в 1346 году поручил взять непокорную Кафу – генуэзскую крепость в Крыму, нынешнюю Феодосию

Пока шла осада, татарское войско охватила эпидемия, и Могул-Буге пришлось отступить. С досады он велел катапультами забросить за стены трупы умерших от чумы, и вскоре она охватила город. Спасаясь от заразы, генуэзцы спешно отплыли на родину. Один из них, молодой юрист Габриэль де Мюсси, писал: «Так как дорогой нас постигла тяжелая болезнь, то из тысячи людей, поехавших с нами, едва ли уцелело и десять человек». Он же сообщал, что к тому времени чума уже давно свирепствовала на Востоке и унесла в могилу «бесчисленные тысячи сарацинов». 

«Во власти зла» 

По догадкам историков, чума возникла за 15–20 лет до этого в пустыне Гоби, откуда во все концы двинулись гонимые засухой полчища крыс и сусликов – «транспорт» чумных блох. Первыми заболели монголы, принесшие чуму в Китай; в 1331 году от нее умерло 90% населения провинции Хэнань. В следующем году она забрала великого хана Туг-Тэмура и всю его семью, а вскоре дошла до Индии, где целиком уничтожила стотысячную армию султана Дели – Мухаммеда Туглака. 

Вволю погуляв на просторах Азии, в 1346 году чума достигла Волги и опустошила ордынскую столицу Сарай. Никоновская летопись под этим годом сообщает: «Бысть мор силен под восточною страною: на Орначи, и на Азсторокани, и на Сараи, и на Бездежи, и на прочих градех… и яко не бысть кому погребати их». О том же пишет арабский историк Ибн ал-Варди, сам ставший жертвой чумы: «В 747 (1346) году приключилась в землях Узбековых чума, от которой обезлюдели деревни и города; потом чума перешла в Крым, из которого стала исторгать ежедневно до 1000 трупов». 

Из Крыма зачумленный генуэзский флот разнес болезнь по всему Средиземноморью. На Сицилии монах Микеле ди Пьяцца видел города, заполненные трупами: «Дома умерших стояли незапертыми со всеми сокровищами, деньгами и драгоценностями». Ему вторил египтянин Махмуд ал-Айни: «Не стало людей в домах, и лежавшие там вещи, утварь, золотые и серебряные деньги никто не брал». В Геную беглецов не пустили, отогнав их корабли камнями из катапульт, и они направились в Пизу, разнося заразу по Италии. В 1348 году чума явилась во Флоренцию, оставив память о себе в «Декамероне» Джованни Боккаччо. Там сказано: «На переполненных кладбищах при церквях рыли преогромные ямы и туда опускали целыми сотнями трупы, которые едва успевали подносить к храмам. <…> С марта по июль… в стенах города умерло, как уверяют, сто с лишним тысяч человек». 

Тогда же чума проникла во Францию, где шла Столетняя война. Захватив французский порт Кале, англичане завладели богатыми трофеями и вместе с ними привезли домой болезнь. Полный мертвецов корабль с грузом английской шерсти встретили в море норвежцы и увели к себе в порт, заразив всю Скандинавию. Это было в 1349-м, когда чума бушевала уже по всей Европе. Ее считали Божьим гневом, предвестием апокалипсиса. В Рим устремились сотни тысяч паломников, из которых уцелел лишь каждый десятый. Сам папа Климент VI заперся в своем дворце в Авиньоне под присмотром лучшего медика того времени Ги де Шольяка. Престарелый папа уцелел, но многие европейские монархи разделили участь подданных – например, король Кастилии Альфонсо XI, умерший со всей свитой во время осады Гибралтара. Его сын Педро Жестокий в это время ждал из Англии невесту, принцессу Джоанну, но по дороге кто-то вручил ей зараженный букет, и принцесса угасла за два дня. 

Только в 1351 году чума начала стихать. К этому времени она убила в Европе треть населения – около 20 млн человек. В городах с их скученностью и антисанитарией доля погибших была еще больше, а замкнутые сообщества, прежде всего монастыри, нередко вымирали полностью. В ирландской обители Килкенни среди останков монахов нашли недописанную хронику. Ее автор Джон Клин писал, что мир «оказался во власти сил зла», и просил тех, кто выживет, завершить его работу. Но она так и не была закончена – как и громадный собор в Сиене, который с тех пор стоит недостроенный как памятник «черной смерти». 

Венеция всегда была многолюдным городом. Худ. Д. А. Каналь (Каналетто). 1726–1727 годы

Набережная неисцелимых 

В разгар эпидемии родилась французская поговорка: «Единственное средство от чумы – бежать поскорее и подальше». Боккаччо сообщал, что многие и правда бежали (как сделал и он сам), но другие запирались в своих домах и пассивно ждали, что будет. Были и те, кто предавался безудержному разгулу, пока не становился жертвой чумы. Вместо того чтобы объединять людей, болезнь их разобщала. Хронист Аньоло ди Тура из той же Сиены писал: «Отец избегал детей, жена – мужа, брат – брата, ибо чума, казалось, передается дыханием и даже взглядом больного». Как на самом деле передается инфекция, никто не знал. Ближе всех к истине подошел врач из Перуджи Джентиле да Фолиньо, утверждавший, что она передается «вдыхаемым и выдыхаемым воздухом». Правда, это относилось не к бубонной, а к легочной чуме, но скорость распространения пандемии дала современным ученым повод думать, что «черная смерть» была соединением обеих форм.

Чумной доктор в защитном костюме. Гравюра П. Фюрста. 1656 год 

Великая чума в Лондоне 1665 года. Бегство горожан от «черной смерти». Старинная гравюра

Исходя из этого некоторые медики – например, упомянутый Ги де Шольяк – давали здравые рекомендации: окуривать жилища благовонными веществами, избегать сырости и по возможности быстрее хоронить трупы умерших, чтобы не разносить заразу. Но лечить чуму они могли только привычными средствами – кровопусканием и прижиганием бубонов, что лишь ухудшало состояние больных. Предлагались и другие лекарства – шафран, имбирь, истолченный олений рог, но все напрасно. Врачи не могли обезопасить даже себя, хоть и носили знакомые всем маски с носами-клювами, куда клали благовония. В Париже за два года погибла половина врачей, а остальные бежали из города. 

Были, впрочем, и те, кто боролся с болезнью до последнего, – например, монахини из Монпелье, которые самоотверженно ухаживали за больными, сменяя друг друга, пока не умерли все до единой. Видя бессилие медиков, местные власти принимали свои меры, порой весьма радикальные: так, в Милане дома, в которых кто-то заболел, запирали и сжигали вместе с людьми. Возможно, поэтому в городе было мало больных, как и в Венеции, где всех приезжавших с материка держали на отдельном островке 40 дней. По-итальянски 40 – quarantena, отсюда и произошло слово «карантин». 

Главной причиной чумы считали Божий гнев и пытались усмирить его разными способами – прежде всего многолюдными молитвами, которые только умножали число зараженных. Кое-где запрещали спиртное и азартные игры, люди слезно каялись в грехах и избивали себя плетьми, устраивая целые процессии флагеллантов. Флорентийский историк Джованни Виллани, тоже ставший жертвой чумы, ее причиной считал жадность богачей, угнетавших бедноту. Многие думали так же, нападая на богатых и мешая им бежать из охваченных чумой городов. Но главными жертвами разъяренной толпы стали евреи, «враги Христа», которых обвиняли в распространении заразы путем отравления колодцев. В 1348 году в Савойе суд признал местных евреев виновными в этом и отправил 11 из них на костер. После этого волна убийств евреев – по суду и без – прокатилась по всей Европе, хотя тот же папа Климент VI запретил это особой буллой, указав, что евреи так же гибнут от чумы, как и христиане. Несмотря на это, десятки тысяч евреев были сожжены или забиты насмерть в собственных домах. Кроме них в эпидемии чумы винили мусульман (на Кипре их истребили поголовно) и, конечно, ведьм – считается, что массовая охота на них началась на Западе именно после «черной смерти». 

Сожжение евреев. Худ. М. Вольгемут, В. Плейденвурф. 1493 год

Пока люди погружались в отчаяние, переходя от ярости к апатии и каждый день ожидая смерти, хозяйственная жизнь в Европе постепенно затихала. Целые деревни вымирали, а оставшиеся жители убегали куда глаза глядят. Пашни были заброшены, скот без присмотра одичал, а многие животные погибли, как и люди, от той же болезни (что тоже необычно для чумы). Генри Найтон, каноник Лестерского аббатства, сообщал, что только на одном пастбище пало пять тысяч овец и зловоние от их трупов заразило всю местность. Волки врывались в беззащитные города, поедали трупы и тоже умирали. 

Впрочем, картину запустения, которую рисуют современники, иногда считают преувеличенной: через 5–10 лет, несмотря на убыль населения, европейская экономика начала быстро восстанавливаться. Не прекратились и войны – например, Столетняя возобновилась уже в 1356 году. Люди той эпохи отнеслись к происшедшей трагедии фаталистически: Бог наслал болезнь, он ее и прекратил, все в его руках. 

На протяжении XIV века «черная смерть» неоднократно возвращалась в разные страны Европы. В 1360 году она охватила Польшу, в 1379-м опять терзала Италию, а в 1382-м, начавшись в Авиньоне, разнеслась по всему континенту. Но с годами болезнь ослабевала, смертность от нее стала падать. Сыграло роль и то, что легочная форма чумы была вытеснена менее заразной бубонной. Постепенно развивалась медицина, появились понятия о гигиене, и люди смогли если не бороться с чумой, то хотя бы локализовать ее очаги. Человечество приспособилось к страшной болезни, но память о ней навсегда засела в коллективном подсознании, наложившись на отношение ко всем будущим эпидемиям. 

Без Дмитрия Донского 

Если бы не эпидемия чумы, мы вряд ли узнали бы о существовании этого князя. Битва с татарами, подобная Куликовской, возможно, все-таки состоялась бы. И вполне вероятно, что русские полки сражение бы выиграли. Но герой, одолевший Мамая, носил бы другое имя 

Будущий триумфатор Куликовской битвы, князь Дмитрий Иванович, прозванный впоследствии Донским, родился в семье второго сына Ивана Калиты, названного в честь отца. В 1340-м Калита умер, и великокняжеский престол перешел к его старшему сыну Симеону Гордому. Отличавшийся, судя по прозвищу, жестким характером, князь твердо держал власть в своих руках, надеясь в дальнейшем передать ее наследникам. Но чума спутала все карты. В 1353 году 35-летний великий князь заболел и умер. Незадолго до этого «черная смерть» унесла двух его малолетних сыновей и младшего брата Андрея Ивановича, а также московского митрополита Феогноста. Даже перед смертью Симеон был настолько озабочен тем, чтобы власть осталась в руках его потомков, что подписал завещание, по которому престол должен был перейти к его еще не рожденному сыну. Однако и этому не суждено было сбыться: беременность супруги князя Марии Александровны оказалась ложной. В итоге великокняжеский престол достался единственному оставшемуся в живых брату покойного князя, 27-летнему Ивану Ивановичу, прозванному впоследствии Красным (то есть красивым). Впрочем, спустя шесть лет умер и князь Иван. Так его старший сын, девятилетний Дмитрий Иванович, и стал великим князем. 

Памятник князю Дмитрию Донскому в Коломне

Вскоре, в 1364 году, на Русь вновь пришла чума, от которой умерли младший брат Дмитрия, Иван Иванович Малый, и его мать Александра. Считается, что именно ее самоотверженная забота спасла юного Дмитрия от смерти и в первую эпидемию, и во вторую – возможно, на это время мать отправляла его куда-то в глушь. Став взрослым, Дмитрий – ловкий дипломат и умелый полководец – смог сплотить русские княжества и бросить вызов Орде. Это произошло в сентябре 1380 года на Куликовом поле. 

Фото: LEGON-MEDIA, FINE ART IMAGES/LEGION-MEDIA