«Пока мы живы, бояться нечего»

Семьдесят пять лет назад, в начале февраля 1945 года, на конференции в Ялте лидеры стран антигитлеровской коалиции приняли судьбоносные решения, предопределившие принципы послевоенного устройства мира на десятилетия вперед

В нашей стране Ялтинская, или Крымская (как ее официально называли), конференция всегда воспринималась как высшая точка сотрудничества ведущих держав антигитлеровской коалиции – Советского Союза и ключевых представителей западного мира. К тому же Москва получила многое из того, на что рассчитывала в деле закрепления своих военных побед средствами дипломатии. Вот почему этот саммит «Большой тройки» так значим для нас. 

На Западе же Ялта-1945 традиционно – уже со времен холодной войны – оценивалась и оценивается со знаком минус. Еще бы, лидеры США и Великобритании договорились со своим будущим противником в холодной войне! Дали место России в Совете Безопасности ООН с правом вето, а двум союзным республикам – Украине и Белоруссии – в самой организации. Позволили Советскому Союзу закрепиться в Восточной Европе. Поляки жалуются на «пятый раздел Польши»: для нее нарисовали новые границы и не защитили ее от советизации. Достигли соглашения об интересах СССР в Китае без учета мнения правительства Чан Кайши. Отобрали у Японии Южные Курилы. Да и вообще, какое право имели эти три державы решать судьбы всей планеты?! 

Именно поэтому точка зрения о неадекватности Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля, которые все «слили» советскому лидеру, на Западе крайне популярна. Между тем и американский президент, и британский премьер-министр находились в замечательной ментальной форме, хотя физически председательствовавший на встрече Рузвельт был уже весьма слаб. Но дело тут не в здоровье глав делегаций. Решения Ялтинской конференции были продиктованы в основном двумя обстоятельствами: во-первых, военными возможностями стран-победительниц, решавших судьбы не всего человечества, а той его части, которая оказалась подконтрольна государствам-агрессорам – Германии и Японии, а во-вторых, теми национальными интересами, которые реализовывала каждая из держав «Большой тройки». 

Интересы во главе угла 

Важнейший интерес Рузвельта на тот момент заключался в вовлечении СССР в войну против Японии. 25 января 1945-го его Объединенный комитет начальников штабов представил меморандум, где речь шла о возможности высадки американских войск на основные японские острова не раньше лета текущего года, причем, по прогнозам военных, после капитуляции Германии Токио способен был оказывать сопротивление не менее 18 месяцев. О ядерной бомбе, которая могла ускорить и реально ускорила ход войны, еще только мечтали физики в Нью-Мексико. Вступление Советского Союза в войну обеспечило бы спасение жизни как минимум 200 тыс. американских военнослужащих, полагали в Вашингтоне. 

Кроме того, Рузвельт считал делом своей жизни создание глобальной организации, способной поддерживать мир на планете в течение десятилетий, в виде ООН. Ради этих двух целей уже смертельно больной американский президент был готов плыть и лететь на другой конец света. И идти на компромиссы с Москвой. 

Повестка дня Черчилля была не менее серьезной: сохранить статус Великобритании как великой державы, не позволить покуситься на ее колонии и подмандатные территории; максимизировать ее вес в создаваемой Организации Объединенных Наций за счет предоставления права голоса британским доминионам; вернуть на родину многочисленные и весьма шумные эмигрантские правительства ряда европейских стран, сидевшие в Лондоне; наконец, сделать так, чтобы не остаться один на один с Германией в Европе. 

Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов, в свою очередь, добивались максимального признания западными державами решающего вклада СССР в общую победу. Это позволяло надеяться на закрепление территориальных приращений на западе и востоке страны (в том числе на пересмотр итогов Русско-японской войны 1904–1905 годов), на образование «пояса добрососедства» по ее границам, на репарации, а также на право вето в создаваемой международной организации, где у Запада намечалось огромное преимущество в голосах, и на включение в ООН каких-то из союзных республик. 

Билет в пять миллионов 

Каждая из трех держав исходила из того, что может требовать многого по праву победителя и по праву принадлежности к клубу государств, входной билет в который сами его представители определили в виде пятимиллионной армии (Сталин отметил: «Хотя бы три миллиона»). 

И надо сказать, что никто из них не получил всего, что хотел. Отстаивавшим национальные интересы лидерам «Большой тройки» пришлось пойти на взаимные уступки и компромиссы. Возможно, в этом и состоял залог успеха Ялтинской конференции. 

США не хотели утверждения принципа единогласия в Совете Безопасности ООН, надеясь иметь большинство при голосовании по любому вопросу, равно как и не желали предоставления права голоса государству, являющемуся стороной конфликта. Эти положения провести не удалось, потому что против была Москва. А без нее Организации Объединенных Наций не было бы. 

«Да, конечно, пока все мы живы, бояться нечего, – говорил Сталин. – Мы не допустим опасных расхождений между нами. Мы не позволим, чтобы имела место новая агрессия против какой-либо из наших стран. Но пройдет 10 лет или, может быть, меньше, и мы исчезнем. Придет новое поколение, которое не прошло через все то, что мы пережили, которое на многие вопросы, вероятно, будет смотреть иначе, чем мы. Что будет тогда? Мы как будто бы задаемся целью обеспечить мир по крайней мере на 50 лет вперед. Или, может быть, я думаю так по своей наивности? Самое же важное условие для сохранения длительного мира – это единство трех держав. <…> Поэтому надо подумать о том, как лучше обеспечить единый фронт между тремя державами, к которым следует прибавить Францию и Китай. Вот почему вопрос о будущем уставе международной организации безопасности приобретает такую важность. Надо создать возможно больше преград для расхождения между тремя главными державами в будущем. Надо выработать такой устав, который максимально затруднял бы возникновение конфликтов между ними. Это – главная задача». 

По мнению участника Ялтинской конференции Андрея Громыко, в то время советского посла в США, Рузвельт пошел навстречу СССР, поскольку «смог более трезво, чем некоторые другие политические деятели Вашингтона и Лондона, оценить ситуацию, осознать, что Советский Союз не может отказаться от принципа единогласия пяти держав при принятии важных решений в Совете». Также Сталин и Молотов не могли согласиться с тем, чтобы СССР не имел права голоса при решении касавшихся его вопросов. Но их уступка заключалась в том, что принцип единогласия не стал распространяться на процедурные вопросы. Совет Безопасности приобрел право обсуждать что угодно, даже если это не нравилось кому-то из его постоянных членов. 

Белоруссия и Украина получили места в ООН после того, как Молотов снял предложение о включении в международную организацию всех 16 союзных республик, что уже стало большим шагом навстречу со стороны СССР и огромным облегчением для Запада. В этом вопросе Москву поддержал Черчилль, коль скоро хотел права голоса и для британских доминионов, которые формально тогда суверенными государствами не являлись. После этого проект ООН состоялся. 

«Что скажут украинцы?» 

Больше всего времени в Ялте ушло на обсуждение польской проблемы, которая распадалась на вопросы о границах страны и о составе ее правительства. Для Рузвельта и Черчилля это был скорее внутриполитический вопрос. Американский президент несколько раз повторил, что его могут не понять пять миллионов польских избирателей. Черчилль говорил о «деле чести» и об активности польского эмигрантского правительства в британских СМИ и парламенте. Они оба стремились к образованию «демократического» правительства Польши из числа сидевших в Лондоне эмигрантов. Польские восточные границы Рузвельт и Черчилль хотели бы отодвинуть не так далеко, как это предлагал в свое время (на Версальской конференции 1919–1920 годов) министр иностранных дел Великобритании лорд Керзон, а западные – не так далеко, как предлагал Сталин. 

Иосиф Сталин и нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов

Для Москвы это был важнейший вопрос безопасности и геополитики. Советская сторона не вполне понимала, почему вообще должен обсуждаться вопрос о правительстве только что освобожденной Красной армией Польши, где уже был сформирован устраивавший нас кабинет Болеслава Берута – вовсе не коммунистический. Ведь не обсуждали с СССР составы правительств освобожденных Франции, Италии или Греции. Кроме того, у Кремля не было никакого желания включать в состав нового польского руководства членов эмигрантского правительства, люди которого у себя на родине фактически вели с советскими войсками партизанскую войну. Командование Армии Крайовой считало противником не только немцев, но и красноармейцев, в связи с чем Москва вынуждена была держать в Польше три дивизии НКВД. 

Советская, американская и британская делегации за столом переговоров в Ливадийском дворце. Февраль 1945 года

Сталин был действительно предельно серьезен: «На протяжении истории Польша всегда была коридором, через который проходил враг, нападающий на Россию. <…> Польский коридор не может быть закрыт механически извне только русскими силами. Он может быть надежно закрыт только изнутри собственными силами Польши. Для этого нужно, чтобы Польша была сильна. Вот почему Советский Союз заинтересован в создании мощной, свободной и независимой Польши. Вопрос о Польше – это вопрос жизни и смерти для Советского государства». 

Сталин напомнил, что линию Керзона придумали не русские, а Керзон. А компенсацией Польше за потерю украинских и белорусских земель на востоке, по его мнению, должны были стать адекватные приращения на западе. «Что же, вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон или Клемансо [премьер-министр Франции в 1917–1920 годах. – «Историк»]? – продолжил он. – Этак вы доведете нас до позора. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо». 

Советский лидер отверг идею формировать польское правительство в Ялте без участия поляков, хотя и выразил сомнение в их способности договариваться. Он отметил: «Лондонские поляки называют люблинское правительство [сформированное на территории Польши. – «Историк»] собранием преступников и бандитов. Разумеется, бывшее люблинское, а теперь варшавское правительство не остается в долгу и квалифицирует лондонских поляков как предателей и изменников. <…> Варшавское правительство неплохо справляется со своими задачами по обеспечению порядка и спокойствия в тылу Красной армии, а от "сил внутреннего сопротивления" мы не имеем ничего, кроме вреда. Эти "силы" уже успели убить 212 военнослужащих Красной армии». 

Тем не менее СССР и тут пошел на компромисс, согласившись, чтобы действовавшее польское правительство было «реорганизовано на более широкой демократической базе с включением демократических деятелей из самой Польши и поляков из-за границы». 

США прозевали Курилы 

Англичане добились соглашения о создании французской зоны оккупации в Германии, поскольку это позволяло усилить противовес немцам на континенте. Представители США поддерживали эту идею в связи с тем, что Рузвельт не намеревался оставлять американские войска в Европе дольше чем на два года (правда, Гарри Трумэн, сменивший Рузвельта на посту президента, передумает, и они до сих пор там). Москва не понимала, почему капитулировавшая перед Адольфом Гитлером и только воссоздававшая армию Франция должна была иметь такую же зону оккупации, как державы «Большой тройки». Но Сталин пошел и на этот компромисс, удовлетворившись поддержкой союзников по другим вопросам. 

У Рузвельта после трех с лишним лет войны с Японией не было ни одной причины защищать итоги Русско-японской войны. Он с легкостью пообещал пересмотреть договоренности Портсмутского мира 1905 года в пользу СССР, которому после победы над милитаристской Японией должны были отойти южная часть Сахалина, Курильские острова и некоторые другие территории. Москва договорилась о правах на совместную с Китаем эксплуатацию Китайско-Восточной и Южно-Маньчжурской железных дорог, на обеспечение преимущественных советских интересов в порту Дайрен и «восстановление аренды на Порт-Артур как на военно-морскую базу СССР». 

Американскому президенту необходима была советская военная помощь, и он ее получил. А Сталин уверял, что ему нужны аргументы для того, чтобы объяснить обществу и Верховному Совету причины вступления в войну с Японией. Чан Кайши был поставлен в известность об этих соглашениях только через три месяца, поскольку опасались утечки информации от него или его окружения к японцам. Возможность нападения СССР на Японию была самым охраняемым секретом Ялты-1945. 

Курильские острова американцы, похоже, просто прозевали. Сотрудник Госдепартамента США Чарльз Болен, переводивший для Рузвельта, считал, что это произошло потому, что президент не сделал «домашнюю работу», а Госдеп не проявил знаний о Дальнем Востоке. Болен полагал, что нарком иностранных дел не без умысла не стал конкретизировать в секретном советско-американском соглашении (соглашение Гарримана – Молотова) перечень островов Курильской гряды… 

*** 

На ялтинской основе, модифицированной в Потсдаме летом 1945 года, миропорядок держался почти пять десятилетий. Он не принес всеобщего мира, но он точно помог избежать новой мировой войны. 

Сейчас ялтинскую систему часто хоронят, говорят о ней в прошедшем времени. Естественно, некоторые из достигнутых в Ялте договоренностей не прожили и нескольких лет, их отменил поток истории. Однако многие компоненты той системы не только живы, но и остаются несущими конструкциями мирового порядка. Это прежде всего Организация Объединенных Наций с ее Советом Безопасности и правом вето у его постоянных членов. Международное право, которое, конечно, нарушается (как и любое другое право), но по-прежнему является единственным регулятором мировой системы. Границы Польши, как и многих других восточноевропейских государств. И дух Ялты. 

Ведь Крымская конференция вошла в историю как уникальный пример прагматичного и уважительного учета интересов всех великих держав во имя лучшего будущего человечества. 

Фото: LEGION-MEDIA, ПРЕДОСТАВЛЕНО МИХАИЛОМ ЗОЛОТАРЕВЫМ