«Суд Ярославль Володимеричь»

Древнейшая часть «Русской Правды», составленная в 1016 году князем Ярославом Мудрым, обеспечила правовое оформление процесса создания Древнерусского государства

Великий князь Ярослав Мудрый. Худ. И.Я. Билибин. 1926 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Обстоятельства принятия первого писаного свода русских законов – «Русской Правды» – хорошо известны. Связаны они с трагическими и кровавыми событиями нашей истории.

Две тысячи гривен серебром

В 1014 году новгородский князь Ярослав Владимирович – пока еще не снискавший себе будущей громкой славы и прозвища Мудрый – рассорился со своим отцом, киевским князем Владимиром Святославичем, и отказался платить в Киев ежегодную дань – две тысячи гривен серебром.

«Ярослав же был в Новгороде, – рассказывает об этом «Повесть временных лет», – и, по уроку, давал в Киев две тысячи гривен из года в год, а тысячу раздавал в Новгороде гридям [дружинникам. – А. К.]. И так давали все посадники новгородские, а Ярослав не стал давать сего в Киев отцу своему».

Наверное, демарш этот объяснялся не только корыстолюбием новгородского князя, которого скандинавские источники изображают человеком прижимистым и, безусловно, знающим счет деньгам.

И не только давним желанием Новгорода сбросить с себя власть киевских князей – хотя и это, несомненно, имело место (почти за 40 лет до описываемых событий сам Владимир, будучи в то время новгородским князем, начал войну со своим старшим братом Ярополком Киевским и завоевал-таки киевский престол).

Святополк Окаянный посылает убийц к князю Борису Владимировичу (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Прежде всего Ярослава не могло не тревожить то, что происходило в Киеве, в самом княжеском семействе. Одновременно с ним (или, может быть, чуть раньше) мятеж против киевской власти поднял пасынок Владимира – Святополк, прозванный впоследствии Окаянным (сын того самого Ярополка Киевского, который был убит Владимиром). Святополк княжил в Турове, на западе Русского государства, и пользовался поддержкой своего тестя, польского князя Болеслава Храброго.

Владимир бросил в темницу не только Святополка, но и его жену-полячку, а также прибывшего вместе с ней на Русь ее духовника, колобжегского епископа Рейнберна, которого счел организатором заговора.

Тогда же Владимир приблизил к себе одного из младших своих сыновей – Бориса, которому доверял больше других и которого, надо полагать, вознамерился оставить после себя киевским князем. Это должно было сильно обеспокоить и Святополка, и Ярослава. Заметим, что в сложившихся обстоятельствах будущие смертельные враги оказались союзниками, в равной мере противостоящими замыслам Владимира.

Убийство князя Глеба Владимировича по приказанию Святополка. Миниатюры из Сильвестровского сборника («Сказание о Борисе и Глебе»). XIV век (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Подавить мятеж Ярослава было труднее: Новгород находится гораздо дальше от Киева, чем Туров. Тем не менее отец начал подготовку к войне с сыном. «И сказал Владимир: «Требите пути и мостите мосты» – ибо хотел на Ярослава идти, на сына своего, но разболелся», – читаем в летописи.

Помимо болезни Владимира задержала обострившаяся ситуация на южных границах его державы, подвергшихся нападению печенегов. Князь послал против них войско во главе со своим любимцем Борисом.

«Сего мы насилья не можем стерпети»

Промедление отца позволило Ярославу собраться с силами.

«…Ярослав же, послав за море, привел варягов, боясь отца своего…» – продолжает свой рассказ летописец уже под следующим, 1015 годом. Надо сказать, что Ярослав в точности повторял действия самого Владимира, которые тот, будучи новгородским князем, предпринял во время войны с братом Ярополком.

Тогда Владимир тоже обратился за помощью к варягам, с которыми Новгород связывали прочные договорные отношения, и привел в город сильную варяжскую дружину. И теперь наемники-скандинавы с готовностью откликнулись на призыв его сына: датчане, шведы, норвежцы, а также выходцы с южного побережья Балтики поспешили в Новгород, рассчитывая на поживу, которая ожидала их в случае успеха.

Если исходить из того, что о противоборстве Владимира и Ярослава говорится в двух смежных летописных статьях, можно сделать вывод, что события эти разворачивались на рубеже 1014 и 1015 годов. Год в Древней Руси начинался в марте; следовательно, в действительности речь идет о зимних месяцах и начале весны 1015 года.

Ярослав, по-видимому, несколько поспешил: в ту пору войны начинали летом или, самое раннее, в конце весны; наемники же прибыли в Новгород загодя, что обрекало их на вынужденное бездействие. А это редко бывает на пользу воюющей стороне. Поведение наемников в Новгороде становилось все более вызывающим.

«Было у Ярослава много варягов, и насилие творили они новгородцам и женам их», – читаем в «Повести временных лет».

Битва Ярослава Мудрого со Святополком Окаянным на реке Альте. Миниатюра из Радзивилловской летописи. XV век (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Новгородский летописец выразился чуть более определенно: «В Новгороде же тогда Ярослав кормил множество варягов, боясь рати; и начали варяги насилие творить на мужатых [то есть замужних. – А. К.] женах».

Поведение чужаков переполнило чашу терпения горожан.

«Сказали новгородцы: «Сего мы насилья не можем стерпети»; и собрались ночью, и перебили варягов…» Так Новгород оказался расколот, причем не только по этническому признаку: новгородцы выступили против наемников, приглашенных в город князем и защищенных его властью. Война внешняя, так и не начавшись, грозила перерасти в войну внутреннюю – в стане самого Ярослава.

Сам князь пребывал в то время в своей загородной резиденции на Ракоме – в семи верстах к югу от Новгорода, на озере Ильмень. Именно в этих событиях впервые проявился характер Ярослава – человека коварного и жестокого, но вместе с тем способного и к искреннему раскаянию, и к резкому повороту от одной линии поведения к другой, прямо противоположной.

На словах он вроде бы прощает новгородцев, виновных в убийстве его воинов.

«Уже мне сих не кресити [то есть не воскресить. – А. К.]» – так, согласно летописи, ответил Ярослав новгородцам, приглашая к себе «нарочитых мужей», как тогда называли знатных или избранных людей.

Это своего рода формула отказа от родовой мести, формула примирения, принятая в те времена, когда слово произнесенное заменяло письменный договор. Новгородцы, получившие гарантии безопасности, явились к князю.

Но, как выяснилось, Ярослав с самого начала замышлял хладнокровное и жестокое убийство. Прибывшие к нему «нарочитые мужи» были перебиты варягами, поджидавшими их в княжеской резиденции.

Вести из Киева

Резня на Ракоме случилась в конце июля 1015 года. Ярослав находился в это время в тревожном ожидании предстоящего столкновения с отцом и готов был пойти на все, чтобы умилостивить свою варяжскую дружину и удержать ее у себя.

Однако вести, полученные им из Киева, оказались совсем не такими, каких он ждал. «Той же ночью, – продолжает летописец свой рассказ, – пришла к нему весть из Киева от сестры его Предславы: "Отец твой умер, а Святополк сидит в Киеве; Бориса убил, а на Глеба послал. Берегись его сильно"».

Это были известия ошеломляющие, полностью меняющие расклад сил в Киевском государстве.

Упомянутая летописцем Предслава приходилась Ярославу сестрой не только по отцу, но и по матери, а потому была полностью на его стороне – и в его конфликте с отцом, и в назревавшем столкновении со Святополком. И сведения, которые содержались в ее послании, были поистине бесценными для новгородского князя. Они помогли ему вовремя сориентироваться в изменившихся обстоятельствах.

Смерть Владимира последовала 15 июля 1015 года. Ярослав узнал о ней с большим опозданием. Более того, если бы не сестра, он вообще мог бы остаться в неведении относительно событий, происходивших в Киеве. Гонец Предславы прибыл в Новгород в обход «застав», устроенных Святополком. Как оказалось, освободившись после смерти отчима из заточения, пасынок успел принять власть над Киевом, и киевляне с готовностью поддержали его.

В интересах Святополка было до времени скрывать смерть Владимира, ибо это давало ему преимущество в неизбежной схватке с братьями. Так, он сумел переманить на свою сторону дружину, отправленную Владимиром против печенегов (найти печенегов тогда так и не удалось, и войско ни с чем возвращалось из похода в Киев).

Дружина покинула Бориса на реке Альте, близ города Переяславля (ныне Переяслав-Хмельницкий на Украине). Так Борис – наиболее вероятный наследник отца – был нейтрализован, а спустя несколько дней, 24 июля, убит тайными посланцами Святополка. Позднее от рук Святополковых убийц погибнут еще двое сыновей Владимира.

Глеба, единоутробного брата Бориса, настигли 5 сентября на реке Смядыни, близ Смоленска, а Святослава, сына некой «чехини», бежавшего в «Угры», то есть в Венгрию, – где-то в Карпатских горах. Ярослав успел предупредить Глеба об опасности, звал его к себе в Новгород, и тот внял его предупреждению, однако спастись не сумел. Что же касается Святослава, обстоятельства его гибели остались нам неизвестными.

ИСТОРИЯ «РУССКОЙ ПРАВДЫ»

Фото: РИА НОВОСТИ

«Русская Правда» как правовой кодекс впервые появилась в 1016 году, когда князь Ярослав Мудрый даровал ее своим новгородским дружинникам в качестве привилегии. В дальнейшем ее действие распространилось на всех подданных киевского князя. Изначально она содержала 18 статей; со временем ее нормы обновлялись и пополнялись, в результате чего появилась «Правда Ярославичей», введенная при сыновьях князя – Изяславе, Святославе и Всеволоде. В состав кодекса влился «Покон вирный», регулировавший порядок кормления сборщиков виры – княжеского штрафа, а также «Урок мостникам», посвященный оплате труда мостостроителей. Все вместе эти акты составили Краткую редакцию, включавшую 43 статьи. В XII веке, при князе Владимире Мономахе, появляется Пространная редакция. Еще позднее была составлена Сокращенная редакция.

Итак, послание Предславы застало Ярослава врасплох. Надо полагать, что в душе у него произошла настоящая драма. Те действия, которые он предпринял для достижения цели, оказались не просто неэффективными, но, можно сказать, губительными для него. Ибо ситуация изменилась коренным образом.

Прежде Ярослав вел войну с отцом, причем войну главным образом оборонительную; он действовал так, чтобы избежать решительного столкновения, а в случае неудачи иметь возможность незамедлительно бежать «в Варяги». Поддержка скандинавов была ему нужнее, нежели поддержка самих горожан.

Теперь же он должен был вступить в борьбу за Киев, перейти к активным наступательным действиям – и не только из-за честолюбия, но в целях элементарного самосохранения, дабы не быть убитым самому, подобно братьям Борису и Глебу. Однако для этого требовались значительно большие силы, чем те, которыми он располагал.

Главное же, Ярослав нуждался в прочном тыле, который могла обеспечить ему лишь поддержка новгородцев. А добиться ее после учиненной им расправы, казалось, не было никакой возможности. Но князь нашел в себе силы повернуть ситуацию в свою пользу.

Именно тогда он впервые обнаружил качество, присущее только воистину выдающимся политикам, – способность к раскаянию, притом раскаянию искреннему, не показному, способность признать свою ошибку или даже свое преступление, но признать так, чтобы само это признание обернулось победой, а не поражением.

«Можем, княже, за тебя бороться!»

Получив известие от Предславы, рассказывает летописец, Ярослав пришел в великую скорбь: «Опечален был об отце, и о братии, и о дружине». На следующий день он созвал вече, причем не в самом городе, а за его пределами.

«Наутро же, собрав остаток новгородцев, Ярослав сказал: "О любимая моя дружина, кою вчера избил! А ныне надобна оказалась!"» – сообщает нам «Повесть временных лет». Несколько по-другому передает слова князя автор Новгородской летописи: «Любимая моя и честная дружина, избил вас вчера в безумии своем! Теперь мне того и златом не искупить!»

Вече. Худ. А.М. Васнецов (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Несомненно, в этих словах, тщательно зафиксированных новгородским книжником, был заложен глубокий и вполне определенный смысл. Князь обращается к новгородцам как к «дружине своей» и называет ее «любимой» и «честной», то есть достойной почестей. И тут же объясняет причину случившейся драмы: «…избил вас вчера в безумии своем».

Конечно, он виновен, он признает себя таковым – но ведь ум дается человеку свыше, и ничего не поделаешь, если само Провидение отнимает его. Однако ныне ум вернулся к нему, и, значит, перед новгородцами уже иной князь – не тот, что безумствовал накануне. И, признавая свою вину, Ярослав спешит исправить содеянное зло.

«И утер слезы, и так сказал им на вече: "Отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве, избивая братию свою. Хочу на него пойти. Потягнете [последуйте; пособите. – А. К.] за мной!" И отвечали новгородцы: "Хотя и иссечены братия наши, можем, княже, за тебя бороться!"»

Нам сегодня трудно понять их. Но если взглянуть на все произошедшее глазами современников Ярослава, то окажется, что князь и новгородцы были, что называется, квиты: Ярослав ответил кровью на кровь, смертью на смерть; отмстив за убийство «своих» варягов, он лишь исполнил обычай родовой мести и, таким образом, не вышел за рамки понятий и установлений своего века.

Еще важнее то, что новгородцы осознавали: победа Святополка означала бы восстановление прежней власти Киева над Новгородом; Ярослав же показал себя решительным сторонником политической и экономической независимости Новгорода от Киева – по крайней мере, пока он сам оставался новгородским князем.

Летописец, кажется, свидетельствует и о том, что Ярослав золотом готов был искупить свою вину перед новгородцами. «Теперь мне того и златом не искупить!» – восклицал он на вече. Иными словами, князь готов был уплатить виру, положенную за убийство (то есть исполнить обычай, существовавший в славянском обществе, когда кровная месть могла заменяться уплатой определенной суммы денег – виры), – но только не сейчас, а позже, когда у него появятся возможности.

А возможности такие могли появиться – и новгородцы прекрасно понимали это – лишь после завоевания Киева и завершения борьбы со Святополком.Как известно, золото – не худший путь к сердцам подданных, вполне способный – во всяком случае, на время – обеспечить их верность и поддержку. И действительно, Ярослав исполнит обещанное и щедро вознаградит новгородцев по завершении войны.

Ярослав занимает княжеский стол в Киеве. Страница из Радзивилловской летописи. XV век (Фото предоставлено М. Золотаревым)

В войске, выведенном им против Святополка, новгородцы окажутся в абсолютном большинстве: варягов у Ярослава будет тысяча, а своих – три тысячи (такую цифру приводят новгородские источники; что же касается «Повести временных лет», то в ней фигурирует какая-то огромная и едва ли достоверная цифра в 40 тыс. человек).

Впрочем, судя по дальнейшему ходу событий, новгородцы бились со Святополком не только за золото и серебро.

«Дав им правду…»

Исследователи не сомневаются в том, что примирению Ярослава с новгородцами предшествовало заключение между ними особого «ряда» – договора, регулирующего, в частности, отношения между «княжескими людьми» и горожанами. Договор этот и отразился в так называемой «Древнейшей Правде», вошедшей в состав Краткой редакции «Русской Правды» – как было уже сказано, древнейшего памятника русского права.

Краткая редакция «Русской Правды» сохранилась в двух списках XV века – в обоих случаях в составе Новгородской Первой летописи младшего извода, где она читается под 1016 годом. Согласно прямому свидетельству летописи, Ярослав «начал воев своих делить [здесь в значении «награждать». – А. К.]: старостам по 10 гривен, а смердам по гривне, а новгородцам по 10 гривен всем, и отпустил их всех домой, дав им правду и устав списав», и тогда же сказал: «По сей грамоте ходите» – уже после победоносного завершения войны со Святополком и окончательного утверждения Ярослава в Киеве.

Все эти события обобщенно датируются здесь 1016 годом. Но из «Повести временных лет» и других источников мы знаем, что братоубийственная война затянулась не на один год и осложнилась вмешательством различных внешних сил: после победы над Святополком у Любеча осенью 1016 года и захвата Киева Ярослав потерпел жестокое поражение от Болеслава Польского летом 1018 года на реке Буг, бежал в Новгород, затем при поддержке новгородцев возобновил войну, вынудил теперь Святополка (рассорившегося к тому моменту с тестем) бежать из Киева к печенегам и, наконец, отразил нашествие печенегов на Киев в 1019 году.

Лишь после этого Святополк сгинул неведомо где за пределами Руси. Упомянутый в Новгородской летописи договор и принятие «Русской Правды» логичнее всего отнести ко времени первого княжения Ярослава в Киеве после его победы над Святополком у Любеча, то есть к концу 1016 – началу 1017 года, когда новгородцы и должны были покинуть Киев. И именно это дает нам основание отпраздновать в 2016 году тысячелетие первого русского судебника!

Содержание же «Древнейшей Правды» отражает те драматические события, о которых мы говорили выше и которые относятся к лету 1015 года. Ибо уже первая статья уложения Ярослава уравнивала в правах новгородцев и пришлых, «княжеских людей» и предоставляла тем и другим равную защиту от посягательств на их жизнь и достоинство.

«Правда Ярослава» сохраняла право на кровную месть, но ограничивала круг тех лиц, которые могли мстить за смерть своих родичей; в случае же если таких близких родственников не оказывалось, предусматривалось денежное возмещение, размер которого определялся в 40 гривен – сумму очень значительную по тем временам. Эта мера защищала прежде всего «княжеских мужей», которые и перечислены в первой статье «Древнейшей Правды»:

«…если будет русин, либо гридин, либо купчина, либо ябетник, либо мечник [последние два названия обозначали особые категории княжеских слуг, занимавших административные должности. – А. К.] <…>, то 40 гривен за него». Но точно такой же суммой защищалась и жизнь новгородцев, в том числе и тех, у которых не имелось кровных местников: «если изгой будет, либо словенин» – те же 40 гривен надлежало платить «за голову».

Так законодательство Ярослава примиряло противостоявшие друг другу ранее части его войска, а вместе с тем и социальные группы раннесредневекового Новгорода.

ЧТО ПОЧИТАТЬ?

Зимин А.А. Правда Русская. М., 1999Ярослав Мудрый и его эпоха / Под ред. И.Н. Данилевского, Е.А. Мельниковой. М., 2008

Карпов А.Ю. Ярослав Мудрый. М., 2010 (серия «ЖЗЛ»)

«Если кто ударит кого палкой…»

Твердо установленные суммы штрафов предусматривались и в случае нанесения телесных повреждений, а также оскорблений действием, причем каждый случай был четко расписан:

«если кто ударит кого палкой, или жердью, или кулаком, или чашей, или рогом, или обухом [очевидно, имелось в виду, что подобные стычки могут случиться даже на княжеском пиру. – А. К.], то платить 12 гривен»; «если кто ударит мечом, не вынув его из ножен, или рукоятью, то 12 гривен за обиду»; «если же ударит мечом по руке и рука отвалится или усохнет, то 40 гривен» (ибо потеря дееспособности приравнивалась тогда к смерти); «если же по пальцу ударит какому-либо, то 3 гривны за обиду»; «а за ус 12 гривен и за бороду 12 гривен» (острижение бороды и усов, как видим, расценивалось как тягчайшее оскорбление); «если кто вынет меч, а не ударит, тот гривну положит» и т. д. и т. п.

Суд во времена «Русской Правды». Худ. И.Я. Билибин (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Наемники-скандинавы были особо выделены в княжеском законодательстве – и это тоже стало следствием конфликта в Новгороде накануне выступления Ярославова войска из города. «Древнейшая Правда» специально предусматривала те случаи, когда обидчиками или обиженными становились «варяги», а также «колбяги».

Происхождение и точное значение последнего названия неясны, но можно не сомневаться, что оно обозначало наемников-иноземцев: «колбяги» («кулпинги») наряду с «варягами» («варангами») упоминаются не только в «Русской Правде», но и в византийских источниках второй половины XI века (как наемники, состоявшие на службе у византийских императоров). Возможно, так, в отличие от выходцев из самой Скандинавии, называли выходцев с южного побережья Балтики (может быть, из области Колобжег?).

Не исключено, что именно новгородцы настояли на внесении в текст «Правды Ярослава» особой статьи, предусматривавшей выдачу беглого раба («челядина»), укрывшегося у иноземцев: «Если челядин скроется или у варяга, или у колбяга и его в течение трех дней не выведут, но обнаружат его хотя бы на третий день, то взять <…> своего челядина, а 3 гривны за обиду». Надо полагать, такие случаи в Новгороде были нередки.

Несмотря на то что установления Ярослава касались вроде бы частных вопросов, их роль в русской истории чрезвычайно велика. Предназначенные первоначально лишь для новгородцев, они распространились впоследствии на население всего государства. В дальнейшем же, при преемниках Ярослава, установления «Русской Правды» будут пополняться новыми законами и, видоизменяясь, просуществуют в качестве действующего судебника вплоть до XV века!

Историки с полным основанием называют «Древнейшую Правду» князя Ярослава Владимировича не больше не меньше как «правовым оформлением» процесса создания Древнерусского государства (определение крупнейшего исследователя русского Средневековья А.А. Зимина).

В биографии же самого Ярослава принятие «Русской Правды» (или «Суда Ярославля Володимерича», как именуется древнейшая часть «Русской Правды» в ее позднейшей редакции – так называемой «Пространной Правде») стало событием знаковым. Не в последнюю очередь оно и повлияло на то, что князь этот вошел в нашу историю с почетным прозвищем Мудрый – единственным в своем роде.

Книжники же более позднего времени присваивают князю еще одно, не менее лестное прозвание – Правосуд. Именно так – «Ярослав Прав Суд» – назвал его книжник XVII века, автор «Пинежского летописца».

Ярослав Владимирович – одна из самых противоречивых фигур в истории Древней Руси. Но право называться Мудрым он заслужил несомненно.

Алексей Карпов