Вечный спор о грозном царе

Ни об одном правителе средневековой Руси не спорят с таким ожесточением и страстью, как об Иване IV. Почему?

Царь Иван Васильевич Грозный. Худ. В.М. Васнецов. 1897 (Фото: Э. Коган/РИА Новости)

Один из первых русских историков, князь Михаил Щербатов, в конце XVIII века писал: «Иван IV толь в разных видах представляется, что часто не единым человеком является».

Это действительно так: отношение к первому русскому царю, венчавшемуся на царство ровно 470 лет назад, в январе 1547 года, почти всегда было двойственным. В исторической памяти он таким и остался. С одной стороны – крупный государственный деятель, мудрый и дальновидный правитель, много сделавший для укрепления своей страны, реформатор, укоренивший множество важных новаций, яркий, выдающийся писатель. С другой стороны – кровавый тиран, маньяк и убийца, погубивший не только свою душу, не только многих своих близких (в том числе и своего наследника), но и страну в целом, доведя ее до кризиса и создав предпосылки для последовавшей вскоре катастрофы.

О двойственности образа Ивана Грозного спустя почти два столетия после Щербатова писал и один из крупнейших исследователей Русского Средневековья историк Александр Зимин: «…олицетворяя собой самодержавную власть, окруженную ореолом "святости", он в своей практике зачастую оказывался обыкновенным деспотом, от личной воли которого зависели жизнь и смерть его подчиненных».

Два царя в одном

Иван Грозный (1530–1584) правил страной рекордный срок: 51 год из 54 отпущенных ему Богом лет он находился на вершине власти. Прожив не так уж и много, тем не менее он породил ощущение, что порядком задержался на этом свете.

«Если бы Иван IV умер в 1566 году, в момент своих величайших успехов на западном фронте, своего приготовления к окончательному завоеванию Ливонии, историческая память присвоила бы ему имя великого завоевателя, создателя крупнейшей в мире державы, подобного Александру Македонскому, – писал о Грозном один из его «защитников» академик Роберт Виппер. – В случае такого раннего конца, на 36-м году жизни, Иван IV остался бы в исторической традиции окруженный славой замечательного реформатора, организатора военно-служилого класса, основателя административной централизации Московской державы. Его пороки, его казни были бы ему прощены так же, как потомство простило Александру Македонскому его развращенность и его злодеяния».

ЦАРСТВОВАНИЕ ИВАНА ГРОЗНОГО ОБЫЧНО ДЕЛЯТ НА ДВА ПЕРИОДА: ЯКОБЫ СНАЧАЛА СТРАНОЙ ПРАВИЛ ПРОГРЕССИВНЫЙ ГОСУДАРЬ, А ПОТОМ – ТИРАН И УБИЙЦА

Впрочем, при жизни царя мало кто смел ставить под сомнение его заслуги. Едва ли не единственным обличителем самодержца был бежавший в Литву князь Андрей Курбский. Неистовое осуждение князем преступных деяний кровавого царя-тирана в отношении верных подданных, явно рассчитанное на публику, подвигло Ивана на гневную отповедь перебежчику. Так возникла переписка грозного государя и беглого князя – яростная, страстная, яркая по стилю и глубокая по содержанию. В рамках этой переписки Грозный сформулировал собственное видение своей миссии, а заодно и настоящую «идеологию самодержавия». Отстаивая самодержавные права царя, он открыто заявлял о безграничности своей власти над подданными: «Жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же».

А дальше в разные периоды русской истории актуализировалась позиция то одной, то другой стороны. Например, уже в конце Смутного времени обществу, пережившему тяжелейший кризис, необходимо было получить ответ на вопрос о причинах произошедшего. Многие тогдашние публицисты – келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, дьяк Иван Тимофеев и другие – в качестве источника бед называли опричную политику Ивана Грозного. «От умышления же зельныя ярости на своя рабы» царь Иван «возненавиде грады земля своея и во гневе всю землю державы своея, яко секирою, наполы разсече», записал в своем «Временнике» дьяк Тимофеев. «Сим разделением [то есть разделением страны на опричнину и земщину. – «Историк»], мню, – нынешнея всея земли розгласие, яко прообразуя оттуда до зде [то есть с тех времен и доныне. – «Историк»]», – продолжал он.

Актер Николай Черкасов в роли царя. Кадр из фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» (Фото: РИА/Новости)

Впрочем, с другой стороны, утверждавшаяся на троне династия Романовых была связана родственными узами с грозным царем: новый государь Михаил Федорович был внучатым племянником первой жены Ивана IV – Анастасии. И поэтому в исторических произведениях первой половины XVII века стала настойчиво проводиться мысль о благотворном влиянии царицы Анастасии Романовны на нрав и политику Ивана, резко изменившегося после ее кончины…

Романовская версия правления первого царя в основных чертах повторила подход, сформулированный еще Курбским. Царствование Ивана стали делить на два периода, полагая, что до начала 1560-х страной правил мудрый и прогрессивный государь, а после стал править тиран и немилосердный убийца.

Исторический переплет

Если говорить начистоту, последующая историография мало что добавила к этой картине. В Новое время Николай Карамзин, обратившись к образу Ивана IV, созданному Курбским, лишь перевел на язык свободолюбивого XIX века старые претензии к царю.

Историк Александр Филюшкин (его статью «Как Грозный стал тираном?» см. на с. 22) пишет: «Карамзину был нужен главный антигерой российской истории, причем не иноземный враг, с которым все ясно по определению, а падший грешник, персонаж, призванный стать героем, но оступившийся, переродившийся и превратившийся в его противоположность. Такую фигуру надлежало искать в прошлом, в Средневековье или эпохе Московской Руси (дабы избежать рискованных параллелей с правящей династией Романовых). Иван Грозный здесь подходил идеально».

После этого все переплелось. Мнение «первого русского консерватора» Карамзина предвосхитило отношение к Ивану IV «первых русских либералов» – декабристов.

Кондратий Рылеев в апологетическом по отношению к заглавному герою стихотворении «Курбский» называет Ивана Грозного «неистовым тираном» и «тираном отечества драгова». Михаил Лунин решительно осуждает самовластие, что «доставило русским Царя Бешеного (Иоанн IV), который 24 года [то есть с 1560 по 1584 год. – «Историк»] купался в крови подданных». «Долговременное тиранство» Ивана Грозного заклеймил и декабрист Михаил Фонвизин, отмечавший преемственность отечественного самодержавия XIX века от образа правления XVI и последующих веков. Выпавший из рук декабристов факел подхватил Александр Герцен, активно использовавший ссылки на «тиранию царя Ивана» для обличения современного ему самодержавного строя Николая I.

Москва при Иване Грозном. Красная площадь. Худ. А.М. Васнецов. 1902 (Фото предоставлено М. Золотаревым)

Дальше – больше. Близкий к трону консерватор историк Михаил Погодин клеймил Ивана: «Злодей, зверь, говорун-начетчик с подьяческим умом, – и только. Надо же ведь, чтобы такое существо, потерявшее даже образ человеческий, не только высокий лик царский, нашло себе прославителей». Либерал юрист Константин Кавелин, наоборот, оправдывал и опричнину («это учреждение, оклеветанное современниками и непонятое потомством»), и самого царя: «Жестокости и казни Грозного – дело тогдашнего времени, нравов, положим даже, личного характера, но сводить их на одни психологические побуждения, имея перед глазами целый период внутренних смут и потрясений, невозможно. Должны были быть глубокие объективные причины, вызывавшие Грозного на страшные дела».

Все смешалось…

Грозный и двадцатый век

Двадцатый век все спутал окончательно. Сразу после революции Грозный в числе прочих «царей и тиранов» был подвергнут пролетарскому остракизму. Однако потом взгляд на него изменился…

В рассказе о судьбе образа Ивана IV в историческом сознании XX века никак нельзя обойти тему отношения к этому царю вождя СССР Иосифа Сталина.

Наиболее достоверным источником, свидетельствующим о том, как относился к царю всесильный генсек, являются воспоминания актера Николая Черкасова о ночной встрече в кремлевском кабинете вождя 24 февраля 1947 года, куда были приглашены режиссер фильма «Иван Грозный» Сергей Эйзенштейн и исполнитель главной роли в этой картине.

«Говоря о государственной деятельности Грозного, товарищ И.В. Сталин заметил, что Иван IV был великим и мудрым правителем, который ограждал страну от проникновения иностранного влияния и стремился объединить Россию. В частности, говоря о прогрессивной деятельности Грозного, товарищ И.В. Сталин подчеркнул, что Иван IV впервые в России ввел монополию внешней торговли, добавив, что после него это сделал только Ленин», – вспоминал Черкасов.

«Коснувшись ошибок Ивана Грозного, Иосиф Виссарионович отметил, что одна из его ошибок состояла в том, что он не сумел ликвидировать пять оставшихся крупных феодальных семейств, не довел до конца борьбу с феодалами, – если бы он это сделал, то на Руси не было бы Смутного времени… И затем Иосиф Виссарионович с юмором добавил, что "тут Ивану помешал бог": Грозный ликвидирует одно семейство феодалов, один боярский род, а потом целый год кается и замаливает "грех", тогда как ему нужно было действовать еще решительнее!..» – так излагал Черкасов размышления Сталина. Поскольку выдающийся актер, получивший через день после встречи в кремлевском кабинете звание народного артиста СССР, вряд ли был сторонником какой-либо историографической концепции в отношении первого русского царя, можно уверенно говорить, что он точно пересказал мысли генсека, высказанные в неформальной обстановке.

Создание позитивных образов Ивана Грозного и «прогрессивного войска опричников» стало своеобразным госзаказом в тот период. Над этим заказом работали и ученые-историки, и писатели, и режиссеры.

Именно это обстоятельство актуализировало критику Грозного в последующий период. Восхваление Ивана IV в литературе, искусстве, исторических трудах, созданных в эпоху позднего сталинизма, вызвало реакцию отторжения у многих, в том числе и у профессиональных историков. Как справедливо отмечал уже в годы перестройки один из самых жестких критиков Грозного профессор Владимир Кобрин: «Историк, как бы ни пытался быть совершенно объективным, как бы ни стремился оценивать исторические события с позиций не своего времени, не своей морали, а исходя из критериев самого прошлого, не в состоянии полностью отрешиться от собственного социального опыта».

А потому во времена «оттепели» и в более поздний период критика деспотизма и террора Ивана Грозного стала восприниматься как возможность эзоповым языком сказать об эпохе сталинских репрессий, выразить им свое моральное осуждение. При этом максималистски утверждалось, что «гений и злодейство и в самом деле несовместны, не дано тирану и палачу быть двигателем прогресса».

Получается, что, ругая Грозного, заодно осуждают и Сталина, вольно или невольно перенося на первого черты второго и одновременно отказывая и тому и другому в каких-либо заслугах перед страной и историей…

Владимир Рудаков, Александр Самарин