Папаша Литвинов

Фото: Legion-Media

Третий по счету (после Льва Троцкого и Георгия Чичерина) нарком иностранных дел Максим Литвинов – безусловная «фигура умолчания» в ряду руководителей внешней политики Советского государства. Несмотря на то что он всегда хранил верность курсу партии, официальные советские историки не афишировали его достижений ни на ниве дипломатии, ни в других, не вполне дипломатических делах, которыми ему пришлось заниматься в своей жизни.

Кошелек партии

Недоверие официоза к Литвинову усугублялось и тем, что его жена была англичанкой (и после смерти мужа вернулась на родину), а дети и внуки – тайными или явными диссидентами. И тем, что почти все его друзья и коллеги были арестованы как «враги народа», а сам он уцелел буквально чудом. И подозрительным для многих «пятым пунктом». И привычкой упрямо отстаивать свое мнение в самых высоких кабинетах. За это его всегда не любило партийное начальство, зато обожали сотрудники, фамильярно называвшие наркома «папашей».

Имен и кличек у него, как у всякого большевика-нелегала, было с избытком: Феликс, Ниц, Лувинье, Латышев, Финкельштейн. На самом деле родившегося в 1876 году сына банковского клерка звали Меер-Генох Мойшевич Валлах. В родном Белостоке карьера ему не светила, но честолюбивый юноша твердо решил выбиться в люди. Окончив после хедера (религиозной школы) реальное училище, он поступил вольноопределяющимся в армию. Там молодой человек не только выучил русский язык, которого прежде не знал, но и начитался радикальной литературы. Когда Меер служил в Баку, его взвод послали разгонять бастовавших нефтяников, но он отказался и был вынужден оставить полк. В провинциальном городке Клинцы устроился бухгалтером, на ходу обучившись азам профессии. Скоро Макс, как он теперь себя называл, примкнул к только что образованной Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) и занялся доставкой из-за границы ее нелегальной газеты «Искра». Тогда и обзавелся главным своим псевдонимом, став Максимом Максимовичем Литвиновым.

В 1901 году, выданный предателем, он оказался в киевской Лукьяновской тюрьме, но сумел вместе с товарищами бежать оттуда. Ему удалось перебраться за границу, где он стал главным доверенным лицом Владимира Ленина по доставке «Искры». Революция 1905 года застала Литвинова в Риге, где он вместе с боевой подругой Фридой Ямпольской тайно создавал большевистскую организацию. Из Риги, несмотря на угрозу ареста, поспешил в столицу, где вместе с Максимом Горьким (и на его деньги) затеял издание газеты «Новая жизнь». Параллельно он налаживал поставки революционерам оружия из-за границы и как-то написал Ленину: «Готов черту душу продать ради презренного металла».

Вождь нашел выход: по его заданию кавказские большевики во главе с Кобой (Иосифом Сталиным) и Камо (Симоном Тер-Петросяном) начали устраивать «эксы» – грабежи банков и магазинов, передавая деньги в партийную кассу. На эти средства Литвинов, ставший главным финансистом большевиков (здесь очень помог бухгалтерский опыт), закупил оружие. Но его преследовали неудачи: нагруженный винтовками, патронами и взрывчаткой пароход «Джон Графтон» сел на мель у берегов Финляндии, та же судьба постигла у берегов Румынии яхту «Зора». Со Сталиным «финансист» впервые встретился в 1907 году на V съезде РСДРП в Лондоне. Когда будущий генсек изрядно набрался в одном из пабов и схватился врукопашную с таким же пьяным англичанином, Литвинов, не потерявший самообладания, сумел в полиции оправдать товарища, которому грозила высылка в Россию. Сталин это запомнил.

Вскоре боевики во главе с Камо похитили в Тифлисе 250 тыс. рублей, которые перевозили с почты в банк, убив при этом пятерых охранников. Вся полиция империи была поднята на ноги. Думая, что Литвинов сам приедет за деньгами, повсюду распространили его описание: «Среднего роста, очень плотный, полное лицо, светлые глаза, рыжие волосы и подстриженные усы, носит очки или пенсне, производит впечатление артиста». Кроме того, царское правительство разослало по всей Европе номера похищенных купюр. Когда Литвинов попытался в Париже поменять их на франки, то был тут же арестован вместе с Ямпольской. За него заступился лидер французских социалистов Жан Жорес. В итоге вместо отправки в Россию, где его ждали 20 лет каторги, Литвинов отделался высылкой в соседнюю Англию.

Максим Литвинов (на фото справа) в течение девяти лет был заместителем наркома иностранных дел Георгия Чичерина (слева). Генуя, 1922 год (Фото: Legion-Media)

Народный посол

На берегах Альбиона будущий нарком провел 10 лет. Партийная касса опустела, и он, чтобы прокормиться, устроился в издательский дом Williams and Norgate. Жил первое время у товарища по партии поляка Николая Клышко, соблазнив между делом его жену, английскую красавицу Филлис. Спустя годы Клышко с семьей вернулся в Россию, занял по протекции Литвинова немаленькую должность в Госиздате и сгинул во времена Большого террора.

Между тем Литвинов в Лондоне увлекся и другой англичанкой, молодой писательницей Айви Лоу. Как многие британские интеллектуалы, она сочувствовала русской революции, зачитывалась книгами Толстого и Чехова. Товарищам по партии Литвинов, который был старше своей избранницы на 13 лет, признавался: «Скоро женюсь. Но она – буржуйка». Свадьба состоялась в 1916 году, вскоре родился сын Михаил, а потом дочь Татьяна. Айви Вальтеровна, как ее величали в России, так и не взяла советского гражданства, не вступила в партию и вообще не слишком интересовалась делами мужа, хотя искренне его любила. В Москве она преподавала английский в Военной академии имени М.В. Фрунзе (а по слухам, и в разведшколе НКВД), переводила русских классиков. Но это было позже, а тогда Литвинов уже подумывал остаться в Англии навсегда… как вдруг в России случилась Февральская революция.

Уже на следующий день он явился в российское посольство к Константину Набокову (дяде знаменитого писателя) и потребовал снять с посольского здания царский герб. Тот послушался, но вскоре, после новой революции в Петрограде, Литвинов опять пришел к нему – теперь с мандатом новой власти, назначившей его полпредом (так на советском новоязе именовался посол). На сей раз Набоков выставил наглеца. Так бывшему бухгалтеру пришлось назваться «народным послом» и заняться представлением интересов РСФСР, а заодно и экспортом идей «мировой революции». Позже он вспоминал: «У меня ничего не было: ни директив из Москвы, ни денег, ни людей. Излишне говорить, что у меня не было ни опыта, ни подготовки к дипломатической работе».

Одним из первых успехов полпреда стало освобождение большевистского эмиссара Георгия Чичерина, арестованного за агитацию против войны. Но потом и сам Литвинов оказался в тюрьме – это случилось, когда в Москве в сентябре 1918-го за подрывную работу против большевиков под арест попал британский дипломат Брюс Локкарт. В итоге их обменяли друг на друга, и Литвинов вернулся в Россию. И сразу же по поручению Ленина отправился в Швецию. Высланный и оттуда, он всплыл в Копенгагене, где успешно вел переговоры с представителями европейских стран по обмену военнопленными. Позже отбыл в качестве полпреда в Эстонию, которую превратил в канал по поставке в РСФСР импортных товаров – от жизненно необходимых лекарств до кос и лопат. В самой Эстонии закупались масло, рожь, картофель: в России свирепствовал голод. Платили золотом, конфискованным у буржуазии, и тайную бухгалтерию Литвинов вел единолично. На чем и прокололся, когда пытался закупить в Швеции тысячу паровозов. Ни денег, ни паровозов Москва так и не увидела, и Литвинов был отозван.

Литвинов против Чичерина

Но с повышением: в мае 1921 года его назначили заместителем наркома иностранных дел, которым был тогда его старый знакомый Чичерин. Однако если ранее нарком всячески хвалил Литвинова, то теперь их отношения испортились. Бывший в те годы секретарем Сталина Борис Бажанов писал: «Чичерин и Литвинов ненавидят друг друга ярой ненавистью. Не проходит и месяца, чтобы я не получил "строго секретно, только членам Политбюро" докладной записки и от одного, и от другого. Чичерин в этих записках жалуется, что Литвинов – совершенный хам и невежда, грубое и грязное животное, допускать которое к дипломатической работе является несомненной ошибкой. Литвинов пишет, что Чичерин – педераст, идиот и маньяк, ненормальный субъект, работающий только по ночам, чем дезорганизует работу наркомата».

Вячеслав Молотов, Иосиф Сталин и Максим Литвинов (слева направо) на прогулке в Кремле. 1937 год

Чичерин возмущался тем, что его заместитель проводит «удаление хороших работников и замену их никуда не годными». В 1928-м он писал: «Мои отношения с Литвиновым дошли до белого каления, между тем Политбюро им дорожит, и мне остается только просить о назначении меня на маленькую работу в провинции, лишь бы уйти от Литвинова». Их вражда была не только личной: Чичерин, следуя ленинскому плану, выступал за развитие отношений прежде всего со странами Востока. Литвинов же, убежденный западник, настаивал на налаживании связей с Европой и Америкой. В итоге Сталин, не забывший их лондонского приключения, сделал ставку на Литвинова. Именно ему было доверено представлять СССР на всемирной конференции по разоружению. Он все чаще заменял тяжелобольного Чичерина на посту наркома, а в июле 1930 года окончательно занял его место.

В тени Лубянки

Наркомат иностранных дел располагался тогда в здании на углу Кузнецкого Моста и Большой Лубянки, по соседству с печально известным ГПУ, ставшим впоследствии НКВД. Ведомства тесно сотрудничали, поскольку многие советские дипломаты по совместительству являлись разведчиками, а приезжавшие в СССР иностранцы попадали под колпак спецслужб. При этом и НКИД, и НКВД беспрекословно выполняли волю партийного руководства, прежде всего Сталина.

Повинуясь этой воле, Литвинов осуществил коренной перелом в советской внешней политике. Раньше она ориентировалась на Германию, но в 1933 году к власти там пришел Адольф Гитлер, сделавший борьбу с большевизмом своей целью. СССР пришлось искать союза с Великобританией и Францией (до того их считали главными противниками), вступить в Лигу Наций, налаживать отношения с США.

В ноябре 1933 года Литвинов прибыл в Вашингтон. Приехавший вместе с ним дипломат Иван Дивильковский писал жене: «Обращение самое американское: бросаются на Папашу жать ему руку, лезут, орут, требуют, чтобы он снял шляпу, улыбался, кланялся, говорил приветствия и т. д. Здесь все этому подчиняются, даже министры». Улыбчивость гостя принесла свои плоды: две страны восстановили дипломатические отношения. За успех вашингтонской миссии нарком получил щедрый подарок – одну из сталинских дач. А в придачу восемь охранников, которые должны были не только охранять Литвинова, но и следить за ним. Впрочем, он по-прежнему жил скромно, занимая с семьей трехкомнатную квартиру. Дочь Татьяна вспоминала: «Очень часто отец любил тренировать свою память и мою с братом. Скажет слово и просит, чтобы составили новое на последнюю букву предыдущего. Страстно любил стихи, особенно Пушкина, читал наизусть». Порой был строг: увидев, что дети ломают карандаши, отругал их за неуважение к чужому труду и объявил, что будет выдавать им новые карандаши только по предъявлении огрызка старого.

Литвинов получал награды, стал членом ЦК, но у Сталина и его соратников вызывал глухое раздражение. В 1935 году, когда его избрали заместителем председателя сессии Лиги Наций, Сталин писал Молотову: «Все поведение Литвинова продиктовано, по-моему, не столько интересами политики СССР, сколько его личным уязвленным самолюбием». При этом нарком никак не препятствовал расправе с дипломатами в годы Большого террора, когда были казнены или отправлены в лагеря почти 2500 сотрудников НКИД, в том числе 50 полпредов. И все же он по-прежнему отстаивал свой курс, направленный на союз с западными демократиями против Гитлера. На заседаниях Политбюро, как вспоминал член ЦК Георгий Попов, Литвинов «защищался, как лев, дело доходило до взаимных оскорблений; его полемика с Молотовым носила явно враждебный характер».

Максим Литвинов в кругу семьи. 1935 год

Не доверяя советским предложениям, в 1938-м Франция и Великобритания заключили мюнхенскую сделку с нацистами. Тогда Сталин решил тоже пойти на сближение с Германией. Но этого не могло случиться, пока во главе НКИД стоял еврей Литвинов, на отставке которого прямо настаивал Гитлер. 3 мая 1939 года Литвинова сняли с должности.

Занявший его место Молотов сыпал обвинениями: «Литвинов не обеспечил проведения партийной линии в наркомате в вопросе о подборе и воспитании кадров, НКИД не был вполне большевистским, так как товарищ Литвинов держался за ряд чуждых и враждебных партии и Советскому государству людей». Бывший нарком ждал, что его арестуют, но этого не произошло. Были арестованы его ближайшие сотрудники, включая Евгения Гнедина, сына небезызвестного Александра Парвуса. Гнедина пытали в кабинете наркома внутренних дел Лаврентия Берии, добиваясь от него показаний на Литвинова.

На запасном пути

В день начала войны Литвинов, которому было уже 65 лет, написал два письма. Одно в донорский пункт с предложением сдать кровь для раненых бойцов, другое в НКИД с просьбой предоставить ему работу.

Вызвав его к себе, Молотов спросил, на какую должность он претендует. «Только на вашу», – последовал прямой ответ, на чем разговор закончился. Но уже через несколько дней он понадобился в Кремле – переводить беседу Сталина со спецпосланником американского президента Гарри Гопкинсом. Родилась идея назначить Литвинова, к которому с симпатией относились в Вашингтоне, послом в США.

Полтора года Литвинов ездил по Америке, неустанно доказывая, что Советскому Союзу необходимо помогать, что нужно открыть второй фронт. А в Кремле ему по-прежнему не доверяли: во время визита Молотова в Вашингтон даже не приглашали на встречи. «Я больше не могу быть мальчиком на побегушках», – жаловался он близким. В августе 1943-го его сместили с должности посла, заменив молодым Андреем Громыко. Перед отъездом Литвинов посетил заместителя госсекретаря Самнера Уэллеса и в нарушение традиций дипломатического политеса сетовал на Сталина с Молотовым, на их негибкость и непонимание Запада. Вернувшись в Москву, он сохранил полученную в 1941-м должность заместителя наркома иностранных дел, но фактически был отправлен на дачу – «на запасный путь», как старый бронепоезд из песни. Иногда ему доверяли принимать второстепенных зарубежных дипломатов или читать лекции в Высшей дипломатической школе. Часто Литвинов посещал Ленинскую библиотеку, работая над составлением словаря синонимов. Знакомые спрашивали, когда он возьмется за мемуары, но бывший нарком лишь улыбался. Он знал, что откровенность для него равносильна смерти.

Через много лет разнеслись слухи, что Берия по указанию Сталина планировал его убийство. Об этом Никита Хрущев писал в мемуарах: «Литвинова должны были убить по дороге из Москвы на дачу. Есть там такая извилина при подъезде к его даче, и именно в этом месте хотели совершить покушение. <…> К убийству Литвинова имелось у Сталина двоякое побуждение. Сталин считал его вражеским, американским агентом… Играла роль и принадлежность Литвинова к еврейской нации». Сам Берия после ареста сознался, что готовил это покушение, говорил об этом и другой член Политбюро – Анастас Микоян. План не был осуществлен, быть может, потому, что вождю доложили о смертельной болезни будущей жертвы.

Еще в 1948 году Литвинов едва не умер после тяжелого инфаркта. Он написал Сталину письмо с просьбой позаботиться о семье и с заверениями: «Я умираю с ясным сознанием, что я сделал все, что было в моих силах, для коммунистического дела и для нашей любимой страны». Иначе Литвинов отвечал жене, спросившей, не разочаровался ли он в своих идеалах. «Знаешь, как бывает, – последовал его ответ, – ты влюбляешься в молодую и прекрасную девушку и живешь с ней. Проходит время, и она становится злобной старухой (это не о тебе!). Но деваться некуда…» Он скончался после третьего инфаркта в последний день 1951 года. Хоронили его на Новодевичьем кладбище – с венками от правительства, но без речей и почестей, оставив за воротами толпу пришедших проститься. Человек, многие дела которого были окутаны тайной, ушел в вечность так же таинственно.

В 1941 году, вызвав Литвинова к себе, Молотов спросил, на какую должность тот претендует. «Только на вашу», – последовал прямой ответ. На этом разговор закончился