Его настоящая жизнь

Олег Табаков был с нами с самого раннего детства – столько, сколько мы себя помним, – и теперь уже вряд ли куда-нибудь исчезнет из нашей памяти. Собственно, ему удалось сделать то, к чему он всегда стремился, – не бесследно прожить свою настоящую жизнь

Когда не знаешь, как начать, начать лучше всего с самого начала.

Саратов… Этот приволжский город навсегда остался для него самой важной географической точкой. Не Москва, где он проработал всю жизнь, а именно Саратов. Табаков приезжал сюда каждый год, ходил в театр, переманивал лучших местных актеров в труппу МХТ и «Табакерки», привозил подведомственные театры на гастроли, любил показывать город своим студентам. Его любовь к этому городу была удивительно деятельна.

Одно из детских воспоминаний Табакова, о котором он часто рассказывал, – пленные немцы на улицах Саратова. Бабушка будущего великого актера подкармливала вражеских солдат хлебом и картошкой. Да, еще несколько недель назад они воевали против нас, но теперь нуждались в помощи – и им помогали. Помогать тем, кто в этом нуждается, – в этом был весь Табаков. Он мог посередине самого серьезного разговора вдруг повернуться к студентам и спросить: «Как вас кормят-то? Хорошо?»

В поисках радости

Табаков поступил в Школу-студию МХАТ в 1953-м. Прослушивания на курс Василия Топоркова, легендарного мхатовского артиста, начались через несколько месяцев после смерти Сталина. Это был первый курс, набранный в новую эпоху. Первое поколение советских актеров, воспитанное без страха. Отсюда потом вырастет ефремовский «Современник», отсюда уйдут в историю «Вечно живые».

«Вечно живых», пьесу Виктора Розова о войне со странного, непривычного ракурса – с неприглядного и малопривлекательного тыла, играли по ночам в учебном театре, после окончания «нормального» дипломного спектакля. Роль Табакова была небольшой, а сам он был самым младшим из участников и создателей будущего «Современника».

В театральных вузах всегда очень ревниво относятся к «своему» курсу, редко пускают в свои затеи кого-то чужого и редко просятся в чужие компании. Но Табакову была нужна эта «Студия молодых актеров», ему было нужно новое, общее дело. Для него студия не была театральной оппозицией, эдакой фрондой, какой, вероятно, она была для вдохновителя группы молодых актеров Олега Ефремова. Для Табакова это была ненасытная жажда нового, вкусного, живого, своего дела. Дела, которое распахивало для молодых ребят безграничное море света, жизни, радости творчества. Говорят, что основатели театра расписались на его уставе кровью. Даже если такого не было, это стоило бы придумать – настолько это в духе идеи очищения, свободы, полета, наступающего «шумного дня».

В роли Олега Савина в кинофильме «Шумный день» (1960)

В первом официальном спектакле – «В поисках радости» – Табаков уже в главной роли. Там была оставшаяся в веках мизансцена, которая воспроизведена и в фильме «Шумный день», снятом «по мотивам» этой постановки. Герой Табакова – Олег Савин – вступался за выброшенных аквариумных рыбок, хватал со стены дедовскую саблю и начинал крушить мебель в этой уютной, тесноватой советской квартире, куда, как он полагал, уже проник мещанский душок. О социальном смысле запоминающегося эпизода в контексте оттепельных взглядов говорить не стоит – они вполне ясны. Важно другое. В этой сцене у Табакова нет ни грана пафоса, ни секунды психологического напряжения. Это мгновение покоряет абсолютной актерской свободой, безграничной искренностью и – легкостью создания образа. Табаков играет легко, удивительно беззаботно. Он вскакивает в персонажа словно по щелчку, кажется, что без малейшего напряжения и каких-либо энергозатрат.

Последний лицедей

Возможно, именно в силу этой легкости, отсутствия какой бы то ни было наигранности любовь зрителей к Табакову-актеру безгранична. Его актерская природа была полна положительного обаяния и открытого, искрящегося смеха и самоиронии. На сцене или киноэкране он мог делать все, потому что главной его, искренней, бесконечной жаждой была страсть собственно играть. Примерять одну за другой маски, образы, лица, фантазировать, лепить, придумывать персонажей – и все время с такой легкостью, словно за этим вообще не стоит никакого труда. Его перевоплощение всегда абсолютно. Но, как подлинно великий актер, он всегда давал возможность зрителю еще и насладиться мастерством самого исполнителя.

Его актерский аппетит был тоже безграничен: достаточно вспомнить лишь некоторые его киноработы. Искремас в революционной картине «Гори, гори, моя звезда» и Людовик XIII в «Трех мушкетерах». Обломов в экранизации романа Гончарова и владелец салуна в «Человеке с бульвара Капуцинов». «Голубой воришка» в «Двенадцати стульях» и президент России в фильме «Президент и его внучка». Шелленберг в «Семнадцати мгновениях весны» и алкаш Суходрищев в «Ширли-мырли». Я не знаю, отказывался ли он вообще от ролей. Возможно, отказывался. Но, думаю, редко, потому что сам момент игры был для него своеобразным наркотиком, он должен был пробовать и пробовать новое, неизведанное и, если бы мог переиграть все, сделал бы это непременно.

Вячеслав Тихонов (Штирлиц) и Олег Табаков (Шелленберг) в культовом советском фильме «Семнадцать мгновений весны» (1973)

Надо сыграть продавщицу или чопорную воспитательницу – пожалуйста. Кощея Бессмертного – можно. Озвучить кота – ради бога. Снова и снова Табаков с аппетитом вгрызался в роли, дегустируя их, перемалывая зубами, пробуя на язык и потом зачерпывая огромной столовой ложкой. О, он был не просто актер. Его профессия куда древнее и мощнее. Он – лицедей. Возможно, он был последний из лицедеев.

В театре он сыграл великое множество ролей. Про любую из них можно написать трактат, каждую рассмотреть как веху в истории страны. От Олега Савина (героя оттепели, больше похожего на персонажа Возрождения – настолько тот свободен, молод и полон сил) к фантастически отвратительному приспособленцу Балалайкину. Это был герой времен застоя, сыгранный Табаковым так ярко, а главное, точно-узнаваемо, что спектакль, поставленный по роману Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия», конечно, пришлось переименовать в «Балалайкин и Ко». Дабы не порождать вопросов у въедливых партийных критиков о том, какую именно современность имели в виду авторы постановки.

Затем Сальери – персонаж эпохи перестройки, которого сметает молодая, летящая сила в лице Моцарта: его можно отравить, но нельзя остановить. Далее, наверное, величайшая театральная работа Табакова – герой 1990-х, Ванька Жуков из спектакля «Комната смеха». Сходящий с ума нищий пенсионер, вступающий в переписку с однополчанами, марсианами, клопами и королевой Великобритании, сыгран Табаковым с подлинно трагическим масштабом. А в сытые нулевые он исполнит роль изобретателя водородной бомбы Нильса Бора, напомнив нам, что за самыми прекрасными намерениями иногда скрываются зловещие последствия.

Его роли никогда не были впрямую социальными, острополитическими или откровенно публицистическими. Даже Мольера в «Кабале святош» Булгакова он сыграл без излишнего педалирования темы взаимоотношений художника и власти. Ему не нужно было этого, чтобы быть современным актером. Лицедей – всегда вовремя.

Кому многое дано…

Думаю, что даже если бы Табаков был только актером, то лишь списка его ролей вполне хватило бы на вечную память зрителей и коллег. Но суть в том, что помимо актерской жадности у него была еще и человеческая жадность труда, дела, помощи окружающим. Как Вселенная не терпит пустоты, так Табаков не мог не работать. Сам себя называл «бульдозером». Хотя, наверное, бульдозер давно сломался бы от такого количества работы.

Зачем ему, успешному актеру, лидеру труппы «Современника», было становиться директором театра? Зачем ему, одному из самых снимаемых и узнаваемых лиц советского кино, было вести детский театральный кружок во Дворце пионеров? Зачем ему, никогда не конфликтовавшему с властью, надо было снова и снова, разбивая лоб, добиваться открытия собственного театра для бывших студийцев? Зачем ему, уже руководителю театра, нужно было взваливать на себя один из самых сложных, чудовищно разложившихся театральных организмов – МХАТ?

А в конце жизни еще и школа-пансион для одаренных детей со всей России. Бесплатное обучение, лучшие педагоги, шикарное образование – это стало реальностью не только благодаря упорству и трудолюбию, но и главным образом благодаря страсти к жизни.

И так далее до бесконечности.

Сам он объяснял свои «общественные нагрузки» необходимостью «раздавать долги»: мол, кому многое дано, с того много и спросится…

В спектакле «Юбилей ювелира», поставленном к 80-летию актера (2015) (Фото: РИА Новости)

Табаков был максималистом и мог себе это позволить: его азарт жить оправдывал все. Он мог, например, выгнать со своего курса всех студентов и объявить новый набор – потому что надо жить и нет времени тратиться на неспособных. Когда Табаков стал художественным руководителем МХАТа, ситуация в театре была близка к летальному исходу. За три года каторжной работы Табаков превратил его в один из самых успешных театров мира. В возрожденном МХТ – полные залы зрителей, звездные лица, лучшие режиссеры, спектакли-события. Кажется, что сделать это было невозможно. Оказалось – вполне реально.

То, как Табаков преподавал, – совершенно отдельная история. Здесь сказался не только его высочайший уровень владения ремеслом (он сам предпочитал именно это слово), но и его невероятный талант человековедения. Ему достаточно было минуты, чтобы безошибочно определить, сможет человек стать артистом или нет. Так он «определил» Владимира Машкова, Евгения Миронова, Сергея Безрукова, Андрея Смолякова и еще несколько сотен актеров, составляющих сегодня костяк российского театра и кино. Но если не верил в будущую карьеру – расставался мгновенно.

Худруки успешных московских театров – Евгений Миронов, Евгений Писарев, Миндаугас Карбаускис, Сергей Безруков – выходцы из «Табакерки». Поддерживая в последние годы эпатажного режиссера Константина Богомолова, Табаков часто играл в его спектаклях сам, как бы ограждая режиссера от нападок противников. Он никогда не полемизировал с властью, но все знали: если надо, Табаков вступится и спасет. Его авторитет в театральных кругах был непререкаем, а его невероятное обаяние воздействовало на чиновников любого ранга самым гипнотическим образом.

Находиться среди «цыплят табака» значило быть защищенным от любых ветров и непогоды. Именно поэтому почти для всего театрального мира уход Табакова – это личное сиротство.

«Любите жизнь…»

Все грани его личности сходятся в одной истории. Когда приближался 80-летний юбилей, стали задумываться о том, какой ролью его отметить. Табаков выбрал пьесу Николы Маколифф «Юбилей ювелира» – рассказ об умирающем старике, который держится за жизнь только ради осуществления заветной мечты – чаепития с королевой Елизаветой. Это был самый неправильный с точки зрения юбилейных торжеств поступок: актер отказался от всех привычных амплуа, традиционных образов, а главное – от желания порадовать зрителя встречей с тем Табаковым, «которого-мы-все-хотим-видеть». Его работа в этом спектакле была образцом сдержанности, строгости и невероятного актерского изящества. Он выходил к зрителям, чтобы сказать им: «Любите жизнь. Любите. Даже если все, ради чего стоит жить, – несбыточное чаепитие с королевой. Любите жизнь…»

Свою автобиографическую книгу он назвал «Моя настоящая жизнь». Ее финал предельно откровенен, если не сказать – исповедален. Рассказывая о себе, Табаков, как всегда не стесняясь в выражениях, одновременно давал характеристику не только своему поколению, но и обстоятельствам места и времени, в которых жил сам и в которых жили и продолжают жить его зрители, его современники…

«В годы раннего "Современника" было в моде некое гражданское отношение и понимание действительности. Рассуждали примерно так: "Миром правит говно". Это произносилось убежденно, отчаянно и даже категорически. По молодости лет мне эта безнадежность нравилась, и я повторял сакраментальную мысль вслед за старшими товарищами.

Но вскоре мне стало скучно. По причине, если хотите, моего корневого жизненного устройства. Довольно быстро я сообразил, что лучше всех поют эту песню люди убогие, или, я бы сказал, сильно подпорченные природой и обществом. А вот которые посамостоятельнее, поавтономнее – те поют совсем по-другому, пытаются что-то сделать для жизни. Они и жизнь-то ощущают как подарок, какой бы трудной она ни была. <…>

Жизнь несовершенна, но миром правит отнюдь не то самое вещество. Им управляет вера, твое собственное желание сотворить что-то и не уйти бесследно. Надеюсь, именно этим питалась моя настоящая жизнь».