Опасное несовершенство
№46 октябрь 2018
Осенью 1993 года страна оказалась на пороге гражданской войны. Причина – в отсутствии реальных правовых механизмов поиска политических компромиссов, помноженном на нежелание самих политиков договариваться друг с другом
«Россия вступает в новую эпоху. Мы сдираем, счищаем с себя последние остатки грязи, вранья и фальши, накопившиеся за семьдесят с лишним лет. Еще несколько усилий – и нам всем станет дышать легче и свободнее. Если бы я в это твердо не верил, не стоило бы ничего и начинать» – так впоследствии оценил произошедшее осенью 1993 года Борис Ельцин.
Что ж, это было действительно эпохальное время.
Можно сколько угодно перечислять тяжелые последствия проводимых правительством Егора Гайдара радикальных экономических реформ, толкавших людей на активное участие в уличных акциях. Можно до бесконечности вымерять степень несогласованности статей тогдашней Конституции, ссылаясь на которые и Ельцин, и депутаты пытались переиграть друг друга в политических разборках тех лет. Однако все это без «человеческого фактора» вряд ли сработало бы.
Бескомпромиссность вчерашних политических союзников – вот что стало важнейшим элементом осеннего кризиса 1993 года. Президент Ельцин с одной стороны и спикер Верховного Совета Руслан Хасбулатов с верными ему депутатами – с другой были абсолютно уверены в своей правоте и при этом абсолютно не доверяли друг другу.
Последние годы существования СССР прошли под старым революционным лозунгом «Вся власть Советам!»
Именно поэтому никто не хотел уступать и никто не желал договариваться всерьез: переговоры, которые велись на протяжении последнего года перед кровавой развязкой, похоже, имели всего одну цель – переиграть, перехитрить, выиграть время, чтобы впоследствии нанести решающий удар.
«Поэтапная конституционная реформа»
Целью политической борьбы, что бы ни утверждали сами стороны конфликта, все-таки был контроль над финансовыми потоками и приватизационными схемами. Главным же объектом противостояния была действовавшая на тот момент Конституция в той ее части, которая касалась распределения властных полномочий.
Вплотную занимавшийся тогда (сначала в Верховном Совете РСФСР, а затем в правительстве и администрации президента РФ) вопросами конституционного права Сергей Шахрай подсчитал, что только с ноября 1991-го по декабрь 1992 года в текст Основного закона «было внесено более 400 нередко конкурирующих поправок». В результате, отмечал он, «любая из политических сторон могла, опираясь на действующие конституционные нормы, убедительно обосновать прямо противоположные позиции», что привело к ситуации фактического двоевластия.
С одной стороны, всенародно избранный президент обладал достаточно широкими правами. Ему согласно Конституции было подотчетно правительство, непосредственно осуществлявшее социально-экономическое управление в кризисный период. С другой стороны, в решающих ситуациях, включая проведение экономической политики, президент оказывался под контролем Верховного Совета и съезда народных депутатов РФ, поскольку согласно той же Конституции съезд и Верховный Совет являлись высшими органами государственной власти, наделенными правом принимать к рассмотрению любой вопрос государственного строительства, в том числе изменение Конституции. «И Верховный Совет активно пользовался этим правом, кроя и перекраивая Основной закон, особенно в части, касающейся распределения полномочий между ветвями власти», – писал Шахрай.
Именно несовершенство Конституции, полагает он, и «подталкивало политических противников не к конституционным, а к силовым методам разрешения противоречий». А это, в свою очередь, «таило в себе реальную опасность гражданской войны».
Наследство перестроечных лет
Истоки этого несовершенства, по-видимому, следует искать в разухабистых перестроечных годах. Сейчас уже мало кто помнит, но еще в 1988-м партия во главе с Михаилом Горбачевым вновь вывесила на знамена ленинский лозунг «Вся власть Советам!». Идея реформатора была благой: передать реальные рычаги управления от партийных структур к советским, от функционеров к выбранным представителям народа. Это и было, по мысли Горбачева, возвращением к «ленинским нормам».
В августе 1991 года, когда Борис Ельцин и Руслан Хасбулатов вместе боролись против ГКЧП, казалось, что их политическому союзу ничто не угрожает
Так появились вновь созданный съезд народных депутатов СССР и обновленный союзный Верховный Совет. Глава государства назывался председателем Верховного Совета СССР, коим Горбачев и стал весной 1989 года. Точно такую же систему власти полагалось воспроизвести на уровне союзных республик, что и было сделано год спустя. Так возникли съезд народных депутатов и Верховный Совет РСФСР. Председателем Верховного Совета РСФСР стал лидер тогдашней демократической оппозиции Борис Ельцин, которому кто-то подсказал, что позиция главы России наиболее выигрышна для дальнейшего противостояния с Горбачевым.
Но Горбачев к тому времени уже понял ущербность Советов вообще и Верховного Совета в частности: будучи коллегиальными органами власти, в кризисные моменты эти структуры мешали принимать быстрые решения, часто устраивая дискуссии на ровном месте. Тогда-то и появилась идея о введении поста президента СССР, единоличного главы государства, уполномоченного народом на решение стоящих перед страной судьбоносных задач. В итоге Горбачев стал президентом, а вслед за ним аналогичный кульбит проделали и председатели парламентов союзных республик, тут же пересевшие в президентские кресла. Правда, Ельцин оказался смелее Горбачева: если президент СССР не рискнул пойти на всенародные выборы и поэтому «в порядке исключения» получил полномочия из рук народных избранников (за него проголосовали 1329 депутатов), то Ельцину власть дал народ. 12 июня 1991 года за него проголосовало более 45,5 млн россиян.
Михаил Горбачев принимает присягу президента СССР. 15 марта 1990 года
Фигуры власти
Пока Советский Союз существовал, Ельцин и парламент РСФСР были одним целым. Но в конце декабря 1991-го Союз (не без их деятельного участия) рухнул: союзным депутатам так и не довелось помериться полномочиями с президентом СССР. Российскому же парламенту такая возможность представилась.
Органично встроить фигуру президента в систему, унаследованную от советских времен, не получилось. С одной стороны, президент провозглашался главой исполнительной власти, но с другой – сохранялась должность председателя правительства, которого президент назначал только с согласия депутатов. Утверждения в парламенте также требовали кандидатуры силовых министров и главы МИД.
При этом то, как именно должно проходить утверждение премьера и министров, прописано не было, и в результате многие ключевые решения принимались не в рамках строгой процедуры, а на основании ситуативных соглашений. Так, в декабре 1992-го первым утвержденным парламентом премьером стал Виктор Черномырдин: его избрали (!) на съезде народных депутатов по итогам рейтингового голосования среди нескольких кандидатов.
Правда, президент обладал правом вето, но его было нетрудно преодолеть: для этого требовалось всего лишь простое большинство от числа депутатов. К тому же помимо поста президента была учреждена еще и должность вице-президента. По словам Сергея Шахрая, эту должность Ельцин изначально готовил под своего верного советника – Геннадия Бурбулиса, однако в результате сложных закулисных договоренностей с подачи Ельцина на эту позицию был выдвинут популярный в народе генерал-«афганец» Александр Руцкой.
Круг его полномочий был описан чрезвычайно смутно, и если в США вице-президент, как правило, выполняет роль заместителя президента, то в новой России человек, занявший этот пост, готов был браться за все – Конституция ему это позволяла. Быстро поняв это, Ельцин сделал все, чтобы Руцкой «не высовывался». Так он нажил себе еще одного врага, который при этом в определенных, прописанных в Конституции обстоятельствах охотно мог занять президентское кресло.
Разрушение дисбаланса
Однако Ельцин был человеком иного склада, нежели Горбачев, и спуску ни народным избранникам, ни своему не в меру ретивому вице-президенту давать не собирался. Началась изнурительная борьба ветвей власти и людей власти друг с другом. Особую остроту процессу придавало то, что спор о полномочиях протекал в условиях развернувшейся «шоковой терапии» – экономической политики, резко обострившей социальную напряженность (депутаты, будучи выбранными по округам, не могли не реагировать на настроения избирателей), а также наращивавшей темпы приватизации государственного имущества, желающих управлять которым было хоть отбавляй.
Осенью 1993 года стало понятно, что время работает против Ельцина. Хасбулатов с Руцким готовились к «последнему и решительному бою». Формальное право находилось на их стороне: для реализации своих планов парламенту достаточно было в очередной раз изменить Конституцию, окончательно урезав полномочия президента.
Благодаря CNN обстрел здания российского парламента из танков наблюдал весь мир
На тот момент до конца президентского срока Ельцина оставалось всего два с половиной года, и на второй срок согласно действовавшей тогда Конституции он идти не мог. Основной закон не допускал к выборам лиц старше 65 лет, Ельцину же, родившемуся 1 февраля 1931 года, летом 1996-го шел бы уже шестьдесят шестой. Так что ему тоже было куда спешить…
«Я стоял перед серьезным выбором. Либо президент превращается в номинальную фигуру и вся власть в стране переходит к парламенту. Либо я должен предпринять какие-то шаги, которые бы разрушили создавшийся дисбаланс» – так впоследствии объяснял свои шаги в «Записках президента» Борис Ельцин.
Могло ли «разрушение дисбаланса» завершиться иначе, без пролития крови и стреляющих по зданию парламента танков? Строго говоря, ответа на этот вопрос нет. Однако в любом случае в том, что противостояние завершилось именно так, как завершилось, виноваты обе враждующие стороны. Каждая по-своему, но обе.
Осенью 1993 года время работало против Ельцина. Хасбулатов с Руцким понимали это и тоже готовились к «последнему и решительному бою»
Дмитрий Пирин, Раиса Костомарова