«Царя никто не хотел защищать»

Несмотря на то что к лету 1918-го Николай II перестал быть значимой политической фигурой, ненависть в политических кругах к бывшему императору и его семье, культивируемая в течение всего революционного 1917 года, оставалась предельно высокой. Именно поэтому казнь Романовых не взбудоражила российское общество, которое к тому моменту давно уже погрузилось в кровавое месиво Гражданской войны.

Фото: Замир Усманов/ТАСС

«Он виноват со всех сторон»

– Популярность императора в год 300-летия династии Романовых и в начале Первой мировой войны была достаточно высока. Но к 1917 году от нее не осталось и следа. Почему?

– Не следует думать, что Николай II совсем ничего не понимал в том, что касается выстраивания собственного образа. Он старался бороться за свой авторитет и для этого применял различные тактики, и не всегда они были неуспешными. Но надо отдавать себе отчет и в том, что, когда мы говорим о росте популярности императора в начале Первой мировой войны, мы все-таки допускаем неизбежное упрощение. У кого-то это действительно были искренние монархические чувства. Кто-то считал нужным поддержать главу своего государства во время войны. Кто-то использовал эту популярность из каких-то конъюнктурных соображений, потому что различные проекты – не только экономические, но и культурные, этнические и многие другие – иногда проще продвигать, апеллируя к авторитету власти. А когда мы обращаемся к авторитету, мы тем самым вносим некоторый вклад и в его усиление, не так ли?

– Как изменялось отношение лично к Николаю II и к императорской семье в целом в последние годы его правления?

– К тому времени получили широкое распространение антимонархические, антидинастические и просто антиниколаевские слухи. В каких-то из них он представал как предатель России, который готовит сепаратный мир, а иногда даже действует в сговоре с врагом. Порой – как пассивный деятель, который является игрушкой в руках своей супруги императрицы Александры Федоровны или Григория Распутина. В результате накануне Февральской революции даже многие монархисты, которые хотели бы любить своего императора, уже не могли этого делать – чувство было бы неискренним. И подчас по этому поводу они очень переживали: вот мы – монархисты, мы хотим быть верными, лояльными своему государю, мы желаем искренне любить его, но это невозможно.

В общественном мнении постепенно стала формироваться точка зрения, что царь виноват. Он виноват «профессионально», потому что он царь. Царь виноват как тиран. Царь виноват как плохой политик. Царь виноват как предатель. Царь, наконец, виноват потому, что бросает вызов моральным и религиозным представлениям народа – это опять же возвращаясь к слухам о влиянии Распутина. А если миллионы людей верят в какой-то слух и к тому же его еще подтверждают авторитетные «эксперты», это существенно. Это более реально, чем «реальность».

Кстати говоря, левые, в том числе большевики, распутинскую тему и до революции, и во время революции не очень-то педалировали, поскольку, с точки зрения левых, царь плох просто потому, что он царь. А вот для людей консервативных взглядов все это было очень сильным ударом.

– Как на авторитете императора сказалось убийство Распутина? Ведь это был заговор монархистов в поддержку монархии. Но вот главного объекта ненависти не стало, а ситуация на фронтах и внутри страны не улучшилась. Перекинулась ли агрессия по отношению к «старцу» на его царственных покровителей?

– Что можно сказать определенно и совершенно точно – убийство Распутина способствовало делегитимации власти. Почему? Потому что совершено убийство – и ничего не происходит. Никто не наказан. И царь не может ничего сделать. Не может наказать убийц, например. Или их помиловать. Он не может даже дать приказ провести расследование. Убийство и реакция на него продемонстрировали, что власть еще слабее, чем казалось.

«Революционная культура предполагала цареубийство»

– К февралю 1917 года нелюбовь к царю уже включает в себя идею его наказания?

– На этот вопрос очень сложно ответить. Мне неизвестно, был ли какой-то план, что монарха надо казнить. Да, отдельные разговоры зафиксированы. В уголовных делах об оскорблении царской семьи, например, встречаются указания на пожелание ему смерти, причем очень жестокой, иногда это буквально садистские вещи. Но к этому следует относиться осторожно. Мы же знаем, что люди подчас в разговорах, в каком-то эмоциональном состоянии чего только не наговорят. И нужно делать поправку на особенности источника: любой человек может быть оболган, слова ему могут быть приписаны. Короче говоря, я не думаю, что существовал какой-то план убийства царя и тем более царской семьи.

– Но в среде радикальных революционеров эта идея витала уже почти столетие, начиная с декабристов?

– В политической культуре революционного подполья, конечно, имели место и идея тираноубийства, и ориентация на предшествующую революционную традицию, то есть на английский «Великий мятеж» и, главное, на Французскую революцию. Эта культура не только не исключала цареубийства, но даже предполагала. А если мы вспомним, что немалая часть молодежи прошла через увлечение «Народной волей», то поймем, почему в 1917 году революционно-политическая культура в разных популяризированных, адаптированных версиях была влита в общественное сознание.

Россия платила высокую цену за многие годы отчуждения от политики. Огромная масса населения в условиях революции стремительно политизировалась, используя в качестве инструмента те образцы, в которых насилие, включая антимонархический революционный террор, было довольно важным компонентом. Сотни тысяч молодых и жестоких мужчин, представителей так называемого «комитетского класса» (новой группы людей, которые становились членами различных комитетов, многообразных советов), получили в 1917 году именно такую политическую прививку.

Александр Керенский и члены Временного правительства в Царском Селе, где до июля 1917 года находилась под арестом семья Николая II

– Получается, что общество восприняло единственную существовавшую альтернативную политическую культуру, а в ее рамках отношение к монарху было вполне определенным?

– Да, но это один источник. Второй очень важный источник – это конспирология и шпиономания эпохи Первой мировой войны. Поражения русской армии нередко объясняли заговорами. Казнили сколько-то реальных шпионов, но мы знаем, что в разных странах, и в России в том числе, из каких-то людей иногда просто делали козлов отпущения. И вот тут все это вернулось бумерангом: многие люди, скажем, были совершенно уверены в существовании секретной радиотелеграфной станции в царском дворце, которая передает какие-то сигналы в Берлин.

Газеты и журналы эти настроения подхлестывали, и далеко не только левая печать. Тут велика была роль либеральной, а порой и консервативной прессы. Символическая политика ведь может играть своего рода компенсирующую роль, и как раз некоторые консервативные издания пытались нарастить свой политический авторитет с помощью антимонархического творчества. Так, газета «Русская воля», которая стремилась сосредоточить вокруг себя силы правее кадетов, начала атаку на символику монархии. Пропагандировала демонтаж монументов царям, в частности замечательного с точки зрения своих художественных характеристик памятника императору Николаю I перед Исаакиевским собором в Петрограде. А защищала этот и другие монументы, кстати, газета Максима Горького «Новая жизнь», отражавшая взгляды левых социалистов. С ней сотрудничал художник, историк искусства Александр Бенуа, который, наоборот, был одержим идеей сохранения художественного прошлого, и он пользовался в этом отношении полной поддержкой Горького.

За годы войны популярность Николая II резко упала, и к началу 1917 года он воспринимался в обществе как главный источник бед страны

«Жаль, что я не знал вас раньше»

– Временное правительство и лично Александра Керенского как министра юстиции с первых дней начали забрасывать требованиями суда над Николаем…

– Сначала у новой власти была идея выслать Николая II за пределы России. Зондированием, насколько я понимаю, занимался лидер кадетов Павел Милюков, возглавлявший тогда Министерство иностранных дел. Но это оказалось невозможно по двум причинам.

Во-первых, Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, который обладал авторитетом и реальной властью, такое решение точно заблокировал бы, и, более того, оно спровоцировало бы очень серьезный политический кризис. Действительно, представим себе с точки зрения прагматики революции: что последовало бы за отъездом царя в Англию? Он тут же стал бы центром эмиграции. А все революционеры знали на примере Французской революции, что любой из членов королевской семьи, который оказывался за границей, представлял собой огромный ресурс для антиреволюционной деятельности. Нет, такого бы никто не допустил, конечно.

А во-вторых, и само правительство Великобритании в конце концов отказалось принять Николая, поскольку опасалось за свою собственную королевскую семью. Ведь некоторые обвинения в адрес Николая II могли быть легко спроецированы и на британскую правящую династию, которая носила название Саксен-Кобург-Готской и только во время Первой мировой войны была переименована в Виндзорскую, чтобы убрать этот немецкий элемент в названии. А одним из лозунгов Февральской революции был такой: «Победили немца внутреннего – победим немца внешнего». Каким это кризисом могло обернуться на английской почве? Там рисковать тоже никто не хотел.

– Какова была позиция самого Керенского?

– Его потом нередко обвиняли в том, что судьба Романовых сложилась так, как сложилась. Но понимаете, на Керенского и на Временное правительство давили со всех сторон. Многие люди были возмущены тем, что и после отречения император продолжает жить в императорском дворце в Царском Селе в достаточно комфортабельной обстановке. Они требовали, чтобы его, а то и всю царскую семью, перевели в Петропавловскую крепость или даже в Кронштадт. А Кронштадт – это красный остров уже весной 1917 года: там в ужасных условиях томились десятки офицеров, арестованных во время свержения монархии. Представляете, что стало бы с семьей императора, если бы такое решение было продавлено!

Думаю, изначально Керенский имел в виду организацию процесса над Николаем II. Этой цели было подчинено учреждение Временным правительством Чрезвычайной следственной комиссии для расследования так называемых «преступлений старого режима». Но оказалось, что многие из расхожих обвинений основывались исключительно на слухах. И это само по себе создавало проблему: как строить на таком суде линию обвинения?

Это один аспект. А другой состоит в том, что многие из тех, кто был верен царю до конца, хорошо отзывались о Керенском. Они чувствовали, что он искренне старается защитить Николая. На мой взгляд, личное общение Керенского с Николаем II сыграло здесь важную роль, потому что до этого у него было карикатурное представление об императоре, а тут он встретил человека, который обладал несомненным даром завоевывать сердца людей. И вместе с тем Николаю приписывают слова, которые были якобы обращены к Керенскому: «Жаль, что я не знал вас раньше». В дневнике бывшего императора встречаются лестные характеристики Керенского. Нужный человек на нужном месте – вот одна из них.

История этих отношений – в известной степени приговор дореволюционной политической системе, которая не смогла организовать диалог различных сил. В итоге представители этих сил имели карикатурное взаимное видение и демонизировали друг друга.

В общем, Керенский использовал свой революционный авторитет для того, чтобы сдерживать общественное негодование в адрес царя. И он часто подвергался критике за свою мягкость. Но к моменту отправки в Сибирь членов царской семьи его авторитет был еще так высок, что особых репутационных потерь в связи с этим он не понес. Для левых же политических сил уже важны были другие противники. Они занимались актуальной политической борьбой, и у них появились новые фигуры, персонифицирующие врага. Сначала министры Временного правительства Александр Гучков и тот же Милюков, потом Верховный главнокомандующий генерал Лавр Корнилов, а потом и сам Керенский. Судьба Николая была уже в некотором смысле вопросом истории.

– Почему было принято решение отправить царскую семью в Тобольск?

– Можно выделить два важных мотива. С одной стороны, нужно было снять с повестки дня раздражающий всех вопрос. С другой – к этому времени ситуация в столице становилась все менее и менее стабильной. Представим себе, что Николай и его семья оставались бы в Царском Селе во время выступления Корнилова. Многие воспринимали это выступление как монархический мятеж, и революционный комитет какого-то полка мог запросто сотворить что угодно. Опасность реально существовала, и, я думаю, она не была преувеличена. В этих условиях послать бывшего царя и его семью в тихую далекую провинцию могло казаться неплохим решением.

К 1918 году насилие стало настолько привычным, что люди выходили на демонстрации в поддержку террора

«Фирменный стиль» большевизма

– Непосредственную ответственность за убийство царской семьи несет вполне конкретная политическая сила – партия большевиков. Почему они пошли на этот шаг? И кто вообще принимал решение – центральное руководство или местные активисты?

– На мой взгляд, отрицать участие центрального руководства партии невозможно. Едва ли кто-то на месте решился бы действовать, если бы не был уверен, что в Москве это одобрят.

Политическая культура большевиков была очень жесткой, и это отличало их от других, даже революционных партий. «Фирменный стиль» большевизма – это жесткость, переходящая в жестокость, в сочетании с очень хорошей по российским меркам способностью к организации и некоторой грубостью действий. Все только болтают, обсуждают – а мы немедленно делаем, и жестко делаем. Мы настоящие революционеры, а они ненастоящие. И если уже 5 (18) января 1918 года большевики решились на расстрел демонстрации в защиту Учредительного собрания, в которой участвовали, между прочим, рабочие Обуховского завода, являвшегося одним из символов революционного социалистического движения; если многих людей арестовывали только за имущественное положение или социальное происхождение; если брали заложников, а потом ставили к стенке в алфавитном порядке, то почему они должны были сделать исключение для буквы «Р» – для Романовых? Для большевиков это не была выдающаяся жестокость.

– Изменилось ли к тому времени отношение к Николаю со стороны жителей России?

– Мы очень часто говорим о России, имея в виду русских, и русских в основном православных. Но вообще-то Россия состояла не только из русских и не только из православных. Если отношение православных к монархии в известном смысле было сакральным, то, например, для старообрядцев оно таковым не было. Более того, мы знаем, что некоторые старообрядцы долгое время воспринимали царя как Антихриста. Потом, к началу XX века, их отношение смягчилось, прагматизировалось.

В архивных делах по оскорблению царской семьи мне встречались случаи, когда какие-то старообрядцы повторяли, что царь – Антихрист. Как вы думаете, как эти люди реагировали на убийство царской семьи? Ну, как-то иначе, чем какие-то другие. А Урал, где происходило убийство, – это регион с большим старообрядческим населением. Кто-то одобрял казнь, потому что он был рабочим и имел антимонархические взгляды, а кто-то одобрял или, лучше сказать, принимал цареубийство, потому что был старообрядцем. Ну а если и рабочий, и одновременно старообрядец…

Если говорить о ненависти, то можно вспомнить мемуары эсера Василия Панкратова, который был отправлен Временным правительством в Тобольск для охраны Николая и его семьи с задачей в том числе проверять письма, адресованные бывшему императору. Масса писем представляла собой жестокие обвинения, иногда тексты и сопровождающие их рисунки были совершенно неприличными, порнографическими, если угодно. Потом, насколько мне известно, были обнаружены и рисунки непристойного свойства на стенах Ипатьевского дома в Екатеринбурге. К слову, применительно к Французской революции историки используют термин «политическая порнография», и французские гравюры конца XVIII века – не для слабонервных. В России все-таки, что касается печатных изданий, была более сильная самоцензура, но в самодеятельном творчестве можно обнаружить нечто схожее.

– То есть кольцо в любом случае сжималось?

– Царя либо ненавидели, либо не испытывали никакого желания его защитить. Но вот что важно. Произошло ужасное событие, которое для наших современников является символом ужасов Гражданской войны, – убийство царской семьи. Однако для людей, живших в то время, оно таковым не было. Одна из причин – это то, о чем я говорил, делегитимация, слухи о разврате императорской семьи и ее предательстве.

Но есть и другая очень важная вещь: к этому моменту люди своими глазами видели уже очень много убитых детей. Сотни тысяч людей погибли на фронтах Первой мировой войны. Сотни тысяч людей были насильно депортированы, иногда в достаточно тяжелых условиях. Событие, значение которого мы недооцениваем, – восстание в Средней Азии в 1916 году, когда тысячи русских поселенцев были вырезаны, подчас самым жестоким образом. И никто не знает, сколько киргизов и казахов тогда погибло. В общей сложности там речь могла идти не о десятках, а тоже о сотнях тысяч человек. Для всех, кто это видел, Гражданская война, пришедшая в их дом, в их семью, началась раньше.

Лубок «Забывчивый Николай». Рисунок и стихи Владимира Маяковского. Весна 1917 года

Есть некоторые индикаторы. Насколько я знаю, на территории Советской России органы не регистрировали повышения протестных настроений в связи с убийством царской семьи. То есть поводом для политической мобилизации это не стало. К примеру, разгон Учредительного собрания – стал. Заключение Брестского мира – стало. Попытки введения продовольственной диктатуры или мобилизация в Красную армию тоже были поводами для недовольства. А убийство царской семьи – нет. Отчасти это связано с тем, что многие противники большевиков были врагами монархии и (или) боялись обвинений в монархизме.

Более того, на территориях, которые красные не контролировали, мы также не фиксируем какого-то особого возбуждения. Допустим, в Киеве, который до революции был одним из центров русского монархического национализма, а в это время контролировался гетманом Павлом Скоропадским, симпатизировавшим монархистам, была организована панихида по погибшей царской семье. И присутствовавшие на ней были удивлены тем, как мало людей пришло на службу.

– Тем не менее факт убийства царя использовался в антибольшевистской агитации…

– Действительно, Верховный правитель России Александр Колчак инициировал расследование убийства членов царской семьи. Но, как мне кажется, это был именно что способ дискредитации большевиков, а не акция по сакрализации семьи императора. Понимаете, летом 1918 года идеологическое отождествление с Николаем II было равнозначно политическому самоубийству. Многие силы, которые мы по-прежнему по советской привычке называем контрреволюционными, выступали как антимонархические. Даже те из них, что не были левыми. В боевой песне Корниловского полка есть строки: «Мы былого не жалеем // Царь нам не кумир».

При этом главными противниками большевиков были те, кого в советское время называли «демократической контрреволюцией», хотя они себя считали демократическими революционерами. Это и состоявший из эсеров Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания в Самаре, союзниками которого были еще более радикально настроенные ижевские рабочие. Вот окажись Николай II в Ижевске, как повели бы себя эти рабочие, которые сражались против красных под красным знаменем? У меня нет ответа на этот вопрос. Но одно я могу сказать уверенно: сегодняшние попытки сделать трагедию царской семьи символом трагедии всей Гражданской войны – это само по себе некоторое искажение истории. Для современников это было не так. Трагедий было много, и разных, и они начались задолго до расстрела в Ипатьевском доме.

Что почитать?

Жук Ю.А. Исповедь цареубийц. Подлинная история великой трагедии. М., 2008

Колоницкий Б.И. «Трагическая эротика»: образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М., 2010