Жизнь за царя

Сто лет назад, в ночь с 16 на 17 июля 1918 года, в Екатеринбурге была расстреляна семья последнего русского императора Николая II. С наших нынешних высот – бесчеловечное преступление, с позиций тех лет – боюсь ошибиться, но, скорее всего, обычное дело… «Смерть тиранам!» – с этого, как известно, начинается всякая революция.

Возможно, кого-то заденет фатализм этой фразы, но я почти уверен, что участь Николая и его семьи была предрешена им самим в тот весенний день 2 (15) марта 1917 года, когда он принял решение отречься от трона. Став в этот момент «гражданином Романовым», ни он сам, ни его жена, ни их дети, ни кто-либо из тех, кто решил остаться с ним до конца, уже не имели шансов на спасение. Надеяться прожить остаток дней тихим обывателем в кругу своей семьи после 20 с лишним лет правления в России, в условиях, когда тебя не просто ненавидят, а когда ты сам смирился с этой ненавистью, уступив своим врагам власть, – это либо высшая степень политической наивности, либо проявление поистине борисоглебского смирения, готовности к добровольному закланию и жертве.

Был ли Николай наивен или же еще при жизни свят? Не буду судить ни о том ни о другом. Тем более что в действительности возможно и то и другое. Гораздо важнее, на мой взгляд, совсем иное. А именно – фактическое безразличие всего общества к судьбе того, чье имя ежедневно в течение десятилетий поминалось с церковных амвонов и легитимность власти которого была освящена вековой традицией, верой предков и всем укладом русской жизни.

Не будем лукавить: России середины 1918 года в лучшем случае было все равно, как закончит свою земную жизнь последний ее император. А в худшем… В худшем – огромные массы людей жаждали самой суровой кары для царя и его семьи. И забрасывали сначала Временное правительство, а затем и Совет народных комиссаров петициями и резолюциями, смысл которых был по-революционному прост: «Раздавить гадину!» И хотя ни одно из обвинений – ни в адрес императора (в измене Родине), ни в адрес императрицы (в измене и Родине, и супругу) – так и не подтвердилось, фактическая сторона вопроса уже никого не интересовала.

Очевидно, что и те, кто стрелял в царя и его детей в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге, и те, кто санкционировал это убийство (заранее или постфактум – в данном случае не имеет значения), совершили чудовищное преступление. Уверен, что они и сами это в глубине души понимали. Однако беда еще и в том, что вина за эти смерти лежит не только на этих людях, но в определенном смысле и на всем российском «народе-богоносце» той поры – народе, отвернувшемся от царя, презиравшем его, ненавидевшем его и желавшем смерти ему, его жене и детям.

Мог ли Николай предотвратить столь ужасный финал?

Думаю, мог. Для этого ему не следовало отдавать власть. Для этого нужно было бороться до конца за те принципы и те ценности, которые он считал значимыми на протяжении всей своей жизни, не отталкивая от себя тех немногих, но верных, кто готов был сражаться со злокачественной опухолью надвигавшейся революции.

Возможно, это был бы еще более страшный путь. Потому что уже в феврале-марте 1917-го если что-то и могло удержать страну на краю пропасти, то только жесточайшая диктатура, самый настоящий «белый террор». Не факт, что этот сценарий можно было бы реализовать, не факт, что это спасло бы империю и монархию. Но, не решившись на такой шаг, отказавшись от борьбы, Николай II проиграл сразу и все. Свою жизнь, жизнь своих родных, жизнь сотен тысяч своих подданных, наконец, свою страну, которую искренне любил и ради победы которой в войне, как он полагал, решился на отречение. Шанс был упущен, Россия покатилась под откос «мировой революции»…

Впрочем, зная все, что произошло с ним потом, невозможно осуждать Николая. Своей жертвенной смертью он и его близкие воистину искупили все свои грехи, все свои политические и человеческие ошибки, проявляемые порой слабость и малодушие, недопонимание того, чем в реальности живет их собственная страна и как в действительности следует ею управлять.

Однако, как бы там ни было тогда, сегодня, сто лет спустя после трагедии, произошедшей в Екатеринбурге, мы можем лишь молиться за этих людей – и за тех, кто принял мученическую смерть в Ипатьевском доме, и за тех, кто в ту страшную ночь был за его стенами.

Не будем забывать: это была гражданская война – самая настоящая катастрофа, жертвами которой в конечном счете стали не только те, кто сгинул в ее кровавом водовороте, но и те, кто заварил всю эту кашу. Будем же помнить о катастрофическом опыте русской истории. Мне кажется, именно это и будет лучшей памятью о последнем русском императоре, его семье и тех людях, которые были безвинно убиты вместе с ним в подвале дома инженера Ипатьева.