Царский прием

Советскому лидеру хотелось показать высоким гостям, что его страна успешно восстанавливается после изгнания врага. Что она полна сил и намерена решительно отстаивать свою роль в послевоенном переустройстве мира. Что СССР – законный наследник Российской империи, властители которой возвели в свое время прекрасный Белый дворец.

Место встречи изменить нельзя

Однако подготовить встречу, решение о которой было принято в октябре 1944 года, оказалось довольно трудно. Не только Ливадия, но и весь Крым были опустошены, население полуострова сократилось вдвое. Из дворца оккупанты вывезли все, что только можно. Дипломат Ростислав Сергеев вспоминал: «Всю мебель, предметы роскоши и прочее фашисты попросту сперли, даже ткань, которой были обтянуты стены. Сняли медные предметы, дверные ручки, шпингалеты. Из картин остались только две – их не смогли вывезти из-за их больших размеров». Не лучше выглядел и дворцовый парк: медсестра Лариса Васильева увидела там «кучи мусора», с горечью писала о том, что «деревья спилены, вырыты траншеи»…

Известные обстоятельства британский премьер-министр пытался использовать для того, чтобы перенести встречу на «свою» территорию – на Мальту, в Александрию или в занятый союзными войсками Рим. Сын президента США Эллиот Рузвельт вспоминал, что Уинстон Черчилль убеждал его отца: Крым кишит вшами, там свирепствует тиф, доехать в Ялту от аэродрома Саки невозможно и вообще жизнь и здоровье западных лидеров гарантировать нельзя. Но президент предпочел принять советские условия: по его заданию посол США в Москве Аверелл Гарриман изучил ситуацию и доложил, что дорога в порядке, как и санитарные условия в Крыму.

3 января 1945 года Сталин вызвал наркома внутренних дел Лаврентия Берию и поручил ему подготовить помещения для предстоящей конференции. В Крым тут же вылетели заместители Берии Сергей Круглов и Леон Сафразьян, которые лично осмотрели все виллы и особняки в окрестностях Ялты. Ливадийский дворец, где намечалось проведение заседаний, решили отдать американской делегации, чтобы прикованному к инвалидной коляске президенту не приходилось часто ездить. Британцам выделили Воронцовский дворец в Алупке, построенный по проекту англичанина Эдварда Блора, советской делегации – самый скромный Юсуповский дворец в Кореизе.

Уже 6 января на этих объектах взялись за ремонт 2200 рабочих. Наркомат обороны направил в Ялту 600 солдат для охраны и сотню грузовых автомашин, а Наркомат госбезопасности – 784 своих сотрудника во главе с генералом Петром Федотовым. Нацисты могли, собрав последние силы, подготовить покушение на лидеров «Большой тройки», как это уже было в Тегеране. По всему Южному берегу Крыма были проведены облавы, задержано 324 «подозрительных» человека, изъято много оружия. Чтобы защититься от возможного нападения с воздуха или с моря, во дворцах оборудовали бомбоубежища, побережье патрулировали корабли Черноморского флота.

Тем временем из Москвы в Симферополь эшелонами везли мебель, ковры, кухонную посуду, сервизы и, конечно, еду, которой в Крыму остро не хватало. В Ливадийский и Юсуповский дворцы были даже доставлены картины из Третьяковской галереи, правда не самые ценные, из запасников. Во всех дворцах оперативно восстановили электроснабжение, оснастив их на случай перебоев автономными генераторами. Наладили водопровод и канализацию. В Воронцовском дворце подготовили 22 комнаты класса люкс и 23 комнаты для помощников и персонала, в Ливадийском – 43 и 48 соответственно. Для гостей предусматривалось 28 легковых автомобилей западных марок. Двухкомнатный номер Черчилля включал гостиную с камином, а в ванной Франклина Рузвельта семь раз перекрашивали стены, чтобы они гармонировали с цветом черноморских волн. Большое внимание уделили спиртному: из крымских подвалов привезли уцелевшие марочные вина, из Москвы – водку, а из Еревана – коньяк, который особенно любил Черчилль.

«Как сыр в масле»

В первый день февраля в Симферополь на поезде прибыл Сталин и другие советские руководители, включая Берию, который в конференции не участвовал, но незримо надзирал за всем происходящим. Рано утром 3 февраля на аэродроме Саки приземлился самолет с госсекретарем США Эдвардом Стеттиниусом на борту, затем прибыл Рузвельт. Два солдата бережно перенесли его в «виллис», на котором он объехал строй почетного караула. Президента встречали нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов и прилетевший чуть раньше Черчилль, который, в отличие от американца, прошел вдоль строя пешком, пристально вглядываясь в лица солдат, словно пытаясь отгадать секрет их победы. Гости пять часов ехали по горным дорогам к морю, мимо опустевших разрушенных селений. Рузвельт позже признался, что этот день «прибавил у него ненависти к фашизму».

Чтобы отвлечь визитеров от грустных мыслей, на полпути для них «накрыли поляну»: были устроены шатры с икрой, балыком и всевозможными напитками. Уставший Рузвельт отказался, а Черчилль охотно отдал дань деликатесам. Но это было только начало. Заместитель британского министра иностранных дел Александер Кадоган писал жене, что в каждой комнате Воронцовского дворца гостей ждали вазы с фруктами, бутылки минеральной воды и графины водки. На обед подавали икру, копченого лосося, опять-таки водку и много другой еды, включая мандарины (их доставили спецрейсом из Аджарии). Черчилль ежедневно выпивал по две бутылки своего любимого коньяка и при этом, как отмечал тот же Кадоган, хлестал «ведрами кавказское шампанское, которое подорвало бы здоровье любого обычного человека». Дочь премьера Сара писала матери: «Мы тут катаемся как сыр в масле», а другая юная англичанка, секретарша военного ведомства Джоан Брайт, упоминала о «сказочном изобилии еды». Повара, выписанные из лучших московских ресторанов, готовы были выполнить любой каприз иностранцев. Когда Джоан во время обеда призналась, что никогда не пробовала котлет по-киевски, официант через час принес ей это блюдо.

Экспозиция Ливадийского дворца-музея, посвященная Ялтинской конференции

Для американских и британских гостей щедрое угощение и бесконечные тосты оказались непривычными – совсем как для иноземных участников ассамблей Петра Великого. Американский генерал Лоуренс Кьютер со смесью восхищения и ужаса рассказывал: «В качестве первого блюда за утренним завтраком подавался средних размеров бокал крымского коньяка. За коньяком и вступительными тостами следовали повторные угощения икрой с водкой. После них подавались холодные закуски с белым вином, под конец сервировались крымские яблоки с многочисленными бокалами довольно сладкого крымского шампанского. Последним блюдом был стакан горячего чая, к которому подавался коньяк. И это был лишь завтрак!» Английский генерал Гастингс Исмей (будущий генсек НАТО) ворчливо называл встречу «приятной в гастрономическом отношении, бесполезной в военном и угнетающей в политическом».

Кульминацией стал вечерний прием в Юсуповском дворце, который Сталин дал 8 февраля для Рузвельта и Черчилля. На нем, кроме приевшихся уже икры и балыка, гостей удивляли жарким из рябчиков и куропаток, тушенной с черносливом олениной и осетриной по-царски. Один из участников обеда, сохранивший трезвый рассудок (что было непросто), зафиксировал 45 тостов и 20 перемен блюд.

Понятно, что на таких приемах угощались только официальные члены делегаций – секретарям, охранникам и прочему обслуживающему персоналу зачастую приходилось терпеливо ждать, когда закончатся многочасовые заседания и встречи. Советским участникам переговоров отказывали не только в еде, но и во сне, поскольку многие документы, по известной сталинской привычке, готовились по ночам. Сергеев вспоминал, что все семь дней основной работы конференции наши дипломаты почти не спали. Особенно досталось переводчику вождя Владимиру Павлову: он был один, его коллегу Валентина Бережкова отозвали из Крыма. Выяснилось, что родители Бережкова оставались в оккупированном немцами Киеве, и этого хватило, чтобы опытного переводчика на время проверки отстранили от всех важных мероприятий. А тот, кому пришлось работать за двоих, удостоился разноса от самого Сталина, когда на приеме посмел взять со стола тарталетку: «Мы сюда не кушать приехали, товарищ Павлов!»

11 февраля в Ливадийском дворце состоялся прощальный ужин. Снова были горы снеди и бесконечные тосты. По свидетельству Сергеева, Сталин поднял бокал за британского премьера: «Слышал, нас называют "святой троицей" – Сталин, Рузвельт, Черчилль. Тогда Черчилль у нас "святой дух", потому что много летает на самолетах, столько времени проводит в воздухе. Вот за него я и предлагаю выпить!» Всем гостям подарили русские сувениры, а премьеру еще и бочонок коньяка.

Черчилль с дочерью задержался в Крыму после конференции на два дня, чтобы посетить места сражений Восточной (Крымской) войны под Севастополем, где покоились многие англичане, включая его предка из рода Мальборо. «Мы посетили его могилу и были очень поражены заботливостью и вниманием, с которыми за ней ухаживали русские», – писал он в воспоминаниях. Улетая 14 февраля в Грецию, Черчилль выразил «благодарность и восхищение доблестным русским народом и его армией». Говорят, что Рузвельту, уже добравшемуся к тому моменту до Вашингтона, так понравился Ливадийский дворец, что он даже предложил Сталину продать его. Тот вежливо отказался: «Дворец, как и все в СССР, принадлежит народу»…

Вождь предпочел оставить Ливадию себе, превратив ее в правительственную резиденцию. Правда, он любил отдыхать на Кавказе и приезжал сюда только дважды. В 1947-м навестил эти места мимоходом, прежде чем отправиться в Сочи на крейсере «Молотов», а в следующем году приехал на целых 20 дней. По словам охранявшего его лейтенанта Александра Федоренко, Сталин жил уединенно, в компании начальника охраны Николая Власика и личного секретаря Александра Поскребышева. Гулял в Итальянском дворике, читал или просто сидел в тени, покуривая свою знаменитую трубку. Иногда «виллис» отвозил его к морю за 2 км от дворца, но купался вождь редко – чаще ходил по берегу и швырял в воду камешки. Ездил на «Госдачу № 3» в Массандру, бывший дворец Александра III, а однажды Власик отвез его в горы на шашлык. Больше в Ливадию Сталин не приезжал. Как и другие участники конференции, сотворившей за семь дней новый мировой порядок.