Воля без народа

Основанная 140 лет назад, в июне 1879 года, революционная организация «Народная воля» прославилась целой серией политических убийств, самым громким из которых стала «казнь» Александра II

Что и говорить, именно тогда политический террор сделался для радикалов одним из самых удобных способов заявить о себе во весь голос. Народовольцы, видевшие в нем едва ли не главное орудие в борьбе с правительством, выражаясь современным языком, пропиарили русских революционеров по всему миру – от Берлина до Монтевидео. Они, пользуясь удачным определением Георгия Плеханова, действительно остановили на себе «зрачок мира».

Что же заставило мирных пропагандистов взяться за бомбы и револьверы? Каковы в целом причины возникновения экстремистских настроений в рядах народничества?

Хождение в народ

В мемуарах участников событий (например, Михаила Фроленко, Николая Морозова и других) можно прочитать, что толчком к расколу организации «Земля и воля», существовавшей в 1876–1879 годах и занимавшейся главным образом пропагандой революционных идей, стало появление в Петербурге активного землевольца Александра Соловьева. В разговорах с товарищами он не скрывал, что собирается убить императора Александра II за то, что власти жестко преследуют пропагандистов-народников в деревне.

Задумка Соловьева вызвала бурные дискуссии в руководстве «Земли и воли». Участница организации Вера Фигнер вспоминала об одном из эпизодов тех горячих споров: «Возмущенный Попов воскликнул: "Если среди вас найдется Каракозов, то не явится ли и новый Комиссаров, который не пожелает считаться с вашим решением?!" На это друг Попова Квятковский, вместе с ним ходивший в народ, крикнул: "Если этим Комиссаровым будешь ты, то я и тебя убью!"». Речь шла о крестьянине Осипе Комиссарове, который в 1866 году помешал Дмитрию Каракозову застрелить Александра II у ворот Летнего сада в Петербурге. В конце концов землевольцы пришли к соломонову решению, позволив членам организации в частном порядке помогать Соловьеву в подготовке покушения на царя. Впрочем, оно не удалось, Соловьев был казнен.

Однако все это вряд ли можно считать истинной причиной раскола «Земли и воли». Настоящие его причины лежали гораздо глубже. Начнем с того, что программа «Земли и воли» распадалась на организаторскую и дезорганизаторскую части. В первой из них провозглашалось, что основным методом действий народников остается мирная пропаганда идей социализма среди крестьян, для чего революционеры должны овладеть профессиями, необходимыми в деревне, и постепенно врастать в крестьянскую среду. Именно этим в массе своей и были заняты землевольцы, работавшие учителями, как тот же Соловьев, фельдшерами и даже кузнецами.

Дезорганизаторская же часть программы подразумевала создание небольшой (13–15 человек) группы боевиков, перед которой ставились вполне определенные задачи. Она призвана была защищать подпольную организацию от шпионов и предателей, а также устанавливать связи с офицерами и по возможности привлекать на свою сторону чиновников центральных учреждений. Содержался в ней очень важный и весьма действенный, как оказалось, пункт о необходимости истребления наиболее вредных (то есть наиболее выдающихся) членов правительства «и вообще людей, которыми держится тот или иной ненавистный порядок». Каковы должны были быть критерии отбора жертв землевольческого террора, оставалось неясным…

В деревне пропагандистов на их нелегком пути поджидали две основные трудности. Во-первых, народников заедала их легальная работа, исполняемая в соответствии с приобретенной ими профессией. Труд по 10–12 часов в сутки не всегда выдерживали даже привычные к физическим нагрузкам люди, а главное – он не оставлял времени для регулярной пропаганды. Не будешь же по ночам стучаться в избы к спящим мужикам и бабам с предложением рассказать кое-что о социализме!

Во-вторых, со временем завоеванные народниками доверие и поддержка крестьян насторожили и возмутили тех, кто имел в деревне реальную власть. Полетели доносы, обеспечившие пропагандистам звание «врагов общественного порядка» и строгий надзор полиции. Землевольцы еще раз убедились, что при отсутствии правильной политической жизни в империи их поселение в деревне – вещь небесполезная для крестьян в их повседневном быту, но, по сути, напрасная трата сил и времени с точки зрения подготовки революции.

Террор на пороге

Гораздо более перспективной, живой и боевитой выглядела работа в городах. Деятельность дезорганизаторской (боевой) группы землевольцев вскоре стала играть самостоятельную и достаточно важную роль.

В короткий период с февраля по май 1878 года последовали убийства начальника штаба Киевского губернского жандармского управления барона Густава фон Гейкинга и агента сыскной полиции рабочего Акима Никонова, было совершено покушение на заместителя киевского губернского прокурора Михаила Котляревского. В августе того же года в центре Петербурга Сергей Кравчинский (будущий писатель Степняк-Кравчинский) заколол кинжалом шефа российских жандармов генерала Николая Мезенцева. В феврале 1879 года были убиты харьковский губернатор Дмитрий Кропоткин и предатель Николай Рейнштейн, а в марте произведен выстрел через окно кареты в нового шефа российских жандармов Александра Дрентельна. При этом работа дезорганизаторов не ограничивалась покушениями на тех или иных чиновников и расправой с предателями. Еще в 1876-м они организовали лихой побег из тюремного госпиталя Петра Кропоткина – двоюродного брата убитого харьковского губернатора и будущего корифея российского и европейского анархизма. Два года спустя Фроленко, устроившись надзирателем в Киевский тюремный замок, освободил из него своих товарищей Льва Дейча, Якова Стефановича и Ивана Бохановского.

Покушение А.К. Соловьева на императора Александра II. Рисунок Д.Н. Кардовского. 1931 год

Иными словами, чем дальше, тем большей части землевольцев становилась абсолютно понятной бесперспективность их поселения в деревне при существующем режиме. Усилия же дезорганизаторов, казалось, приближали революцию и к тому же сделали «Землю и волю» широко известной в России и за ее пределами. Да, от покушений на царя и высших чиновников самодержавный режим не рухнул, но террор, как представлялось тогда, превращал революционеров из мальчиков для битья в серьезных оппонентов Зимнего дворца.

К весне 1879 года (когда и появился в Петербурге Соловьев) разногласия между сторонниками традиционной работы с крестьянами («деревенщиками») и «политиками», отстаивавшими переход к новым формам борьбы с режимом, приняли настолько острый характер, что в итоге решено было созвать съезд ведущих деятелей «Земли и воли», чтобы попытаться разобраться с этими разногласиями. Прежде всего подпольщики озаботились местом проведения съезда, выбирая между Тамбовом и Воронежем. К июню остановились на Воронеже, поскольку туда, в знаменитый Митрофаньевский монастырь, съезжалось много богомольцев, среди которых легко можно было затеряться десятку-другому молодых людей.

Сторонники террористической борьбы предпочли собраться еще до начала съезда, чтобы, во-первых, прикинуть, сколько их и на кого они могут рассчитывать, а во-вторых, выработать общую позицию. В качестве места сбора выбрали Липецк, расположенный недалеко от Воронежа и имеющий славу курорта с лечебной водой, так что новые люди там тоже несильно бросались в глаза.

Арест пропагандиста. Худ. И.Е. Репин. 1878 год

Совершенно неожиданно в Липецк пригласили и Андрея Желябова. Неожиданно потому, что он был известен как завзятый пропагандист и противник террора. Но настроения среди землевольцев, видимо, действительно менялись на глазах: подумав, Желябов дал согласие на участие в единичном террористическом акте – убийстве Александра II. В Липецке он, к удивлению многих товарищей, уже развивал стройный план действий боевой организации.

По мнению народников-мемуаристов, такая перемена во взглядах имела чисто психологическое объяснение. Не приходилось сомневаться, что террор со стороны правительства не оставлял российским революционерам иной судьбы, нежели высылка, тюрьма или даже казнь. Поэтому решение изменить ситуацию одним махом показалось Желябову вполне разумным или во всяком случае более перспективным в сравнении с печальной участью пропагандиста при отсутствии результата.

Приговор царю

Целью сбора в Липецке не являлось коренное изменение программы «Земли и воли» – на это радикалы пока не замахивались. Здесь в первую очередь обсуждались такие вопросы, как образование мощной боевой организации и предоставление ей необходимой свободы действий. О заговоре, захвате власти и последующей передаче ее народу речь, конечно, тоже заходила, но с этой идеей на данный момент можно было только спорить или соглашаться – ее время еще не пришло. О народе, явно неготовом массово поддержать революцию, решили пока не вспоминать. Будущим народовольцам гораздо более важным представлялось обсуждение организационных проблем, решение которых позволяло бы перейти от оборонительных действий к наступательным.

Шеф российских жандармов генерал Николай Мезенцев (1827–1878) стал одной из жертв боевой группы землевольцев

Дело в том, что непрерывными высылками, тюремными сроками, а то и казнями радикалов правительство ошеломило и растревожило общество. Все чаще можно было услышать, что дальше так жить нельзя, что надо положить конец подобным порядкам. Изменить ситуацию небольшой группе боевиков-землевольцев было явно не под силу, а потому насущно необходимым оказывалось создание хорошо законспирированной организации. Об этом-то и говорили в Липецке. Организацию предлагалось разделить на несколько отделов, один из которых станет добывать деньги, другой – готовить и печатать неподцензурные материалы, третий – разыскивать новых бойцов, четвертый – разрабатывать главный удар. Все они должны были управляться неким Центром, обладавшим, по сути, диктаторскими полномочиями.

Хотели они того или нет, размышления и предложения участников липецкой встречи вступали в явное противоречие с некоторыми программными положениями «Земли и воли». В ее программе, в частности, значилось: «Революция – дело народных масс. Подготовляет их история. Революционеры ничего поправить не в силах. Они могут быть только орудиями истории, выразителями народных стремлений. Роль их заключается только в том, чтобы, организуя народ во имя его стремлений и требований и поднимая его на борьбу… содействовать ускорению того революционного процесса, который, по непреложным законам истории, совершается в данный период [здесь и далее курсив наш. – Л. Л.]». Ниже в первом же номере газеты «Земля и воля» подчеркивалось: «Мы должны помнить, что не этим путем [то есть террористическими актами. – Л. Л.] мы добьемся освобождения рабочих масс. <…> Террористы – это не более как охранительный отряд, назначение которого – оберегать работников среди народа от предательских ударов врагов». Наконец, «Земля и воля» категорически отказывалась от политической борьбы, видя в ней «погоню за случайной и временной целью». С подобными заключениями новоиспеченные «политики» согласиться никак не могли.

В завершение липецкой встречи, положившей начало движению народовольцев, Александр Михайлов зачитал обвинительную речь против Александра II. Ему вменялись в вину обман народа щедрыми обещаниями и посулами, лицемерие его реформ, нищета народных масс, жестокий разгром Польского восстания 1863–1864 годов, казни радикалов в Киеве, Одессе и Петербурге, варварское обращение с политическими заключенными. В результате одиннадцать молодых людей, собравшихся в Липецке, среди которых не нашлось ни одного защитника царя-освободителя, вынесли Александру II смертный приговор, после чего переместились в близлежащий Воронеж.

Петр Кропоткин

Вера Фигнер

Георгий Плеханов

Андрей Желябов

Из Воронежа в никуда

Разговор на воронежском съезде получился очень тяжелым, а порой и излишне нервным. Оно и понятно, ведь спор касался собственно народнических, давно выработанных, а потому освященных традицией убеждений. Теоретические разногласия, зачастую непростые личные отношения, вызывавшие взаимное недоверие, – все это выплеснулось на съезде в полной мере. Кроме того, добавилось не дающее покоя многим ощущение, которое лаконично сформулировала Вера Фигнер: «Нас приглашали к участию в политической борьбе, звали в город, а мы чувствовали, что деревня нуждается в нас, что без нас темнее там».

Прямое столкновение «деревенщиков» и «политиков» произошло уже на первом заседании, когда незначительным большинством голосов за последними все-таки было признано право пропагандировать свои взгляды в землевольческой печати. Вскоре после этого съезд покинул один из столпов «Земли и воли» Георгий Плеханов, сказавший на прощание: «В таком случае, господа, мне здесь больше делать нечего. Приняв свое решение, вы тем самым признали, что "Земля и воля" как носительница и выразительница революционно-народнических идей отныне перестает существовать».

Однако в Воронеже организация, вопреки словам Плеханова, существовать еще не перестала. Здесь был достигнут некий компромисс, хотя все понимали, что его хватит в лучшем случае на несколько месяцев. Так оно и произошло. Поводы к неудовольствию, взаимным упрекам, а в конце концов и к розни возникли на чисто практической почве: «деревенщики» и «политики» не могли поделить деньги, собранные на продолжение революционной работы; в подпольной типографии отказывались печатать статьи тех или иных землевольцев в зависимости от взглядов наборщиков и т. п. По утверждению Фроленко, к концу лета возобладало настроение, отраженное в следующем тезисе: «Лучше полюбовно разойтись, чем враждуя, ссорясь дружить». В августе 1879 года «деревенщики» из формулы старой организации выбрали себе «землю» и стали называться «Черным переделом», а «воля» досталась «политикам», объединившимся под именем «Народная воля».

Позже будет еще много всего. Подрыв царского поезда под Москвой, взрыв столовой в Зимнем дворце, попытка минировать Каменный мост в Петербурге, подкоп под Малую Садовую улицу и, наконец, две роковые бомбы на набережной Екатерининского канала, оборвавшие жизнь императора. Но «Народная воля», насчитывавшая в период своего расцвета около 500 членов, занималась не только террором. Народовольцы создали Рабочую и Военную организации (группы), вели успешную пропаганду среди студентов, наладили выпуск неподцензурной газеты и даже завели своего агента (легендарного Николая Клеточникова) в Третьем отделении. Однако все это не помогло им достичь цели – освобождения народа – без его участия и поддержки, чисто террористическими методами. Путь, начавшийся в Липецке и Воронеже, увел в никуда множество деятельных, решительных молодых людей и в конечном счете стоил некоторым из них жизни.

Лучшим финалом рассказа о создании, да, пожалуй, и обо всей деятельности «Народной воли» мог бы стать короткий, но о многом говорящий диалог, состоявшийся между ветераном пропагандистского движения Дмитрием Рогачевым и членом Исполнительного комитета (руководящего органа «Народной воли») Аароном Зунделевичем. Его передал писатель Владимир Короленко:

– Скажите, Зунделевич, – спросил Рогачев, – что вы имели в виду, посягая на жизнь царя, которого весь народ еще признавал своим освободителем?

На этот вопрос, поставленный в упор, Зунделевич несколько смешался. Очевидно, готового ответа у него не было.

– Мы думали, – ответил он, – что это произведет могучий толчок, который освободит присущие народу силы и послужит началом социальной революции.

– Ну а если бы этого не случилось и народ социальной революции не произвел… как и вышло в действительности… Тогда что?

Зунделевич задумался, как бы в колебании, и потом ответил:

– Тогда… тогда мы думали… принудить…

Правда, неплохо для демократа, сторонника передачи власти народу и борца за социалистические идеалы? Видимо, Зунделевич и иже с ним разделяли мнение, выраженное неким неглупым циником: «От народа, запуганного деспотизмом властей или радикалов, трудно ожидать живости ума».

Что почитать?

Троицкий Н.А. Крестоносцы социализма. Саратов, 2002

Ляшенко Л.М. Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров. М., 2016